Меня удивляло, что Серпинар попробовал уговаривать. Я отрицательно покачала головой.
— Я ведь все равно добьюсь от вас желаемого, — вздохнул магистр. — С вашей стороны не просто глупо, но и несправедливо отказывать мне в удовольствии считать, что вы сами одумались и с моей помощью спасли себя. Наглость была настолько восхитительна в своей незамутненной чистоте, что я позабыла об осторожности и посмотрела Серпинару в глаза.
И пропала. Тело сковало чужой магией, отвести взгляд больше не могла. Глаза болели, голова кружилась. Безликий принуждал, пытался забраться в мою память, выудить образы, раз я отказывалась рассказывать сама. Казалось, с лица медленно срезали тонкие лепестки кожи и мышц ледяным, голубым, как кольцо магистра, ножом. Говорить или кричать не могла, только всхлипывала от боли, по щекам текли слезы. Каждый вдох давался с трудом. Несмотря на это, я сопротивлялась и боролась, закрывала от мучителя воспоминания.
Он отлично понимал, что не узнает ничего. И довольно скоро смирился с этим. Мое упрямство было ему не в новинку. Но пытки всегда доставляли Серпинару особое удовольствие, он не прекращал их, даже если добивался желаемого. Вот и сейчас меня он не отпустил, только немного ослабил нажим. — Вы же хотите, чтобы я оставил вас в покое, — вкрадчивый баритон, ласковые интонации, спокойный взгляд черных глаз вернувшего свой обычный облик инквизитора. — Кивните, если это так.
Смысла отрицать очевидное не видела и кивнула в нелепой надежде, что это успокоит жажду крови Серпинара. Он действительно снова ослабил воздействие.
— Ваша несговорчивость меня поражает, — в красивом баритоне слышалось разочарование. — Она бессмысленна и может навредить вашей дочери. Хоть это вы понимаете? Снова кивнула. Я отлично понимала возможные последствия и в упреках палача нуждалась меньше всего.
— Вы не очень благоразумная мать, — пожурил он и вдруг просиял, словно на него снизошло озарение: — Ваш спутник отец ребенка?
Я просто кивнула в ответ.
— А я-то думал, вы носите дитя от Его Высочества, — всплеснул руками инквизитор. — Теперь понятно, почему вы так ревностно защищаете своего спутника. Мне следовало раньше догадаться.
Он вздохнул, невесело усмехнулся, покачал головой, продолжил несколько извиняющимся тоном.
— В вопросах отцовства я ошибся третий раз в жизни. А вот в определении предателей не ошибался ни разу… Пусть вы и не помогли мне, но…
Он подался вперед, заглянул мне в глаза. Заговорил серьезно, сочувственно. Будто искренне сопереживал, как друг. — Баронесса Лантер… Софи, понимаю, мое предложение покажется смешным, нелепым даже. Вы так уверены в своем спутнике, думаете, он будет бороться за вас так же, как вы за него. Но когда он вас предаст, а это непременно произойдет, приходите ко мне. Если останетесь живы. Я помогу. Одной с маленьким ребенком вам не справиться. Подумайте о дочери и приходите.
Он вдруг показался поразительно искренним, а в голосе не слышались те особые чарующие нотки.
— Я не понаслышке знаю, как трудно приходится одинокой матери без родных и друзей. Без связей и даже крыши над головой. Я буду рад, если вы надумаете. И помогу без всяких условий. Ничего не попрошу взамен.
В его словах не ощущалась магия убеждения, не чувствовалось пресловутое очарование Змей. Великий магистр Серпинар покорял сердечностью настолько, что я верила. Впервые верила ему. Вопреки всему, что знала о нем, несмотря на пытки, прошлые и завершившиеся несколько минут назад. Я просто знала, что он говорил от души, словно поделился чем-то личным.
Он не ждал моего ответа. Отстранился и будто вдруг вспомнил о цели и обстоятельствах нашей встречи. Взгляд стал жестким, Серпинар вновь смотрел на меня свысока, с легкой насмешкой.
— Я желаю вам благоразумия, баронесса. И трезвомыслия. Обозначив поклон, магистр постепенно растворился в воздухе.
— Почему ты меня не разбудила?
Эдвин сидел на том же месте, где только что был Серпинар.
От этого совпадения меня передернуло.
— Не успела, — честно призналась я, тыльной стороной ладони коснувшись носа, чтобы проверить, не идет ли кровь. Ее не было ни там, ни на щеках. Только еще не высохшие слезы. Виконт вздохнул и ровным, ничего не выражающим тоном заметил:
— В этот раз, кажется, вы вполне мирно поговорили. — Если не считать пытки в начале, — едко ответила я, — то беседа была вполне светская.
— Если бы ты разбудила меня, я смог бы предотвратить, — раздраженно бросил он.
— Ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? Думаешь, я делаю это нарочно? Скучаю по нему? — вспылила я.
Отшвырнула одеяло, вскочила. На ногах стояла нетвердо, но от Эдвина, протянувшего руки, чтобы меня поддержать, отшатнулась.
— Не тронь, — прикрикнула я и ушла от костра, наподдав пустой фляге. Металлическая посудина отскочила, налетела на камень, обижено звякнула. На блестящем боку осталась вмятина. Присев на валун у самого края защищенного заклинаниями пространства, попыталась успокоиться. Ни яркие звезды, ни стрекот сверчков, ни медовый запах вереска не помогали. Напротив, тяжелый аромат цветов казался удушливым и ядовитым. Как упреки артефактора.
— Я вовсе не имел в виду… — раздался за спиной тихий голос Эдвина.
— Тогда тебе следует говорить только то, что ты в виду имел, — перебила я.
— И не поспоришь, — согласился он, явно пытаясь меня задобрить. — Я за тебя боюсь, Софи.
— Да. Заметно, — все еще не поворачиваясь к нему, кивнула. — Можешь больше не волноваться. Серпинар сказал, что у меня сегодня был последний шанс повлиять на собственную судьбу.
Так что вряд ли он еще раз явится.
— Думаю, не все так просто. Он ведь не получил, что хотел, — не дрогнувшим голосом возразил виконт и осторожно добавил:
— Так ведь?
— Разумеется, — процедила я, сцепив руки на груди.
От злости и обиды на артефактора сдерживать разрушительную магию становилось сложней с каждым ударом сердца. Ладони покалывало, чувствовала, как пальцы обжигало пока не выплеснувшееся волшебство. Особую прелесть добавляло осознание, что в этот момент Эдвин активно изучал состояние моего дара, прощупывал меня. Словно надеялся так проверить честность.
Но прежде, чем я возмутилась и наломала дров, он крепко обхватил меня сзади одной рукой за плечи, так что вывернуться не могла. Другую ладонь положил на левый висок. Мир расцвел многообразием красок лечебного волшебства, головная боль постепенно уходила, дышать становилось легче. Я затихла в руках виконта, безошибочно распознавшего точку приложения заклинания Серпинара.
Стыд жег меня немилосердно. Даже не представляла, как я, целительница, умудрилась так извратить прощупывание Эдвина, искавшего основной очаг боли.
— Прости меня, — мой шепот прозвучал робко, опасливо. Сомневалась, что Эдвин извинит даже на словах. Прежде, чем успела объяснить, за что именно прошу прощения, он перебил.
Тихо, но твердо.
— Не за что прощать.
Ровный бесстрастный тон. Только вежливость, ничего личного, никакого тепла в голосе. Так говорят с теми, в чью искренность не поверили. Закономерно. Слишком часто я срывалась, обижала, оскорбляла, чтобы в извинения верилось. — Он долго мучил тебя. Не в первый раз. Сегодня, видимо, особенно свирепствовал. А я не защитил. Не смог прервать пытку. Я виноват перед тобой больше.
Он вздохнул, медленно убрал руки и отошел.
— Постарайся отдохнуть, — посоветовал виконт и тихо добавил: — Завтра все закончится.
Последняя фраза прозвучала так траурно, так печально и обреченно, что в первую минуту показалось, виконт говорит о нас.
— Ты ведь имеешь в виду уничтожение карты? Правда? — пытаясь рассмотреть в полумраке выражение его лица, уточнила я.
— Конечно, — холодно согласился он. — Я очень признателен тебе за помощь, хотя вся эта авантюра не в твоих интересах. Я понимаю, тебе хотелось бы уехать из Норолдин поскорей. Потребовалось бы очень много слов, чтобы объяснить Эдвину, в чем именно он неправ, а в чем прав. Понадобилось бы значительно больше сил, чем я имела, и намного больше взаимного доверия, чем у нас оставалось. Истощать скудные запасы имеющегося не могла, поэтому сказала, стараясь быть убедительной:
— Я помогаю с удовольствием.
— Это хорошо. Учитывая, что особенного выбора у тебя не было, — все так же безрадостно ответил Эдвин и продолжил, прежде чем я успела вмешаться. — Мы завтра к полудню дойдем до источника. Ты знаешь, что волшебство предстоит серьезное. Постарайся поспать, только так ты восстановишь резерв. Если хочешь, могу тебя зачаровать.
Сама мысль, что чужое колдовство лишит меня воли и способности распоряжаться собой, была отвратительна до дрожи. Несмотря на это, пыталась оставаться вежливой. — Нет, спасибо, — я изобразила улыбку, но Эдвина не убедила в искренности.
Он нахмурился и казался мрачным.
— Что ж, тогда спокойной ночи, — он ответил легким поклоном и отошел к костру.
После этого очень захотелось перейти с виконтом на "вы". Такое обращение как нельзя лучше подходило новому характеру наших церемонно-официальных отношений.
Глава 16
Восходящее солнце разгоняло тонкий туман над вересковой пустошью. Было свежо, кристально чистое небо еще поблескивало на западе последними звездами. Воздух бодрил, вода из ручейка у нашей стоянки казалась удивительно вкусной. Несмотря на ссору, на пытку Серпинара, на то, что легла очень поздно, а встала рано, чувствовала себя прекрасно. Выспалась, отдохнула, словно была другим человеком. Мир казался ярким и чудесным, погода — восхитительной. Я улыбалась Эдвину, и постепенно его мрачность ушла. К сожалению, она сменилась недоумением и даже подозрительной настороженностью. Это огорчало, но вопреки такому поведению виконта верила, что вскоре все наладится. Я даже была в этом искренне убеждена.
Мое прекрасное настроение не испортило даже падение в глубокую яму-ловушку, какие обычно рыли ариды, слишком медлительные, чтобы гоняться за мелкой дичью. Я без труда подлечила вывихнутую лодыжку и уже через полчаса забыла бы об этой неприятности, не попади Эдвин в такую же ловушку. Он тихо бурчал едва различимые ругательства под нос, стряхивая с сапога кости предыдущей жертвы. А когда я хотела полечить виконта, он очень поспешно исцелил себя сам. Это задело сильно. Артефактор словно очередной раз подчеркнул, что не доверяет и не хочет увязать в долгах мне, как в болоте.