[22]». – Он выставил палец со сверкающим кольцом, чтобы Феликс оценил. – Жизнь хороша, старик. Хороша». Люди привыкли одерживать маленькие победы. «Ой, Феликс, ты на карнавал пойдешь?» – «Да, но, наверное, только в понедельник. Старею, чувак». – «Может, там свидимся». Феликс любезно улыбнулся. И указал своим конвертом на Колдвелл.
ЗВОНКА НЕТ.
Раньше он много раз видел ЗВОНОК СЛОМАН. Видел ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ. Надпись ЗВОНКА НЕТ подразумевала новый уровень деградации. Записка с одной стороны отклеилась, Феликс припечатал ее большим пальцем на место. Некоторое время он стучал без всякого результата: регги звучал так громко, что почтовый ящик дребезжал на петлях. Он подошел к кухонному окну, приложил рот к открытому пространству в четыре дюйма. Ллойд появился в поле зрения – босой, с обнаженной грудью, он лениво жевал тост. Его дреды были собраны в пучок и проткнуты деревянной ложкой, словно палочкой для еды у гейши.
– Ллойд, я стучу-стучу! Впусти меня уже.
Из-за мертвого кактуса на подоконнике Ллойд вытащил ключ на некогда белом шнурке и передал сыну.
– Тут настоящее пекло!
Феликс бросил куртку на пол и стащил с себя кроссовки. Он не забыл, что в узком коридоре нужно как можно дальше держаться от первого из нескольких раскаленных радиаторов, прикоснувшись к которому можно было обжечься. Ноги утонули в ковре, густой синтетической алой шкуре, не менявшейся двадцать лет.
– Слушай, я на минуту. В двенадцать должен быть в городе. Я тут кое-что принес тебе показать.
Феликс протиснулся в крохотную кухню следом за отцом. Даже здесь царил хаос африканских масок, барабанов и остального наследства. Их количество увеличивалось с каждым его приходом. Огромный горшок на газовой плите булькал чем-то желтым. Феликс наблюдал за Ллойдом, который обернул руку тряпкой и поднял крышку.
– Пришла эта книга – которую Грейс нашла – Он протянул отцу конверт. – Ты должен все эти штуки отнести в свой киоск, старина. Время подходящее. Сможешь продать на карнавале.
Ллойд отмахнулся от сына.
– Нет времени на такие глупости. Это больше не моя музыка. Сплошной шум.
В раковине стояла стопка тарелок, в углу лежала небольшая куча белья, еще не отнесенная в прачечную. Лампочка висела голая, без абажура. В пепельнице чадил окурок.
– Ллойд, старина… Тебе тут нужно прибраться. Что за бардак? Где Сильвия?
– Не здесь.
– Что ты имеешь в виду «не здесь»?
– Женщины здесь нет. Женщина ушла. Она ушла неделю назад, но ты неделю не звонил, поэтому для тебя это новость. Для меня это не новость. Она давно ушла. Это значит свобода, это значит воля!
Последние слова были из песни, которая сейчас, по счастливой случайности, и звучала. Ллойд протанцевал пьяный тустеп к Феликсу.
– Она мне задолжала сороковник, – сказал Феликс.
– Ты посмотри. Седина! – Ллойд прижал руки к линии волос и переместил их назад: появилось небольшое гнездо седых волос. Разница в возрасте между ними составляла всего семнадцать лет. – Я поседел из-за этой женщины. За три месяца она сделала из меня старика.
– Она содержала твое жилье в чистоте. До середины дня прятала от тебя косяк. Приносила немного денег, чтобы ты не клянчил у меня. – Феликс посмотрел на свои пальцы.
– Вот оно, Фи, вот оно: как можно остановить людей, когда они хотят уйти? Как их остановить? Тебе их не остановить. Послушай: если ты не можешь остановить взрослую женщину с четырьмя детьми, то не можешь остановить и глупую девчонку вроде Сильвии, у которой никого нет. У нее никого нет. – Это усиление заставило Ллойда на миг растянуть губы, отчего он стал похожим на собаку. – Людям нужно самим выбирать путь, Феликс! Если любишь кого-то – освободи его! Но никогда не встречайся с девицей-испанкой, серьезно, это серьезный совет. Они нерациональны. Правда! У них мозги набекрень, они ненормальные. – Сверху на плечо Феликса упало что-то мокрое. Постоянно включенное центральное отопление, готовка, отсутствие вентиляции – все это вызвало активное образование плесени, которой расцветал потолок. По комнате время от времени пролетали чешуйки, похожие на лепестки. – Слушай, я вполне справлялся без твоей матери. Справлюсь и теперь. Не переживай, чувак – со мной все в порядке. И всегда было.
– А что случилось с абажуром?
– Я проснулся, а она уже все унесла. Богом клянусь, Феликс. Нужно было полицию вызвать. Она теперь уже, наверное, вернулась в свой сраный Мадрид. Дивиди-плеер. Коврик для ванной. Тостер. Он был сломан, но, поверь мне, она его взяла. Она взяла фургон. Как я могу продать что-нибудь без фургона? Вот ты мне ответь.
– Она мне задолжала сорок фунтов, – снова сказал Феликс, хотя смысла в его словах не было никакого.
Ллойд ласково взял лицо сына в ладони. Феликс поднял конверт с книгой.
– Почему твоя прекрасная женщина не может прийти и все сделать? – сказал Ллойд, беря пакет у сына. – Я хочу произвести впечатление на тебя, а не на нее, чувак! В этом-то и весь смысл, да? В этом весь смысл упражнения! Она хочет узнать настоящего выходца из «Гарви-Хауса». Ты здесь родился, а я жил, братишка. Не, я шучу. Дай-ка я сначала поссу. Тут где-то имбирный чай.
В гостиной Феликс неудачно разорвал конверт: на ковер просыпалось облако серого пуха. Над телевизором, наблюдая за его неловкостью, висели его брат и сестренки в маленьких ржавых рамочках в форме сердечек. Девон в возрасте лет шести – на снегу в «Гарви-Хаусе», а близнецы Руби и Тиа, постарше, сидели на разных бетонных ступеньках на лестнице где-то в Колдвелле. С какой бы стороны он ни разрывал, становилось только хуже. Он набрал в грудь побольше воздуха и дунул, чтобы очистить глянцевую черную обложку. Двадцать девять фунтов! За книгу! И когда он получит за нее деньги? Никогда. В твердой обложке, большую, как атлас. ГАРВИ-ХАУС: Фотографический портрет. Феликс наугад открыл страницу, как в русскую рулетку сыграл. Холостой: застенчивая пара, худые новобрачные, вид сельский, с клочковатыми прическами афро и шрамами от угрей, облаченные в чьи-то чужие, великие, не по росту свадебные костюмы. Никаких свадебных гостей. Или никаких гостей на снимке. Они праздновали одни с полупустой бутылкой «Мартини Россо». Он прикусил за губу и чуть подался вперед. Четыре хорошенькие сестренки в косынках замазывают граффити из банки со свежей краской. (Цвет неизвестен. Все черно-белое.) На заднем плане – разбитые стулья и матрас. И парнишка, курящий траву. Феликс услышал верещание унитаза. Ллойд вернулся, пошмыгал носом, подозрительно дерзкий. Достал свежий косяк из глубин пижамного кармана, закурил.
– Ну, давай уже. Посмотрим, что тут у тебя.
Это фотографический отчет удивительного периода в истории Лондона. «Гарви-Хаус», нечто среднее между невысоким домом и общежитием, встретил уязвимую молодежь с окраин.
– Не читай мне всякое говно, которое я уже и без того знаю. Мне не нужны никакие подсказчики, чтобы рассказывали то, что я уже и так знаю. Кто там был – я или он? – Книга снова раскрылась на странице, которую только что просмотрел Феликс. – Я знал всех этих девиц, чувак. Аниту, Присси, это Вики, королева Вики – так мы ее называли. Эту не знаю – роскошные женщины. Тот маленький ублюдок сзади – Дензел Бейкер. Негодяй. Я знал их всех! Что тут написано – у меня очков нет?
Май 1977. Молодые женщины, украшенные и разукрашенные. Иногда парни возвращались домой поздно и разносили дом в пух и прах, может, из скуки или в надежде, что брат Реймонд заплатит им за новый ремонт дома.
– Да, почти что так. Брат Реймонд получал финансирование от Айлингтонского совета, и мы немного похулиганили с ними, это правда. Мальчишки разносили все в пух и прах, а девчонки пытались все починить. Ха! – не могу это отрицать. Кроме твоей матери. Она тоже все разносила. Это была такая тепловая волна. Мы просто сняли нашу дверь с петель. Слишком уж жарко было! Так о чем это я? Наверное, здесь. Вот тебе и Мэрилин! А вот брат Реймонд. Свернул не туда, но вот он.
Феликс присмотрелся. «Гарви-Хаус» высыпал на бетонный задний двор. Детишки босиком, родители сами мало чем отличаются от детей. Афро, хиджабы, ряды косичек, странные жесткие парики, высокий, тощий, просветленного вида раста отдыхает, опершись на большую палку. Он не уверен, есть ли у него воспоминания об этом или эта фотография создает в нем воспоминание. Когда совет переселил Куперов в новый дом, ему было всего восемь.
– Фи, посмотри-ка на нас, модники, а! Посмотри на эту рубашку! Теперь таких не носят. Джинсы висят на твоей дебильной заднице. Мы были модниками! – Феликс не мог не согласиться: выглядели они стильно, хотя без денег, вообще без всяких средств. Нейлоновые шмотки из благотворительного магазина смотрелись красиво. «Кларки» побитые, а выхаживали в них, как в самых-самых итальянских туфлях. На садовой стене буквами в три фута высотой надпись баллончиком ВЛАСТЬ ЧЕРНЫХ[23]. Странно видеть подтвержденное черно-белыми фотографиями то, что он всю свою жизнь считал своекорыстным преувеличением. «Дай-ка я найду тебе какую надо с братом Реймондом. Сколько раз я тебе рассказывал про Реймонда! Он был само благоразумие». Ллойд небрежно листал глянцевый альбом, пропуская десятки страниц. Он предложил Феликсу травки, но Феликс молча отклонил предложение. Девять месяцев, две недели, три дня. – Если бы не брат Реймонд, я бы и по сей день спал на Кингс-Кроссе. Он был хороший человек. Он никогда…
– Постой! – Феликс сунул руку в книгу.
Страница 37. Ллойд растянулся на грязном матрасе и читает «Автобиографию Малькольма Х». Клеши и очочки. Опять без рубашки. Вряд ли совершеннолетний. Непривычные дреды, но ухоженная афро дюйма в четыре.
– Видишь, ты мне никогда не верил: всегда с книгой, я всегда читал. Вот где вы, ребятишки, набираете мозги. Меня звали «Профессор». Все так и звали. Поэтому-то Джеки и начала охоту н