ушками на автобусных остановках».
Пятилетний невинный младенец на остановке. Четырнадцатилетний и пьяный. Двадцатишестилетний и под кайфом. Двадцать девять и в полном невменозе, очумевший от кокса и кетамина: «Здесь нельзя спать, сынок. Ты либо убирайся отсюда, либо мы заберем тебя в участок, проспишься там». Когда столько лет живешь в одном месте, воспоминания накладываются одно на другое. «Спасибо, что проводил меня, Феликс, дружище. Рад тебя видеть. Заходи в любое время. Привет от меня Ллойду. Я внизу, я всегда тебе рад». Феликс запрыгнул в автобус. Помахал Филу Барнсу, который в ответ показал два больших пальца. Помахал миссис Мулхерн, а автобус пополз вверх и обогнал ее. Он прижал ладонь к стеклу. Грейс в семьдесят. Татуировка – фея Динь-Динь у основания спины, сморщенная или растолстевшая. Но разве может Грейс быть семьдесят? Ты посмотри на нее. («И запомни, Фи: я и оказалась-то здесь случайно. Должна была быть у тетки в Уэмбли. Помнишь? Я в тот день должна была приглядывать за детьми, но тетка сломала ногу и осталась дома. И тогда я такая: почему бы мне не слетать на автобусе в город за покупками? Феликс, даже не пытайся меня убеждать, что это был не перст судьбы. Мне плевать, что там люди говорят, абсолютно все происходит по своей причине. Не пытайся меня убеждать, что вселенная не хотела, чтобы я в ту минуту там появилась!»)
Осторожнее, смотри, куда ноги ставишь. Феликс вошел во второй вагон с конца и встал напротив карты метро, словно турист, который решил потратить минутку, чтобы убедить себя в подробностях, которых коренному лондонцу нет нужды проверять: от Килбурна на Бейкер-стрит (по Юбилейной линии); от Бейкер-стрит до Оксфорд-Сиркус (по линии Бейкерлу). Другие люди доверяют себе. Разновидность того же инстинкта заставляла его засунуть руку глубоко в карман и сжимать клочок бумаги с написанным на нем именем. Их стал обгонять другой поезд, и Феликс уселся на место, к которому направлялся. Мгновение спустя два поезда, казалось, идут вместе. Он посмотрел на того, кто сидел против него в другом поезде. Маленькая женщина, он бы сказал, еврейка, хотя почему он так решил, не мог бы объяснить: брюнетка, хорошенькая, улыбается сама себе, в голубом платье, какие носили в семидесятые – большой воротник, с узором из крохотных белых птичек. Она, хмурясь, разглядывала его футболку. Пыталась прочесть. Пускай себе: он улыбнулся! Широкой улыбкой, которая подчеркивала его ямочки и обнажала три золотых зуба. Маленькое темное личико девушки вытянулось, словно сетчатая сумка. Ускорился ее поезд, потом его.
– Ты Феликс? Привет! Отлично! Ты Феликс!
Он стоял у магазина «Топ Шоп». Высокий, тощий белый парень с длинной каштановой челкой, падающей на лицо. Джинсы-скинни, квадратные черные очки. Ему, казалось, требуется минутка, чтобы привести в порядок мысли, что Феликс и позволил сделать – вытащил табак и принялся скручивать сигарету, а парень вдруг сказал: «Том Мерсер зовут – это за углом, несколько улиц пройти надо», после чего рассмеялся, чтобы скрыть собственное удивление. Феликс не знал, почему его голос по телефону так часто вводил людей в заблуждение.
– Ну так как? Я спрашиваю, можешь это делать на ходу?
– Одной рукой и на бегу, братишка.
– Ха! Отлично. Сюда.
Но парень, казалось, не знал, как продраться через толпу на углу между Оксфорд-стрит и Риджент-стрит. После нескольких фальстартов он продвинулся лишь на полфута, да и то в обратном направлении. Феликс лизнул самокрутку и стал наблюдать, как парень признает свое поражение – перед перуанцем с двенадцатифутовым баннером НЕ УПУСТИТЕ: РАСПРОДАЖА КОВРОВ 100 ЯРДОВ. Не из Лондона, не оригинальные, подумал Феликс, который один раз побывал в Уилтшире и был ошеломлен. Наконец Феликс сделал шаг вперед и взял бразды правления в свои руки: протиснулся через толпу индийских девушек с роскошными черными «хвостиками» и маленькими золотыми значками сети магазинов «Селфридж» на лацканах. Они шли против естественного потока, белый парень и Феликс, и, чтобы перейти на другую сторону, им понадобилось пять минут. Феликс поставил диагноз: похмелье. Потрескавшиеся губы и круги под глазами. Болезненная реакция на свет.
Феликс предпринял попытку:
– Она у тебя давно или?..
Вид у парня стал испуганный. Он поднес руку к челке.
– Она у меня что?.. А, понял. Нет. Я что хочу сказать: мне ее подарили несколько лет назад, на двадцать первый день рождения – отец подарил, – он ею пользовался некоторое время. Не очень практичный подарок. Но ты-то, конечно, специалист, у тебя таких трудностей не возникнет.
– Механик.
– Верно. Мой отец знает твою мастерскую. У него эти марки тридцать лет… больше… он знает все специальные мастерские. Килбурн, да?
– Ну.
– Это в сторону Ноттинг-Хилла, да?
– Не, вообще-то нет.
– Давай-ка сюда, Феликс. Мы здесь свернем направо. Подальше от этого хаоса.
Они свернули на мощеную улочку. Еще пятьдесят ярдов – и Оксфорд-стрит. Там было не протолкнуться, толпа, как на карнавале. И почти такая же громкая. А здесь – тишина, народу никого. Массивные черные двери, латунные ручки, латунные почтовые ящики, фонарные столбы прямо из сказки. Старые картины в вычурных золотых рамах покоятся на пюпитрах, повернуты к улице. ЦЕНА ДОГОВОРНАЯ. Женские шляпки, каждая на своей подставке, с перьями, готовы улететь. НУЖНА ПОМОЩЬ – НАЖМИТЕ НА ЗВОНОК. Один магазин за другим, а в них ни души. В конце маленького ряда за сверкающим окном со средником Феликс увидел клиента: человек сидел на кожаном пуфе, примерял зеленый пиджак из клееночной ткани с клетчатой подкладкой. От середины вверх стекло было прозрачным, и за ним виднелось большое розовое лицо с клочками седых волос повсюду, главным образом в ушах. Феликс знал этот типаж, часто встречал, особенно в этой части города. Их тут целое племя обитало. Ни с кем другим они не смешивались, держались себе подобных. ЛОШАДЬ И ЗАЯЦ.
– Хороший паб, – сказал Феликс, чтобы что-то сказать.
– Мой отец всем его советует. Когда он в Лондоне – здесь его второй дом.
– Да ну? Я тут работал неподалеку, раньше работал. В кино.
– Правда? А что за компания?
– Ну, такая, высший класс. На Уардор-стрит типа, – добавил Феликс и тут же пожалел о сказанном.
– У меня родственник, он вице-президент в «Сони», может, встречал? Даниель Палмер. На Сохо-сквер?
– Да нет… Вообще-то я там курьером работал. Туда-сюда. В разные места.
– Понял тебя, – сказал Том, и на его лице появилось удовлетворенное выражение. Маленькая загадка была решена. – Меня очень интересует кино – я этим занимался немного, ну, ты понимаешь, как действует повествование, как можно рассказать историю через изображения…
Феликс накинул капюшон на голову.
– То есть ты в этом деле, да?
– Ну, не совсем, я хочу сказать, не сейчас. Я говорю, конечно, мог бы там быть, но уж больно неустойчивый бизнес – кино. Я когда учился в колледже, был настоящий киношник, типа фанат. Нет, я типа в творческой сфере. Типа в творческой сфере, связанной с медиа. Трудно объяснить: я работаю в компании, которая генерирует идеи для консолидации брендов. Чтобы бренды могли лучше таргетировать восприимчивость их продуктов – передовая технология манипуляции брендами главным образом.
Феликс остановился, вынуждая парня замолчать. Рассеянно посмотрел на незакуренную самокрутку.
– Типа рекламы?
– По существу – да, – раздраженно, а потом, когда Феликс не двинулся следом: – Тебе прикурить?
– Не. У меня зажигалка где-то есть. Типа рекламных кампаний?
– Нет, по большому счету, нет, потому что… это трудно объяснить… По существу, мы больше не рассматриваем кампании как способ продвижения. Речь идет в большей степени об интеграции брендов категории люкс в повседневное сознание.
– Реклама, – подвел итог Феликс, вытащил зажигалку из кармана и придал лицу невинное выражение.
– Следующий поворот направо, если ты…
– Иду за тобой, братишка.
Они прошли по величественной площади, свернули на второстепенную улицу, хотя и здесь дома стояли величественные: с белыми фасадами, многоэтажные. Откуда-то донеслись звуки церковного колокола. Феликс скинул капюшон с головы.
– Ну вот и пришли – вот она. Я говорю, это тебе не такая вещь, чтобы… извини, Феликс, на минуточку. Должен ответить.
Парень приложил к уху телефон, сел на выложенные плитками черно-белые ступени ближайшего дома ровно посредине, между двумя апельсиновыми деревьями в кадках. Феликс описал полукруг и оказался на дороге. Присел на корточки. Она ему улыбалась, но они все улыбаются, не важно, в каком состоянии. Фары, похожие на лягушачьи глаза, маньячная ухмылка решетки радиатора. Он прикоснулся к тому месту, где должен находиться фирменный знак. В год выпуска он представлял собой серебряный восьмиугольник с двумя танцующими буквами спинами друг к другу. Не из пластика. Из металла. Нужно будет сделать как полагается. Он выпрямился. Просунул руку через гигантскую прорезь в мягком верхе, потер ткань пальцами: тонкий выцветший полиэстер. Пластиковое окно отсутствует. Ржавчина – за милю видать. Он понимал, в каком она жутком состоянии. Хуже всего левое заднее крыло – вообще целый континент, – но и капот весь изъеден, а значит, скорее всего насквозь. И все же: правильный красный цвет. Оригинальный. Хорошие арки передних колес, квадратные, как и полагается, сзади и идеальный резиновый бампер – все говорило о том, что машина хотя бы подлинная, как и было заявлено. «M DGET». Особых трудозатрат не потребуется, как и все наружное – косметика. Вот под капотом – там да, там самые важные новости. Забавно, но чем хуже новости, тем лучше для него. Барри в мастерской: «Если она на ходу, сынок, то тебе не по карману». Он поставит ее на ход. Может, не в этом месяце и не в следующем, попозже. Он чуть нетерпеливо потрогал дверную ручку. Ему хотелось пролезть через отсутствующее окно, заделанное картоном и клейкой лентой.