– Мистер Де Анджелис, не могли бы вы продолжить со слов «сила привычки» вверху второй страницы, – сказал профессор Кирквуд, и в первом ряду встал примечательный молодой человек. Он не учился на юридическом, но оказался здесь, на лекции по «философии закона». Он состоял из частей, на взгляд Натали, взаимоисключающих, она никак не могла понять, как эти части могут сосуществовать. На его лице разместились неожиданные веснушки. У него был очень длинный выдающийся нос разновидности, которая называется римской, о чем она еще не знала. Его волосы были скручены в дредлоки, являвшие собой полную противоположность дредлокам Ли своей чрезмерной невинностью. Они аккуратно обрамляли его лицо и заканчивались под подбородком. На нем были легкие летние брюки, туфли на босу ногу со шнурками по бокам, синий блейзер и розовая рубашка. И говорил он с акцентом, не поддающимся описанию. Он словно родился на яхте в Карибском море и воспитывался Ральфом Лореном.
В одной стране девственницы открыто демонстрируют свои интимные части, а замужние женщины их закрывают. В другой существуют мужские бордели. В еще одной женщины носят тяжелые золотые прутья в отверстиях в грудях и ягодицах, а мужчины после обеда вытирают руки о собственные яйца. В некоторых местах нормой считается людоедство. А в других, пока ребенок еще в чреве, отцы решают, то ли его сохранить и вырастить, то ли убить или бросить. Кирквуд поднял руку, прерывая это изложение. «Естественно, – сказал он, – все эти люди находят свои привычки ничем не примечательными». Несколько студентов рассмеялись. Натали Блейк и Родни Бэнкс судорожно листали страницы их общей (они предпочитали покупать один учебник на двоих, а когда тот становился не нужен, спешили сдать его в какой-нибудь букинистический магазин поблизости) дешевой книги в поисках этой статьи. В оглавлении или указателе названия не было, а тот факт, что они все еще не разговаривали друг с другом, лишь затруднял поиск. «В чем здесь урок для юриста?» – спросил Кирквуд. Рука необычного молодого человека поднялась. Даже со своего места Натали Блейк увидела кольца на его коричневых пальцах и элегантные часы на ремешке из крокодиловой кожи, который казался старше Кирквуда. Он сказал: «Хотя вы можете прийти в суд, вооруженные разумом, мы живем в неразумном мире». Натали Блейк пыталась сообразить, является ли такой ответ интересным. Кирквуд помолчал, улыбнулся и сказал: «Вы очень верите в разум, мистер Де Анджелис. Но вспомните пример прошлой недели. Сотни свидетелей дают показания в суде: добрые друзья, бывшие учителя, бывшие медсестры, бывшие любовники. Все они говорят: «Это Тичборн». Мать встает и говорит: «Это мой сын». Разум говорит нам, что претендент на десять стоунов тяжелее, чем тот человек, за которого он себя выдает. Разум говорит нам, что настоящий Тичборн говорит по-французски[51]. И все же. И почему люди бунтуют на улицах, когда «главенствует разум»? Не слишком надейтесь на разум. Слушайте, я думаю, Монтень более скептичен. Я думаю, его мысль заключается не в том, что вы, юристы, разумны, а они, народ, неразумны, или даже что неразумны законы, по которым судят людей, а в том, что те, кого судят по традиционным законам, имеют по меньшей мере защиту в виде «простоты, покорности и примера», – вы это видите? Конец третьей страницы? А те, кто пытается их, то есть законы, изменить, обычно в некотором роде ужасны, чудовищны. Мы представляем себя в виде идеальных исключений». Натали Блейк чувствовала себя потерянной. Молодой человек неторопливо одобрительно кивнул – так кивают равному. Его уверенность казалась необоснованной, не вытекала из того, что он сказал или сделал. По аудитории передавался лист бумаги. Студентов просили добавить свое полное имя и кафедру, к которой они приписаны. Натали Блейк, еще не написав свое, сначала посмотрела, что написал он.
Франческо Де Анджелис. Студент второго курса, кафедра экономики. Известный повсюду как Фрэнк. В следующем месяце баллотируется на пост президента Афро-Карибского общества. Скорее всего, победит. Учился во «второсортной школе-интернате». Информация от того, кто сам учился в «классической средней». Далее: «Его мать итальянка или что-то в этом роде. Отец был, вероятно, каким-то африканским принцем, обычно так бывает».
(В некоторых школах ты «учишься». В Брейтонскую ты «ходишь».)
Третий визит Ли совпал с обедом в честь Международного женского дня. Полезное оправдание, чтобы не встречаться с Родни. На Ли – зеленое платье, а Натали надела фиолетовое, они собрались одновременно и рука об руку отправились в банекетный зал. Явное удовольствие, которое они получали друг от друга, их очевидная близость и легкость в общении друг с другом делали их в паре более привлекательными, чем они даже могли рассчитывать поодиночке, и, прекрасно это понимая, они подчеркивали одинаковые рост и сложение, сихронно маршируя длинными ногами. Когда они добрались до своего стола, у Натали кружилась голова от той власти, которую имеешь в двадцать лет, от того, что она почти свободна от мужчины, который ей наскучил, и от того, что вот-вот начнется обед из более чем двух блюд.
Салат с мускатной дыней и креветками
Куриная грудка в беконе с зеленым горошком и картофелем «Джульетта»
Теплый шоколадный пудинг с ванильным мороженым
Сыр
Кофе, мятная карамель
– Кто это? – спросила Ли Ханвелл.
– Декан, – ответила Натали Блейк и слизнула шоколад с зубов. – Если она закончит разглагольствовать, мы сможем отправиться в бар.
– Нет, я говорю про девицу в конце стола. В цилиндре.
– И что?
– Она японка или китаянка?
– Слушай, я ее не знаю.
– Такая красавица!
Кореянка. В баре она положила цилиндр на стол, и пока Натали Блейк говорила с кем-то другим в их полукабинете, она, Натали Блейк, часто протягивала руку к этому цилиндру и гладила его атласную ленту. За спиной она слышала, как ее добрая подруга Ли Ханвелл разговаривает с кореянкой по имени Элис, смешит ее, а когда Натали подошла к стойке купить выпивку, у нее появилась возможность без помех разглядеть Ли, и она увидела в ней этакого Лотарио старой школы – одна рука на спинке дивана, другая на колене Элис, вдыхает аромат красивой шеи девицы. Натали Блейк видела, как Ли делает так много раз, но только с парнями, и в этом всегда чувствовалось что-то немного шокирующее и извращенное, тогда как сейчас все выглядело естественно. Это заставило Натали задуматься о себе, о своих отношениях с богом в последнее время, о том, были ли у нее с ним вообще отношения. Она не могла заставить себя отвести глаза, а потом подошла к музыкальному автомату и в надежде расслабиться поставила песню «Электрическое расслабление» в исполнении «Трайб коллд квест».
Фрэнка не было в баре, и вообще нигде не было.
В автобусе, направлявшемся на автобусную станцию, после того, что (давайте посмотрим правде в глаза) было важным визитом, может быть, даже по статусу приближающимся к драматическому событию, Ли Ханвелл сказала: «Надеюсь, ты не обиделась, что я исчезла. По крайней мере, комната была в твоем и Роддерса распоряжении», – и больше в тот день ни слова о ночи, проведенной Ли Ханвелл с Элис Нхо, и Натали Блейк тоже ни словом не обмолвилась о том, что она не просила Родни прийти к ней той ночью, и больше никогда не попросит. Автобус начал подъем на казавшийся вертикальным склон холма. Натали Блейк и Ли Ханвелл прижались спинами к сиденьям и боками друг к дружке. «Очень рада была повидать тебя, – сказала Ли. – Ты единственный человек, с которым я могу быть самой собой». Это замечание вызвало у Натали слезы. Не из сентиментальности, а из пугающего знания, что если переадресовать это заявление, то оно практически потеряет смысл, поскольку у миз Блейк нет своего «я» ни с Ли, ни с кем другим.
Натали Блейк почувствовала желание рассказать подруге об экзотическом персонаже, которого видела на лекции Кирквуда. Но ничего не сказала. Помимо того факта, что двери уже закрывались, она опасалась, что именно разница в социально-экономическом положении между Фрэнком Де Анджелисом и Родни Бэнксом может сказать ее подруге Ли Ханвелл о ней, Натали Блейк, в психологическом плане как о человеке.
Многие мужчины, с которыми Натали Блейк имела дело после Родни Бэнкса, были столь же чужды ей в социально-экономическом и культурном плане, как и Фрэнк, и менее привлекательны, но все же она не приближалась к Фрэнку, а он не приближался к ней, хотя оба остро ощущали существование друг друга. Если говорить об этом поэтически, то получилось бы:
«В их движении навстречу друг к другу существовала некая неизбежность, поощрявшая их неторопливость».
Если выражаться более прозаически, то Натали Блейк была по уши занята созданием собственной идентичности. Она так незаметно и безболезненно утратила бога, что теперь не могла понять, какой смысл она вкладывала в это слово прежде. Она нашла политику, литературу, музыку, кино. «Нашла» – неправильное слово. Она вкладывала в эти вещи веру и не могла понять, почему (именно в тот момент, когда он их обнаружила) ее сокурсники, казалось, считают их (политику и все остальное) мертвыми. Когда другие студенты спрашивали Натали про Фрэнка Де Анджелиса (она не единственная отметила их фундаментальную совместимость), она говорила, что он слишком занят собой, слишком тщеславен, напыщен и расово дезориентирован и вообще совсем не в ее вкусе, но безмолвная и невидимая связь между ними все же укреплялась, потому что кого еще, если не Фрэнка Де Анджелиса (