Почему-то с ощущением, что терять уже нечего, наконец-то достаю макбук из упаковки, включаю и пытаюсь отвлечься, настраивая его. Но кому я вру — времени уже два часа ночи, а я и подумать не могу о сне.
Мелодия телефона гремит в тишине ночной квартиры так, что я вздрагиваю. Я больше не ставлю режим вибрации. Боюсь, что не услышу, как телефон ползает по столу и пропущу Альберта. Который ничего от меня не требует, только выполняет мои желания, но все равно умудряется менять мою жизнь под себя даже в мелочах.
Тупо смотрю на надпись на экране — «Альберт».
Два часа ночи!
Я нажимаю «Ответить» и определенно пьяный голос — еще более низкий, чем обычно, — чуть растягивая слова, интересуется:
— Не спишь?
Я вздохнула. Ну, даже если бы спала…
На заднем плане в трубке слышится смех, обрывки разговоров, еще дальше — музыка. Кажется, он все еще на той вечеринке.
Вроде бы ничего не предвещает, но почему-то я пугаюсь. Мне кажется, что сейчас он скажет, что устал от наших дурацких отношений, от того, что я все время норовлю сбежать или отгородиться, от моих заморочек и тараканов, от того, что я ему не подхожу. И в сексе тоже — потому что не кончаю от его волшебного члена, а только с дополнительными усилиями. Но это все неважно, потому что он встретил на вечеринке женщину, в которую влюбился по-настоящему, и теперь, как честный человек, сообщает мне о разрыве наших отношений перед тем, как ее трахнуть.
Это все проносится в моей голове так быстро и так стремительно наполняет все тело тягучим ужасом, что я едва могу выдавить из себя короткое:
— Нет.
— Мммм… — его голос вибрирует, в нем не осталось хрипотцы, но этот растянутый ленивый тон идет ему еще больше. — А если нам встретиться?
— Сейчас? — теряюсь я.
— Ага-а-а… ты же сама говорила «звонишь и приезжаешь». Вот я звоню.
— Ты хочешь приехать? — туплю я.
— Я хочу тебя.
О… Я непроизвольно ахаю прямо в трубку.
— Считать за согласие? — мурлыкает низким голосом Альберт.
— Приезжай.
Что я делаю? Я снова перестилаю постель, я мою голову, я судорожно перебираю все белье в ящиках в поисках того, что могло бы быть хоть немного похоже на эротическое. Без толку — это вообще не мой профиль, я никогда не развлекалась такими вещами и не покупала парадных лифчиков, и теперь уже не успеть. Да и чем я могу удивить человека с доступом к моделям, которые носят и рекламируют «Викторию Сикрет», например?
Я нервно ломаю пальцы, понимая, что ничем, совершенно ничем его не могу удивить. Вот они минусы неравных отношений. С таким мужчиной ты должна быть или такая же крутая как он, или предложить ему что-нибудь эксклюзивное. Молодости и свежести у меня уже нет, а уникальные сексуальные техники я как-то не удосужилась выучить. И теперь старая толстая тетка ждет принца-олигарха в потасканной однушке на окраине… и это выглядит реально жалко.
Я сбегала еще раз почистила зубы на всякий случай, еще раз перебрала все свои шмотки, еще раз оглядела квартиру… как же мудро он поступил тогда, в первый раз, позвонив буквально от дверей!
Когда наконец раздался звонок в домофон, я плюнула и влезла в домашнее платье, уже не заморачиваясь темой чулочков с подвязками.
И правильно сделала — потому что едва я успела открыть дверь, Альберт снес меня к противоположной стене, впившись в губы жадным поцелуем. От него пахло каким-то дорогим алкоголем и смесью разных женских духов, морозной ночью, почему-то новой кожей и им самим.
Ледяные руки нашарили край платья и моментально задрали его, нетерпеливо сжимая мои бедра. Я вздрогнула от холода, вдохнула — а выдыхала уже внутри еще одного поцелуя.
— Дверь… — задыхаясь от его напора, успела простонать я.
Альберт отвлекся всего на мгновение, чтобы захлопнуть замок — и это, кажется, был максимум его концентрации и терпения.
Он прямо в коридоре опрокидывает меня на пол, рыча и ругаясь задирает платье до пояса, выуживает откуда-то презерватив, который никак не хочет надеваться.
Но тут уже нетерпение передается и мне, и едва я успеваю убрать пальцы, раскатавшие латекс до основания члена, как он входит в меня и делает несколько первых жадных движений, выдыхая с облегчением и дрожью. Губы не отрываются от моей кожи ни на секунду — путешествуют по шее, трогают кожу между ключицами, шепчут на ухо:
— Господи, ты такая горячая, такая мокрая, я всю дорогу мечтал оказаться внутри и иметь тебя, пока ты не начнешь кричать.
Я вцепляюсь пальцами в его худик, пытаясь только как-то устоять под напором, потому что ощущение — что я зависла над бездной, стоит только ослабить контроль — и я сорвусь, упаду туда, и… Я не знаю, что будет, но ощущение безумия просто растет и растет, и держаться все сложнее.
Закрываю глаза, впитывая, вбирая его резкие отчаянные движения, быстрые, жадные, нетерпеливые, эгоистичные.
Альберт вздрагивает и коротко выдыхает, расслабляется, сжимает пальцами бедра и выходит из меня, так и не дав шанса проверить — что там, на дне пропасти.
— Господи, ты чудовищно пьяный… — всматриваюсь я в его глаза.
— Увы… — он издает короткий смешок, поднимаясь сам и поднимая меня. Одергивает платье и прижимает к себе, задевая все еще торчащим членом. — Ууууупс, прости!
Он коротко целует меня и скрывается в ванной. Я остаюсь растерянно стоять в дверях комнаты.
Что это вообще происходит? Ни черта себе ему крышу сносит от алкоголя. Он же человек «все под контролем», вот это вот сейчас что такое?
— Прости, прости… — он вываливается из ванной мокрый, как будто окунал голову под холодную воду. Наверное, так и было. Обнимает меня, подталкивая в комнату, опрокидывает на кровать и ложится рядом, глаза в глаза, обнимая, прижимая к себе. — Я не мог больше ждать. Весь вечер по тебе скучал.
Я провожу пальцами по мокрым прядям, по лбу, скулам, снимаю с него очки и откладываю в сторону. Невероятно синие глаза смотрят в мои как-то отчаянно и с незаданным вопросом, который я боюсь разгадывать.
— Где ты был?
— У старых друзей на вечеринке. Никаких деловых контактов, только свои, — Альберт зарывается лицом куда-то в шею, целуя там долго и горячо, наверняка оставляя засосы. — И понял, что совершенно не хочу ехать после нее домой. Хорошо, что вспомнил, что у меня есть отличная любовница, которой можно позвонить и приехать за просто сексом. Может, снимешь это платье? Хочу тебя чувствовать всю.
— Ты тоже тогда, — требую я, садясь на кровати и стаскивая платье через голову.
— Угу, сейчас, только… — он дожидается, пока я задеру руки и обнимает меня, целуя в оголившийся живот. — Вот так… Ой, нет, тут еще ниже есть кое-что интересное.
— Эй! — я отбрасываю платье и отталкиваю его. — Сам раздевайся.
— Нет, погоди, — возражает он, накрывая ладонями грудь и опрокидывая на простыни. — Сначала я хочу тебя съесть!
— Что?! — я дергаюсь, но он удерживает меня на месте, а его язык уже скользит между половых губ и кружит вокруг клитора, и следующие слова заменяются на стоны. Если раньше его ласки были расчетливыми и точными, хоть и страстно-яркими, сейчас кажется, что он не мне доставляет удовольствие, а себе. Настолько сочные касания, с такими стонами он посасывает клитор и вылизывает каждую складочку между ног. Пальцы присоединяются к развлечению, нырнув внутрь меня, поворачиваясь и снуя туда-сюда.
Альберт как будто не стремится довести меня до оргазма, а реально пытается попробовать на вкус со всех сторон — язык обводит клитор, но тут же скользит вниз, чтобы горячо ворваться внутрь вагины, а потом скользнуть еще ниже и обвести колечко мышц, сжавшееся от его касаний еще сильнее. Он накрывает ртом всю промежность, вылизывая, посасывая, целуя нижние губы с таким упоением, что это заводит покруче, чем сами действия.
Это жарко. Это невероятно. Это так, словно стыда в мире больше не существует и все открыто, все доступно, все сладко и живо. Я дрожу с ног до головы от всего, что он творит и больше всего на свете хочу, чтобы вот так продолжалось вечно. Но мое тело желает большего. Ни два, ни три пальца внутри, пока язык колдует снаружи, не удовлетворяют. Мне хочется именно его член, немедленно, сейчас. Я не выдерживаю и начинаю стаскивать с Альберта худик, расстегивать джинсы — молча и остервенело, потому что язык меня уже не слушается.
Альберт помогает мне, но вдруг, уже наполовину избавившись от джинсов, замирает:
— О, черт!
— Что? — пугаюсь я.
— Черт, черт, черт… — он судорожно шарит по карманам. Я нетерпеливо тянусь руками к стоящему члену, но Альберт вдруг отводит их. И натягивает джинсы и худик обратно.
— Что случилось?!
— Я… Прости, у меня, кажется, кончились презервативы… — убито говорит он.
Ох ты, господи, проблема какая!
— Я сейчас, — куда ж я запихнула эту пачку после разбора чемодана? Может, прямо в нем и оставила? Точно. Это же талисман.
Бросаю упаковку — шестнадцать штук, кстати! — в руки Альберту. Щурюсь:
— Надеюсь, хватит?
Он вертит в руках, усмехается:
— Даже не знаю… Я на всякий случай шоферу напишу, чтобы сгонял пока.
Перебираю в голове варианты ехидных шуток, но почему-то спрашиваю всерьез:
— Почему ты так скрупулезно подходишь к вопросу? Всегда с собой, всегда аккуратен?
Он смотрит на меня удивленно:
— Карин, ты что, хочешь детей?
— Нет! — отвечаю даже быстрее, чем он договаривает.
Альберт щурится и тянется к столу, куда я убрала его очки.
— Почему так нервно? О, я вижу, ты приняла мой подарок, — замечает он включенный макбук.
Черт, я не знаю, какая тема хуже. Может быть, вернемся к сексу? Тем более, я тут голая в кровати. А он…
Все еще в худике и драных джинсах, и выглядит сейчас совершенно как мальчишка, младше меня. И тоже смотрит, гладит пронзительным синим взглядом мою кожу так что я ощущаю его почти физически. И вместо первого порыва — прикрыться, я наоборот, откидываю одеяло в сторону и раздвигаю ноги.
Альберт качает головой: