Я практически бежал на репетиции каждый день. Все настолько созрели и были готовы к шоу, а потом – бац! Промоутер, Майкл Коул, решает отменить тур.
Я был у себя в кабинете, давал интервью по телефону и был очень зол, потому что стремился попасть на репетицию – я хотел немного поработать со старым фортепьяно вместе с педагогом по вокалу и пианистом, до начала общей репетиции. Оделся я рано – мне хотелось побыстрее спуститься вниз. Я вошел в комнату Рэмбо, он там совещался с двумя членами команды менеджеров тура. Они все показались мне какими-то очень тихими, тут я врываюсь: «Всем привет!» А Рэмбо встал и сказал: «У меня плохие новости – все отменяется».
Я подумал, что он шутит. Но нет, он не шутил. У меня отвисла челюсть. Это было очень, очень грустно. Рэмбо потом мне сказал, что у меня едва слезы на глазах не выступили. Они ввели меня в курс дела, и голова пошла кругом. Первой мыслью было: «Я должен пойти и встретиться с командой и актерами, чтобы узнать, как они себя чувствуют». Они все собрались в вестибюле отеля, и мы сидели вокруг барной стойки и просто разговаривали. Это было очень, очень, очень грустно. Но потом мы начали ломать лед плохими шутками с черным юмором, и в конце концов: «Ну, давай пойдем куда-нибудь пообедаем».
В итоге продюсерская компания пригласила нас всех на ужин-обед, «тайную вечерю», как мы ее назвали, которая завершилась предложением: «А теперь в клуб», – и, откровенно говоря, во всем мире не нашлось бы для этого лучшего места, чем Новый Орлеан. Мы действительно хорошо повеселились – огромная толпа актеров, и я был более чем счастлив оказаться одним из них. Это было похоже на один из тех фильмов-мюзиклов, где все встают и танцуют на улице – именно то, что мы делали. Мы танцевали по клубам, переходя из одного в другой.
Это была такая трагедия, потому что, мне кажется, для меня участие в проекте стало бы прекрасным туром. На мне не висел бы груз ответственности «лидера», я стал бы просто «одним из». Очень хорошее чувство. Я знал, в чем заключалась моя роль, знал, какое от меня требуется участие, и знал, как я должен это делать, и не подвел бы всех, выпендриваясь и ведя себя нелепо, – но все у нас отняли. Потрясающе катастрофично.
И в то же время я встретил замечательных людей. Боже мой, я всем сердцем сочувствую им, потому что все они взяли на себя определенные обязательства, мы все бросили основную работу и кучу других вещей, которыми планировали заниматься, а тут ты остаешься без ожидаемого чека, и в ряде случаев тебе грозит финансовый крах. Некоторые из актеров успели сдать свои квартиры, и им некуда было вернуться.
Да, такое в жизни случается. Это могла бы стать сенсационная постановка. Я уверен, все бы сработало. И я рад отметить, что в срыве тура не было нашей вины.
Возвращаясь к текущему моменту, хочется сказать, что все произошедшее, конечно, освободило время для создания нового альбома PiL, который мы надеемся начать примерно в то время, когда эта книга появится на прилавках магазинов. Жаль, что работа начнется с разочарования, но я не стану использовать его в качестве фона. Разочарование для меня – вещь постоянная. Вся эта работа и обучение не будут потрачены впустую. Я собираюсь показать все свои положительные стороны.
Теперь я оглядываюсь назад, чтобы действовать по-другому. Это придало мне уверенности в том, что я могу принять вызов и работать в проектах других людей. Я думаю, что сейчас у меня достаточно всего происходит в собственной голове, чтобы я мог принять подобные вызовы, не бросая вызов вызову.
Я люблю свою жизнь. Я умудряюсь попадать во всевозможные заварушки, которые сам и завариваю. Я не могу бесконечно долго пребывать где-то – ясен пень! – предоставленный самому себе, потому что я привык к Джонни Роттену, но я не хочу, чтобы Джонни Роттен просто играл Джонни Роттена, но в другой сфере. Потому что это должно работать совсем не так. Точно так же, как когда я делал такие шоу, как «Акулы атакуют Джона Лайдона», или «Обезьянничаем с Джоном Лайдоном», или «Я – знаменитость», мне пришлось оставить свое эго снаружи и продолжать делать то, что я делал, быть самим собой, научиться реально любить себя. Все это было очень хорошим исследованием, и я узнал о себе многое. Мне нужно преодолеть неуверенность в себе. Она все еще там. Так будет всегда, это страх подвести людей. Это жернов, который я взвалил на шею. Но это одновременно и то, что дает мне энергию идти дальше и двигаться вперед. И если в будущем появятся еще более дикие и сумасшедшие предложения, то я буду более чем счастлив их принять. Это бесконечный вызов из серии «Что дальше?». Понимаете: «Хорошо, я это сделал… А дальше?»
Да собственно, что дальше?
Ну давайте же, что-о-о-о-о да-а-а-а-альше???
Финальная нота…
Последнее, что я хочу увидеть в этой жизни, – это как я лично беру самую высокую ноту. И даже если ради этого мне придется порвать все кровеносные сосуды в теле, а мозг выскочит через уши, это стало бы для меня самым чудесным способом умереть. Нет, необязательно на сцене, в театре или в зрительном зале – я мог бы сделать это и на смертном одре. Просто суметь, наконец, достичь той ноты, которая связывает человека с Богом… Но это ведь серьезно, да? Я знаю, что пытаюсь подать все под соусом: «Вау, этот парень реально тащится от своего дела!» Но да, я ведь сам дал себе эту работу – певца, переводчика смыслов, человека, который должен доносить что-то до других. И потому я все еще в поиске той самой финальной ноты. Я чувствую, она во мне есть. Все дело в том, чтобы суметь достичь чего-то сверхчеловеческого, за пределами твоих врожденных способностей. Ты не сразу знаешь, как это, но стремишься к этому.
Думаю, к этому стремится каждый. В конце концов, именно об этом и пел Энди Уильямс: «Грезить о воплощении невозможного». Это – идея на грани безумия, я понимаю, но, честно говоря, я не знаю никого, кто не был бы чуток чудны́м. Мы все стремимся к чему-то такому, чего просто не в состоянии достичь. Для меня это – спеть ту самую ноту на такой высоте, которой может добиться только бесшумный свисток, или такую низкую, что могут лопнуть кишки. Ни у кого из нас нет таких умений, но если чувствуешь, что добрался до этого, хоть немного приблизился к этому, – вот тогда-то и наступает идеальный момент умереть.
И это будет выбито на моей могильной плите: «Его финальная нота была неслыханной…»
Благодарности
Я не понимаю и никогда не понимал все эти списки благодарностей, участников, но если отбросить громкие титулы – много лет я боролся с миром халявщиков и лицемеров. Но стоит отдать должное людям, которые действительно работали над этой книгой, работали долго и упорно.
Дополнительное редактирование и исследования: Джон Рэмбо Стивенс и Скотти Мерфи. Спасибо вам за ваш творческий гений, остроумные точные замечания и щедрость. Вы узнавали, делились и научили меня по-настоящему чувствовать искусство и реальность. Спасибо вам.
Я бы хотел также поблагодарить блестящий гений Адама Коттона и его умение всегда находить краткий путь к лучшему результату. Истинное определение агента по рекламе. Спасибо.
Я хотел бы поблагодарить вас троих за вашу неизменную преданность и доверие. Спасибо.
Также я бы хотел поблагодарить Eastender и всю команду Simon&Shuster за то, что подарили мне шанс рассказать мою историю. Также спасибо агенту Поклингтону. Благодарю.
А еще я хотел бы поблагодарить не по порядку, просто…
Всех менеджеров, с которыми мне довелось работать, поскольку разные аспекты сотрудничества с ними помогли мне построить карьеру. Наделили меня знаниями, которых я бы не получил без них. Спасибо.
Моего бухгалтера, Хариша Шаха. Спасибо, Харри, за твою преданность и честность. Спасибо.
Всех юристов и адвокатов, в чьих услугах я нуждался на протяжении этих лет. И отдельное спасибо Алексису Гроуэру за понимание артиста. Также благодарю Пьера Александра. Спасибо.
Хочу поблагодарить и всю огромную команду Virgin. Люди должны понимать, у меня никогда не было проблем ни с кем из сотрудников компаний звукозаписи. Проблемы случались только с безликими бухгалтерами. Я работал с по-настоящему творческими людьми, которые искренне ценили артистов: Саймоном Дрейпером, Кеном Берри, Кейтом Бертоном, Джейн Вентон, Сианом Дэвисом, Сью Винтер, Каз Утсуномия, Сарой Уотсон и Полом Бромби. И это я еще перечислил не всех. Спасибо. Отдельно стоит отметить Майкла Алаго и Говарда Томпсона за их поддержку на Elektra Records и за то, что они сделали саму индустрию звукозаписи интересной. Спасибо. Извините, если я пропустил кого-то из компаний звукозаписи, но будем честны, вас была целая куча…
Когда я оглядываюсь назад, самые оригинальные фотографы, чьи работы выдержали испытание временем, – это Рэй Стивенсон и Джо Стивенс. У обоих был отличный взгляд, и их фотографии до сих пор для меня очень личные. Спасибо.
Я хочу поблагодарить всех своих товарищей по группе за эти годы. Всех вас. Да, всех. Особенно я хочу поблагодарить моих нынешних товарищей по группе PiL: Лу Эдмондса, Брюса Смита, Скота Ферта и всю нашу команду. Это – PiL. И да сохранится наша целостность… Мир, любовь и уважение от Банти Брастиславы. Спасибо.
Привет Мюррею Митчеллу, старому звукарю PiL. Спасибо.
Хочу выразить огромное уважение всем японским модельерам, особенно Иссей Мийке, Йоши Ямамото и Comme des Garçons. Спасибо.
У меня нет обширной социальной жизни. Это нам с Норой не по душе.
У меня миллиарды знакомых, список длинный, спасибо. Но мои друзья – друзья на всю жизнь. Спасибо.
Джон Грей, спасибо. Пол Янг, спасибо. Реджи Уильямс, спасибо. Всем парням из Финсбери-парка, нет-места-лучше-дома – спасибо.
Я обязан своей любовью к Real Racing 3 Тони Ракли из Лос-Анджелеса. Он пытался заинтересовать меня автомобилями. Что ж, ему это удалось, но не так, как он думал, ха. Бип-пук. Спасибо.
Скотти Мерфи – больше пятнадцати лет, ничего, кроме честности.