Оказавшись теперь далеко от Финсбери-парка, я не могу уследить, когда будет следующая наша игра. Каждое субботнее утро на рассвете я звоню Рэмбо, тоже живущему в Америке, за двадцать минут до игры, в панике, пытаясь выяснить, будет ли матч по спутниковому телевидению. И если бы я отказал себе в пытке смотреть, как рушится «Арсенал», я бы все равно очень, очень разозлился.
Я определенно не из тех, кто по возвращении в Лондон наблюдает игру из этих лож для знаменитостей. Меня никогда туда не приглашали, да я и не хочу этого. Мне доставляет гораздо большее удовольствие смотреть футбол в пабе с настоящими людьми, настоящими футбольными болельщиками, прислушиваясь к их добродушным поддразниваниям. Футбол подходит для этого просто фантастически. Слушать остроумные реплики людей, юмор – это блестяще, истинно в британском духе.
Но заплатить в наши дни 75 фунтов за билет, чтобы попасть на стадион «Арсенала»? Да за эти деньги они должны предоставить тебе возможность заняться сексом со всеми женами футболистов! Я бы предпочел отправиться в местечко поменьше, вроде того, где играет «Торки Юнайтед»[126]. Сколько там стоит? 20 фунтов? Это цена массажа – и, если повезет, возможно, «кульминации».
Глава 4. Вперед в преисподнюю
Sex Pistols – тема давно избитая, но большинство из тех, кто писал о нас, не отличались особой точностью. Каждый считал своим долгом высказаться о том, кем мы были или кем не были, и теперь все это зашло слишком далеко, но никто из нас четверых, ныне здравствующих, не заинтересован что-либо опровергать. Если люди настолько глупы, чтобы верить чужим версиям нашей истории, то туда им и дорога. Нам нет никакого смысла вмешиваться. И пусть наша работа говорит сама за себя.
Мы выстрелили, и выстрелили очень быстро и сильно. Мы стали, я думаю, самой мощной группой в мире. От этого очень трудно оправиться и перестроиться, поскольку это было так динамично, что пересекло все мыслимые границы и распахнуло людям разум. К несчастью для большинства, двери открывались и закрывались, снова и снова – а-а-а, отсылка к песне PiL[127].
«Пистолзы» были удивительным объединением людей, которые сразу же не понравились друг другу и относились к своим товарищам по группе с большим подозрением, но каким-то неведомым образом сумели сделать так, чтобы это сработало к лучшему. Настоящий поезд с сорванными тормозами, поезд идей и мыслей.
Все эти идеи вертелись в моей голове годами, но у меня никогда не существовало какого-то формата, чтобы собрать их воедино и представить миру. Так что возникшая с появлением «Пистолзов» возможность оказалась просто фантастической! Все это было не зря. Дремавший вулкан извергся, и все вышло наружу.
Совершенно очевидно, что слова песни «Anarchy In The U.K.» удивительны для двадцатилетнего парня. И я говорю об этом вовсе не с каким-то высокомерием. Просто мне никогда не предоставлялось возможности отойти в сторонку и понаблюдать за тем, что я делал в то время, – все было так суматошно и быстро. Постоянно что-то происходило, мой мозг взрывался от всевозможных проблем. И когда я сейчас слушаю эту или любую другую из первых песен, то реально поражаюсь тому, что придумал эти строки. Они исходят откуда-то из глубины меня, и они искренни.
Жизнь в Британии в то время очень напоминала 1940-е гг., мы словно застряли в том далеком десятилетии, со всеми перебоями с энергоснабжением, отключениями электричества и несобранными мусорными мешками на улицах. Страна все еще несла бремя огромного послевоенного долга. В отличие от Германии, которая впоследствии отстроилась, победившая Британия поимела одни гребанные проблемы. Урок, который необходимо запомнить. Война приносит экономическую катастрофу, но она же – источник благосостояния производителей оружия и корпораций. Огромную прибыль от войн получает нефтяная индустрия – вот кто реально оказывается в выгоде. А мы должны быть верноподданным пушечным мясом.
Когда моя тетя собиралась приехать к нам из Канады, то, прочтя в прессе сообщения о нехватке продовольствия, она предложила послать нам посылки с продуктами. Я никогда этого не забуду. Мама и папа были в ярости. «Нет! Никогда! Никогда! Нам не нужны подачки!»
И это определенно вдохновляло на революционные мысли. Я замечал, как все становилось хуже и хуже, и это стало настоящим топливом для того, что мы делали, – ощущение потери энергии. Все эти потребности и возможности целого поколения молодежи просто-напросто игнорировались. Как бы депрессивно это ни выглядело, как бы тяжело ни было это все пережить, все, кого я знал, оказались в одной лодке. И не могли ничего с этим поделать. Это было топливом, которое запустило двигатель того, что стало панком.
Первыми строчками песни «Я – антихрист / Я – анархист» я вовсе не пытался выставить себя каким-то пугалом. Я никогда и не думал об этом. Хотя нет, постойте, нет, нет, нет, где-то в глубине души мне казалось, что меня сочтут жертвой всего этого, отнесутся ко мне с великим сочувствием, и на меня прольются излияния любви и радости! Честное слово! Я вовсе не собирался становиться испорченным пидорасом. Дело было не в этом, и, на мой взгляд, уж точно речь здесь шла не только обо мне. Она шла о нас. Мы все получили здесь возможность высказаться – давайте же расскажем все как есть на самом деле, так?
Конечно, окружение группы в то время постоянно мне советовало:
– Почему бы тебе просто не написать песенку о любви? Почему бы тебе просто не написать хитовый сингл? Будет здорово, все будут тебя любить!
– А что, разве они уже меня не любят? Печаль.
И по сей день это все, что я слышу от разных деловых людей, – они несут полную чушь.
Строчка «Я хочу уничтожить прохожего»[128] – да, я сама любезность, я знаю – она обо всех тех людях, которые просто сидят и стонут и на самом деле не делают ничего, чтобы улучшить свое положение или помочь другим. Безучастное морализаторствующее большинство. И я решил, что слово «прохожий» – в этом смысле удачное, оно полностью отражает суть. Вместо того чтобы использовать двадцать два слова, достаточно одного.
«Ваша мечта о будущем – список покупок»[129]? Это оказалось довольно точно, правда? Похоже, именно так сейчас мир и устроен. Я это предвидел.
Строчки про ИРА и ЮДА[130] были не столько о терроризме и политических махинациях в Ирландии, сколько, знаете… «Постойте, я думал, это – Великобритания»[131]. Все эти политические интриги, разделение по религиозному признаку могут привести только к краху. Я всегда считал, что Великобритания – это хорошие люди, которые ладят друг с другом, а не Империя. И полагаю, это же очевидно, я вовсе не пропагандировал британский колониализм – наоборот.
Но нет, я не был анархистом. Я понял, что слово может вызвать гораздо большее возмущение, чем заложенная в супермаркете бомба. Письменное слово – мощная штука. Не думаю, что до меня об этом часто задумывались, по крайней мере, не в поп-музыке. В том, что я пишу, нет никакой личной мести или злобы. Речь идет исключительно о требованиях ясности от политиков. Пока я знаю, что есть что, чего вы от меня ждете и чего я жду от вас, все в порядке. Я не буду ничьим пушечным мясом. Если это дело недостойно, я с оппозицией.
По мере того как мы прогрессировали и я начал выпускать подобные песни, это занятие полностью меня увлекло, я был на все сто процентов предан делу, несмотря на то что Стив пребывал в ярости. А он часто приходил в ярость, бросал гитару и сматывал. А потом Пол вроде как пытался меня успокоить: «Не волнуйся, он всегда такой, он капризный ублюдок».
И я постоянно краем глаза ловил Стива, который твердил: «О боже, он не умеет петь, он никуда не годится», – не понимая, что это скорее: «Ну, Стив, это ты не умеешь играть! А мы делаем все, что в наших силах, приятель…» Мы были вместе меньше полугода, а уже решили, что мы дерьмо.
По правде говоря, меня вдохновляло то, что делали остальные, все трое. Я был очень, очень впечатлен. А что касается музыкальности, то кому какое дело? Это была бравада, смелая попытка прорваться в море одинаковых групп, состоявших из избалованных деток.
Мне всегда нравился подход к гитаре Стива Джонса. То, как почти разваливалась его гитарная партия, – мне это казалось абсолютно захватывающим. И как он умудрялся вытянуть ее опять. Самое близкое, что я видел у других музыкантов, – это игра Нила Янга на его альбоме Zuma[132], где песня порой балансирует на грани полного краха – самый динамичный момент. Для меня представлялось здорово просто суметь вписаться в это, и это было великолепно. Я мгновенно начинал мыслить строфами. Именно игра Стива давала мне такую возможность, и я не знаю, понял ли он это до сих пор. Не думаю, что он сознавал, насколько помогал мне, и я очень, очень благодарен Стиву, несмотря на все его презрение – на самом деле это просто вишенка на торте.
Умение Пола Кука задавать темп – поразительное и всегда было таковым. Он не выводил меня из себя, Пол, его барабаны звучали твердо, без срывов – на него можно было положиться. Когда я лажал на сцене, Пол обычно произносил самую болезненную реплику и заставлял меня ощутить всю горькую реальность промаха, тогда как от подковырок Стива или Глена мне было как с гуся вода. Пол уверенно выносил вердикт: «Сократи это, а то исправь…»
Я быстро понял, что Пол всегда готов идти на уступки Стиву. Стив мог подначить Пола попросить меня о чем-нибудь. «Э-э-э-э, гм, а тебе не кажется, что этак было бы лучше?» Все эти вещи, независимо от того, как они до меня доводились, я воспринимал с издевкой. Во многом именно они и создали проблемы между мной и Полом, поскольку он думал, что это мои к нему личные подъебки. Но это было не так. Я адресовал их тем людям, которые пытались на него повлиять. Потому что с Полом все было в порядке. И я всегда хорошо с ним ладил. Но я отнюдь