«Religion» была единственной песней, предшествовавшей PiL, – той, которую я пытался сделать со Стивом и Полом в Америке. Это был, похоже, последний раз, когда я использовал в песне пистолзовский подход. Тогда моя идея встретила отторжение, поэтому я взял ее в PiL и превратил в гораздо более изобретательную штуку. Я имел опыт общения с Католической церковью с самого раннего возраста, поэтому прекрасно понимал, что́ хочу сказать.
В PiL музыка могла звучать отдельно от голоса, и мы сделали это с «Religion»: звук находился как бы между левым и правым динамиками, чтобы можно было слушать их вместе или каждый в отдельности. В моем голосе столько эха, что кажется, будто я читаю проповедь. Разве не так они с нами поступают? Они именно проповедуют нам. Да, это театрально, но это инструменты, используемые против прихожан. Иногда ты просто можешь развернуть пистолет. Направьте пушку в другую сторону и посмотрите, как им это понравится. Адский пламень и сера.
Иисус Христос и я, мы знаем, как эти священники вопили и что они кричали нам с кафедры, когда мы были молоды, – что мы грязные, никчемные язычники, что мы умрем и сгнием в аду. И на этом почти все проповеди заканчивались. После звучала парочка фальшиво спетых гимнов, и все. Пустая трата воскресенья.
Все демоны пришли из религии, и католическая религия – самый серьезный демон из них всех. «Annalisa» рассказывает о юной девушке из маленького городка в Германии, которая погибла, когда ее родители позволили церковникам провести над ней обряд экзорцизма. Эта бедная девочка была затрахана глупой средой, в которой она выросла, – маленький город, полный недалеких людей. Я уверен, ее проблемы были типично подростковыми, через которые проходят все тинейджеры: чувство индивидуальности, стремление к бунту и, естественно, осознание сексуальности. Набожные родители стремились задушить это в ней и после бесчисленных попыток наказания самыми разными способами уморили голодом. «Избавление от демонов».
Предвестником смерти была их религия. Если вас насильно кормят такой пищей, вы обязательно убедите себя, что кто-то одержим. Вместо того чтобы иметь дело с реальностью, люди предпочитают верить в богов, призраков или демонов. Я в высшей степени антирелигиозен. Это все глупость, блеф, афера и кидалово, и это приводит к большим трагедиям. Не вижу здесь ничего хорошего. Нужно перестать вешать людям лапшу на уши. Те, кто у власти, любят одаривать вас макаронными изделиями. Это лишает способности думать, держит в состоянии постоянного бездумного принятия. Это прямая мне противоположность, противоположность моей природе.
Темы, которые я начал обсуждать в своих песнях, конечно, выворачивают наизнанку и абсолютно душераздирающи, но на самом деле достойны изучения и вложений, потому что в конечном счете делают меня лучшим человеком, способным видеть вещи с точки зрения других людей, и в то же время это ведь и моя собственная история.
Люди, похоже, думают, что бо́льшая часть других песен альбома – всего лишь выплеск тоски по поводу кончины «Пистолз». Это не так, хотя я понимаю, на чем могут быть основаны подобные умозаключения. «Low Life» – это поиск чего-то внутри себя, вероятности, которая мне не нравилась, жажды внимания, и я хотел избавиться от этого навсегда. Почти крикотерапия, хотя в то время я этого не знал, просто рассматривал песню как самоанализ. Спор с самим собой, поиск того, что правильно.
С другой стороны, «Attack» – ну, да, это Малкольм. «Ты тот, кто стерег всю добычу… / Тот, кто похоронил меня заживо»[214] – да, я думаю, здесь все предельно ясно. Никаких тебе подводных камней.
Чтобы закончить альбом, мы слонялись по самым разным студиям, всегда поздно вечером, когда цены на аренду были самыми низкими. В чайна-тауне в подвале было одно заведение под названием «Гузбери»[215], которым пользовались многие соул-, регги- и паб-рок-группы, потому что оно было дешевым, веселым и очень грязным. Спускаешься по лестнице в подвал, а там все тот же старый грязный коричневый ковер и вонь несвежего пива. Идеальное место, чтобы заняться делом. И ходили туда не ради декора. Вот где мы сделали «Fodderstompf»[216] – ту самую раздражающую песню, в которой повторяется: «We only wanted to be loved»[217]. Мы придумали это прямо на месте. Начав записывать альбом, мы поняли, что у нас не так много песен, как нам казалось, и тут любые средства хороши. Каждый, у кого появлялась идея, подстегивал всех остальных.
Поскольку альбом вышел прямо перед Рождеством, у нас было очень мало возможностей для продвижения альбома, чтобы попытаться спасти его от абсолютно безнадежной даты релиза. Мы организовали парочку концертов в Европе и принялись искать площадку в Лондоне. Я очень хотел сыграть в «Финсбери-парк Рейнбоу» – на домашней территории. Промоутер сказал: «Ну, есть только два свободных дня, и это Рождество и День подарков[218], и, как вы знаете, в эти дни играть невозможно». – «Да что вы говорите?» Это были волшебные слова; настоящий джинн из бутылки.
Как ни трудно в это поверить, в те времена нельзя было ничего купить ни на Рождество, ни в воскресенье. Ты работаешь всю неделю, возвращаешься домой поздно, и если идешь в субботу на футбольный матч, это означает, что ты останешься ни с чем – у тебя нет возможности что-то купить, что-то сделать, куда-то пойти или найти какую-либо альтернативу. Настоящая ловушка. Воскресенье считалось Днем Господним, и людям было грешно вам что-нибудь продать. А в Рождество – грешно вдвойне! Что? Да кто мне смеет указывать?!
Еще в «Пистолз» я ясно дал понять, что не собираюсь следовать правилам, которые, по моему мнению, написаны дураками для дураков. Вы можете быть настолько религиозны, насколько вам нравится, – никто не заставляет вас покупать хрустящий батончик в воскресенье, но только не говорите мне, что я не вправе это сделать. Итак, мы задали новую социальную повестку дня: «Почему магазины не могут быть открыты на Рождество? Почему мы ограничены средневековым правом? Или какой-то определенной религиозной доктриной?»
Многие кондитерские лавки и винные магазины держали и до сих пор держат иммигранты, а их религия не обязательно христианство – они указали нам путь и выступили против архаичных законов. Это было хорошо и для них, и для нас. Некоторые люди смотрели на это как расисты, но я типа: «Нет, пожалуйста, хочу их религию, позаимствую-ка самую малость – ненадолго, просто чтобы купить себе “Твикс”».
Таким образом, нам удалось оспорить все законы того времени, согласно которым запрещалось устраивать концерты или работать в Рождество и на День подарков. И это изменило в Англии все. Господь не сошел на нас с небес.
Наш дебютный концерт, однако, состоялся в Брюсселе – концерт, который вылился в настоящие массовые волнения после того, как Уоббл ударил охранника ногой по голове. Конечно, вышибалы вышли из-под контроля. Все хорошо, пока те просто держатся подальше, но они, как правило, пытаются выпендриться и использовать свои габариты для того, чтобы встать перед группой, думая, будто отлично выглядят. Они портят весь концерт; это вовсе не «шоу вышибал». Считаешь иначе – иди и продавай билеты на собственный концерт.
Я всегда ненавидел громил. Любому, кто заявится к нам таким образом и попытается указывать, что делать, придется плохо. Так что, хотя я и не совсем помню все детали, в тот раз в Брюсселе я полностью поддержал Уоббла. Это наша сцена, и раз не вам там выступать, будьте готовы огрести по полной.
На следующую ночь в Париже Уоббла свалила брошенная из толпы свиная голова. Свиные головы довольно дешевы в этой части света, не так ли? Французы клянутся жареной свиной головой. Моя единственная жалоба: а где типа яблоко во рту?
Просто удивительно, с чем нам с самого начала пришлось столкнуться. Всю дорогу это была обида: во-первых, на то, что мы так выделяемся из общей массы; во-вторых, на то, что мы не «Пистолз», и, в-третьих, нам хотели отомстить за «Пистолз» – все не в том месте и не в то время, абсолютно не понимая мистера Роттена. Вот так оно и обернулось. Панк начал превращаться в рупор невежества. Истинное содержание и заложенное в нем послание, к великому сожалению, оказалось полностью из него вычеркнуто.
Наступило Рождество в «Рейнбоу», зал был полон, но в День подарков возникла реальная проблема с некоторыми вест-хэмовскими футбольными хулиганами, которые заявились на концерт и попытались сорвать нам праздник. «Алло, это Финсбери-парк, это настоящий “Арсенал”, приятель! Ищешь встречи с “канонирами” – ты ее получишь!»
Это был первый случай, когда экс-Рэмбо Джон Стивенс вместе с моим братом Джимми официально руководили нашей охраной. Да, мы решили использовать местных парней. Нам было известно, что на концерт заявится какая-то группировка, чтобы попытаться все испортить. И они вдвойне дураки, раз не оценили того, что здесь собрались мы. Но, по крайней мере, у них был выходной. Даже враги не могут жаловаться – их развлекали!
Так что все сработало, и, хотя на самом деле это не имело никакого отношения к выступлению PiL, к тому времени, когда известия достигли страниц газет, все превратилось в организованные PiL беспорядки.
Мы вышли на сцену очень поздно. «Простите, это Рождество – отъебитесь!» Мы принесли с собой – и именно потому так долго готовились – набор сабвуферов, которые воспроизводили басы настолько низко, что вы не слышали их, но чувствовали, а если стояли слишком близко к сцене, перспектива обосраться была весьма велика. Ультразвуковые динамики! Фантастика! Сцена гудела. Вы могли почувствовать это каждой клеткой своего тела. И дело не в звуке, а в вибрациях.
Все это было незаконно, как мы выяснили позже, поскольку могло нанести зрителям физические увечья. И оно создавало на сцене такую обратную связь, что мы почувствовали себя плохо еще до того, как начали. Он пошел,