Сама по себе программа «Я – знаменитость» оказалась вполне позитивной, у меня просто возникли проблемы из-за поднявшийся шумихи в СМИ. Одна из британских газет следила за Норой до того, как она уехала из Лос-Анджелеса в Австралию. Тогда мы перевезли близнецов в их собственную квартиру, и однажды, когда Нора приехала к ним, какой-то журналист проследил за ней и написал статью, где говорилось, будто она встречается со своим молодым чернокожим любовником. «Эй, это мой внук!» Так вот с такой чепухой мне пришлось иметь дело, когда я снова оказался в большом мире.
Я знаю, что, отправляясь на телевизионное реалити-шоу, ты в какой-то степени просишь об этом, и давайте по-честному – Джонни Роттен всегда будет огребать от всех этих желтых газетенок по высшему разряду, так сказать, на полную катушку. Они всегда будут искать во мне мерзость, такова жизнь. Но когда во все это втягивается моя семья, мои друзья, когда дело касается моей личной жизни – это та самая последняя черта, которую, я думаю, они не имеют права пересекать. Я вовсе не считаю себя невинной овечкой – если речь о том, чтобы сделать из себя мишень для прессы, я приложил немало усилий в этом направлении, не так ли? Я не против собственной головы на плахе, только не казните мою семью. Можете себе представить, каково было читать это дерьмо Педро и Норе.
Я не думаю, что публика воспринимает это слишком серьезно. Но всегда есть один так называемый друг, который обязательно позвонит и скажет: «О, какой ужас, у Норы есть черный любовник», – разжигая ситуацию. Проблема в том, что у тебя нет никакого способа как-то объясниться или отомстить (это всего лишь слово!) этим журналистам. В конечном счете их движущей силой является ревность – очень гадко. Вся эта затея со слежкой за людьми – для меня это просто непростительно. Пытаться опошлить и принизить жизнь другого человека, потому что обижаешься на его популярность, – весьма сомнительное занятие. Урок, который усваиваешь из этой ситуации, заключается в том, что, если ты будешь скромненько держаться в стороне, не вовлекаться в этот журнальный мир, не приглашать их в свою жизнь, красуясь на обложке журнала Hello! вся эта хрень проходит.
Я не читал прессу о себе, я даже не смог посмотреть ни одного кадра из «Я – знаменитость». Когда я вернулся в отель, меня ожидали записи программы. «Нет, Джон, ты молодец, ты должен взглянуть на это». – «Нет! Я не хочу смотреть на себя, я – это я, и, честно говоря, с меня довольно. У меня впереди еще целая жизнь, и я не собираюсь тратить ее на любование собственной особой».
Я не вижу никаких положительных моментов в том, чтобы быть в курсе всего этого. Во-первых, это сделает тебя тщеславным и фальшивым. Или же может на самом деле опечалить и расстроить. В реальном мире происходит достаточно всего, чему надо противостоять, не хватало еще, чтобы это пустое времяпрепровождение заняло большую часть твоих ресурсов.
В свете того, что было раскрыто в расследовании Левесона о неподобающем поведении прессы в Великобритании, мне чертовски хорошо известно, что мой телефон прослушивался в течение всего этого периода. Прослушивали всех. Можете следить за моими разговорами по телефону хоть весь день, вы не нароете никакой грязи. Я даже не использую его как разговорный канал. Мне не нравится телефон. Мне нравится беседовать один на один. Мы не занимаемся никакими грязными делами; в том, как мы действуем, нет никаких скрытых уловок. Так что замечательно – давайте слушайте, слушайте все! Мне бы следовало устроить трансляцию с нашего рабочего номера. Вам очень быстро станет скучно от предельной прозрачности всех наших действий. Лучшее, что им довелось бы услышать, – обсуждение вопроса о расположении гостиничных номеров во время нашего турне по Восточной Европе. Так и вижу, как они пытаются это пронюхать.
Единственное, что я давно усвоил при организации туров, – всегда иметь рядом с собой Рэмбо, а в отелях заказывать смежные номера. Мы хорошо знаем обо всей этой чепухе с сексуальными скандалами в гостиничных номерах. В результате я никогда не открываю дверь, потому что именно так они ловят тебя и пытаются что-то на тебя повесить. В качестве побочного эффекта я не могу заказать обслуживание номера, потому что Джон об этом узнает, так что я худею. Во всем есть свои смысл и цель.
Был один отель, кажется, в Венгрии, куда мы подъехали, и водитель сказал: «Ого, да здесь пресса: кого-то поджидают, хотят подловить». На улице стояла девушка в макинтоше, и было очевидно, даже глядя в темные окна, что под ним ничего нет. Рядом с ней ошивался оператор, вероятно, она собиралась подбежать, и у них получился бы снимок сексуального скандала. Это то, чего ты не можешь допустить. Таких провокаций очень много. В Лондоне есть определенные отели, где ты чертовски хорошо знаешь, что такое может случиться. Мы часто бронировали номера в подобном месте. Должно быть, это сводило их с ума. Никакой от нас радости.
Что бы вы ни делали в жизни, знайте, что кто-то обращает на вас внимание. Так что будьте и сами внимательны, поскольку за вами присматривают. Многие из тех так называемых знаменитостей, замешанных в разжигании скандала, вероятно, испытывали в восторг от всего происходящего. Им это выгодно, потому что гарантирует постоянное мелькание в СМИ.
Через некоторое время после того, как я вышел из джунглей, у меня была встреча в Лондоне, на которой продюсеры «Я – знаменитость» мне сказали: «У всех после программы было какое-то телешоу – что мы можем для тебя сделать, Джон?» Я ответил просто: «О нет… пожалуйста, ничего!» От них последовало примерно такое предложение: я провожу одну из тех сессий вопросов и ответов, где известный человек стоит перед зрителями, и ты обсуждаешь с ними свою жизнь, а аудитория знаменитостей задает вопросы. Они хотели, чтобы я сделал «Встречу с Джонни Роттеном»[406]. Так каким же, по их мнению, должно быть содержание? «Ну, если ты сможешь сосредоточиться на “Я – знаменитость”…» Это был самый бессвязный ужин, на котором я когда-либо присутствовал. Я привел Нору и Рэмбо, и мы сидели и слушали это безразличное, несимпатичное, бессмысленное видение того, что, по их мнению, я должен сделать. Я не гонюсь за славой, как бо́льшая часть этих селебрити, и я не хочу, чтобы меня воспринимали как нуждающегося в известности, более чем в реальности, потому что на самом деле это не так.
Участие в шоу также дало мне возможность собрать деньги на благотворительность, и вот какой безумный выбор мы сделали. Мы с Рэмбо посмотрели документальный фильм о приюте шимпанзе в Сьерра-Леоне. В фильме они рассказывали об этом маленьком шимпанзе-альбиносе, которого спасли из дикой природы – очевидно, там альбиносам очень тяжело, – но в конце фильма бедняжка умерла. Это разбило наши сердца, поэтому мы решили передать деньги приюту, чтобы убедиться, что и за другими шимпанзе будет уход и присмотр.
Мы, участники шоу, не особо обменивались телефонными номерами. Я думал об этом на протяжении многих лет, может, стоит попытаться позвонить и посмеяться: «О, нам было не до веселья!» Но потом мне приходит в голову: «Гм, а ведь и в самом деле далеко не та веселуха!» И кроме этих первых двух минут тебе предстоит еще полчаса слушать телефонную трубку, из которой будет долетать: «Пф-ф-ф, знаешь, не так уж ты и важен!» И я имею в виду, что это взаимно, мы совсем не важны друг для друга, так зачем пытаться изображать, будто это как-то иначе?
Через несколько месяцев после моего появления в этой рейтинговой телепрограмме объявилась моя предполагаемая сводная сестра. Было ли это совпадением? Я думаю, что нет – это абсолютно ясно. Она преподнесла всем историю, что моя мать родила ее вне брака и отдала на усыновление, прежде чем мои мама и папа поженились.
С самого начала она была слишком настойчива. Сперва она сунулась к моему отцу, что показалось мне странным, а потом ворвалась на похороны моего дяди Джима в Ирландии. Я сам не смог на них присутствовать, поскольку находился тогда на гастролях, но, по-видимому, она познакомилась там с моей тетей Паулиной. Получается, она обращалась к папе и тете Паулине, но ни один из них не захотел поделиться со мной этой информацией. Я узнал обо всем только тогда, когда это попало в газеты – она обратилась к средствам массовой информации со своей «историей» еще до того, как у меня даже случилась возможность поговорить с ней, что на самом деле показалось мне совершенно неправильным.
Ну действительно, если все это делается через телевидение и прессу, чем это может быть, кроме как охотой за деньгами? Понимаете, если уж на то пошло: «Почему бы тебе просто не отстать и не перестать пытаться пробиться в нашу семью?»
Примерно в то же время к нам обратилось «Шоу Ричарда и Джуди»[407]. За пару месяцев до того я был на шоу, продвигая то да се – на самом деле я появлялся на этом шоу пару раз, – мы с Рэмбо всегда очень хорошо ладили с Ричардом и Джуди, и продюсеры тоже всегда вели себя по отношению к нам очень дружелюбно, но на сей раз они заявили: «Нам очень неприятно тебе это говорить, но мы вчера разговаривали с этой женщиной, бла-бла-бла…» В общем, они хотели, чтобы я отреагировал на это по телевизору, на ситуацию, с которой, по моему мнению, она не должна была в принципе являться на телевидение, поскольку, не будь я чертовым Джонни Роттеном, это вообще бы никого там не заинтересовало – так что, ясное дело, здесь твоя позиция немного провисает, детка. И, между прочим, она же не обращалась к моим трем другим братьям. О них она знать не хочет, потому что у них нет наличности в банке. Я подумал: «Неужели кто-то еще вздумает претендовать на мое наследство, если я сыграю в ящик? Прости, дорогуша, я не рос с тобой, я тебя не знаю, мне все равно. Моя семья – это моя семья, и мои деньги останутся с нами».
В обычной ситуации я, возможно, просто сел бы и обдумал ее ситуацию, потому что я очень сочувствую приемным детям, и я знаю, какую боль может нанести незнание того, кто ты или откуда происходишь. В н