Маргарита Утюгова притормозила. Ее старческие глаза совершенно ничего не видели.
– Валентин Эмильевич, Маргарита Валентиновна, держитесь за стенку! – шепотом сказала бухгалтерша.
Ноги зашаркали по ступенькам. В здании НИИ было очень тихо.
«Как в склепе, – подумала Марина Яковлевна. – Неужели все погибли?»
В этот момент Гришин споткнулся.
– Что там? – спросила Зинаида Валериевна.
Алексей щелкнул зажигалкой. На лестнице лежали трупы. Это были сотрудники бухгалтерии, почти в полном составе. Видимо, они тоже хотели спуститься по лестнице в гараж, но не сумели. Увидев своих коллег, Зинаида Валериевна упала на колени и отчаянно зарыдала.
– Тихо, пожалуйста, тихо! – зашипела Марина Яковлевна. – Крысы где-то рядом!
Алексей поднял заливавшуюся слезами Дрыгайло, и процессия пошла дальше.
– Надо быть очень осторожными, – тихо сказал Гришин, – снимайте обувь!
Он снял свои бутафорские ботинки. Его примеру последовали все остальные. Люди боялись даже дышать. Тьма все сгущалась по мере того, как Утюговы, Гришин, Цветкова и Дрыгайло спускались вниз.
Сверху послышались три выстрела. Процессия остановилась.
– Это Коршунов и Соня, – тихо сказала Маргарита Утюгова. – Скорее всего, это были их последние патроны.
Дрыгайло вновь всхлипнула.
– Тихо! – снова зашипела Цветкова. – Мы уже почти спустились! Вы своими всхлипываниями нам все испортите.
Через несколько секунд люди оказались в полутемном холле НИИ. У дверей лежали еще два трупа.
– Боже мой, – прошептала Зинаида Валериевна, хватаясь за сердце.
На лестнице, оставшейся за спинами беглецов, что-то зашуршало. Во тьме возникли два красных круглых пятна. Утюгов отпрянул, упал, потом снова вскочил. Маргарита зажала рот рукой. Ее ноги стали ватными, колени подломились. Зинаида Валериевна тихо подняла с пола стул, собираясь сражаться. Цветкова медленно отступала, пытаясь оказаться за спинами коллег, как можно дальше от грызуна и как можно ближе к гаражу, вход в который был уже недалеко.
Крыса присела и приготовилась к прыжку. Алексей поднял пистолет. Чудовище прыгнуло. Раздалось несколько выстрелов. Грызун отпрянул, но удержался на лапах. Во тьме блеснули его острые зубы и метнулся длинный гладкий хвост.
– Бежим! – отчаянно закричал Утюгов.
Все сорвались с места и побежали, стараясь прорваться вперед. Было ясно, что крыса сначала съест тех, кто остался позади, тем самым увеличивая шансы авангарда.
Соня схватила со стола тяжелую вазу. Виктор взял в руки стальную вешалку для одежды.
– Бей их по головам, – сказал Коршунов, – и отступай в кабинет профессора. Там мы закроемся и продержимся еще некоторое время.
Внезапно все три крысы, медленно наступавшие на Соню и Виктора, повернули головы налево и прислушались, а потом сорвались с места и одна за другой покинули приемную через дырку в двери. Наступила тишина, и в течение этого перерыва Соня и Виктор наслаждались длинным сладким поцелуем. В дверь постучали.
– Есть кто-нибудь живой? – спросил из коридора незнакомый мужской голос.
– Да! Мы! – закричали Коршунов и Пчелкина, снимая задвижки на покалеченных крысами дверях и распахивая створки. – Вам тоже удалось остаться в живых?
Мужчина был невысоким, крепким и широкоплечим.
– Пока да, – кивнул он, – но я не сотрудник НИИ. Я из ФСБ.
– Ой, как хорошо, – тут же обрадовалась Сонечка, – теперь нас точно всех спасут! А вы за нами сюда пришли, да?
– К сожалению, нет, – покачал головой Владимир Евгеньевич, – я пришел за Евой Ершовой, нашей сотрудницей, она выполняла у вас в институте разведывательную работу, и ее удалось обнаружить в подземном карцере.
Лица Виктора и Сони мгновенно помрачнели.
– Она все еще там? – спросил Коршунов. – Заперта?
– Да, – кивнул полковник. – И мне нужен ключ. Там, кстати, еще одна девушка обнаружилась.
Лицо Пчелкиной сморщилось, как от боли.
– Там же мозгоеды, – тихо сказала она. – Вы знаете, что люди обычно резко меняются после карцера?
– С этим мы потом разберемся, – твердо сказал полковник. – Сейчас мне нужны ключи, в подземелье потоп, девушки могут утонуть.
– У меня их нет, – сказал Виктор, – ключи от этого помещения были только у директора, как у Синей Бороды. Впрочем, вот его кабинет, давайте поищем. Соня, может, ты поможешь? Ты же была его секретаршей и должна знать, где у него что лежит.
Полковник посмотрел на девушку и поразился. Даже в полутьме было видно, что ее лицо совершенно. Глаза были огромными, ресницы закрывали пол-лица, небольшие аккуратные губы были пышными и сочными, кожа – гладкой и атласной, а носик – маленьким и аккуратным. Зубы девушки светились, как маленькие жемчужины. Она была божественно хороша.
«Наверное, это пластические операции, – подумал Рязанцев, – люди такими не бывают. Она похожа на Барби или на фотографию Мисс Вселенной, дополнительно отретушированную с помощью компьютерной программы».
Ему показалось, что Ева – высокая, смуглая и с короткой стрижкой – выглядит намного естественнее и красивее.
– Тут ключа нет, – растерянно сказала Соня, пошарив в кабинете профессора.
– Можно сделать отмычку, – предложил Коршунов.
– Там вода стоит почти до потолка, – сказал полковник, – с отмычкой будут проблемы.
– Да? – обрадовался Виктор, почувствовав, как радостно зашевелились его пересохшие жабры. – Вода до потолка? Это же отлично! У вас есть проволока и вообще все, что нужно для изготовления отмычек?
– Есть, – кивнул Рязанцев, – но я не уйду отсюда без ключей. Мне нужен Утюгов. Я не могу рисковать.
– Пойдемте в казематы, мы сейчас их откроем, ваших девушек. Обещаю, – веско сказал Виктор и поднял вверх свою белую майку, все еще влажную. По бокам у него виднелись ряды жаберных щелей.
– В воде я чувствую себя как рыба, – сказал Коршунов. – И я умею делать отмычки. Я – замдиректора по административно-хозяйственной деятельности. Когда сотрудники НИИ теряли ключи, а это происходило часто, мне приходилось открывать замки с помощью подручных средств. Неплохо, кстати, получалось.
– Хорошо, – кивнул наконец Рязанцев.
Риск был огромным, но другие варианты выглядели еще менее реальными.
Лиза проснулась. В нору тянуло предрассветной сыростью. Овчинников сидел возле нее, положив голову на руки. Он дремал.
– Спишь? – спросила девушка.
– Нет, – тут же ответил Богдан. – Думаю о своей бывшей невесте. Ее звали Ларисой.
– Тоскуешь?
– Не то чтобы тоскую. Просто она осталась тут, в НИИ, и я уже много лет не был так близко к ней, как сейчас. Хотелось бы увидеть ее еще раз. Как она там? А ты как себя чувствуешь?
– Лучше, – сказала Минина, – уже не умираю. Дышать могу. А то было совсем никуда – горло перехватывает, судороги, в глазах темнеет, и понимаешь, что конец уже близок. Так что вы вовремя приехали.
– Когда мы перевезем тебя в больницу, тебе придется еще пулю из лопатки вытаскивать, – вздохнул Богдан, – у тебя серьезное ранение.
– Увы.
– Ты так и не помнишь, что произошло?
– Нет. И о себе ничего не помню. Как чистый белый лист. Когда я впервые поняла, что не знаю, кто я, было очень неприятно. А сейчас легче стало.
– Ничего, – сказал Овчинников, – наверняка в твоей прошлой жизни было не только хорошее, но и плохое. И ты забыла не только свои радости, но и печали. Может, ты делала раньше большие ошибки?
– Ты знаешь обо мне больше, чем говоришь, – прищурилась Лиза. – Я чувствую.
– Да, интеллект у тебя не пострадал, – улыбнулся Богдан, – ты умная девушка.
– Расскажи все, что знаешь, – попросила Минина.
– Никогда, – покачал головой Овчинников. – Извини. Тебе лучше не знать. Потому что для тебя это шанс начать новую жизнь. Употреби свои таланты на что-то позитивное и гуманное. Раз уж создатель оставил тебя в живых, сделай так, чтобы твоя новая жизнь была лучше прежней. И ни о чем меня больше не спрашивай.
– Хорошо, – согласилась Лиза после паузы, – я не буду больше спрашивать.
Овчинников наполнил шприц лекарством и ввел его девушке в предплечье.
– Спи, – сказал он, – отдыхай и набирайся сил.
Но Елизавета еще долго смотрела на клочок ночного неба, видневшийся из норы, и думала.
Силы Евы таяли. Вода уже дошла до шеи. В глазах у девушки темнело. В поле зрения по-явились какие-то белые хлопья, они двоились и расплывались.
– Только бы не потерять сознание, только бы не потерять, – думала Ершова, изо всех сил сжимая зубы.
Вода была ужасно холодной. Девушка не чувствовала ни рук, ни ног. Сердце то на секунду останавливалось, то начинало стучать быстрее. К горлу подкатывала тошнота.
«Это невозможно, – подумала Ева, – я продержусь еще от силы пару минут, и все. К тому же вода скоро дойдет до рта, и мне наступит конец».
За дверью поскуливал зверь, плавая туда и обратно по коридору. До пола лапы пса больше не доставали.
– Ну кто меня просил пробивать трубу? – громко говорила вслух Лариса. – Не было бы воды, мы бы спокойно дождались, пока нас освободят друзья Евы, а так – что? Утонем прямо перед самым спасением? И ладно бы только я, так еще и Ершова утонет, а она вообще ни в чем не виновата.
Услышав эти слова, пес отчаянно завыл.
– Умная собачка, хорошая, – сказала Ильина, – ты словно понимаешь, о чем я говорю. Впрочем, почему бы и нет? У нас в НИИ все возможно, любые генетические извращения. Такие эксперименты надо вообще законодательно запретить… Или хотя бы тщательно контролировать, кто что модифицирует и для чего!
Пес гавкнул. В его голосе слышалось одобрение.
– Ты меня понимаешь? – спросила Лариса.
– Гав, – кивнул Комиссаров.
Ильина была его лучшей ученицей.
– И я тебя тоже понимаю, – сказала девушка.
Пес, без устали плавающий по коридору, улыбнулся, оскалив передние зубы. Лариса всегда прекрасно понимала его – и раньше, когда он был человеком, и сейчас, когда он стал псом.
Ильина протянула длинные пальцы, все изрезанные и израненные, и измерила расстояние, оставшееся до потолка. Двадцать сантиметров. Это примерно пятнадцать минут. И вдруг Ильину обожгла мысль.