Запищал мой телефон: Джим, пожалуйста, приходи быстрее в капитанский сад…
О, дерьмо! Прекрасный кусочек рая Самишимы!
Я побежал, страшась того, что могу там увидеть.
Сад исчез. Вместо него – пустая пещера. Передней стены-окна… нет. Все просто упало вниз. Все! Пруды с лотосами. Банановые пальмы. Пурпурная традесканция. Белая понсеттия. Мостики. Веранда. Исчезло все.
А в центре огромного, как пустой пакгауз, пространства… сидел Гарри Самишима. В одной набедренной повязке. На циновке. Держа меч острием к себе. Сверкающую смертью сталь. И монотонно пел.
Напротив него сидела Лиз и что-то говорила ему. Капитан Харбо смотрела на них.
– … Гарри, послушайте меня. Сад не пропал. Исчезло только его физическое воплощение. Настоящий сад жив, он здесь. – Она показала на свое сердце. (Гарри не видел и не слышал ее.) – Он по-прежнему живет здесь. – Она дотронулась до его обнаженной груди…
Самишима оттолкнул ее руку, продолжая петь. Лиз беспомощно оглянулась, увидела меня. Что делать?
Я вспомнил Формана на модулирующих тренировках. Его метод безжалостного сострадания. Ни секунды не задумываясь, я направился прямо к ним.
– У нас нет времени на уговоры, – сказал я Лиз.
Шагнув между ними, я ногой выбил у него меч, а заодно и вытащил циновку. Схватив Гарри за руку, я рывком поднял его на ноги и влепил пощечину. Сильно. Изо всех сил. Возможно, даже переборщил – но во мне было слишком много адреналина, чтобы беспокоиться об этом.
– Ах ты, проклятый маленький трус! – кричал я ему в лицо. – Из-за каких-то водяных лилий ты решил, что настал конец света, и готов сам выброситься за борт. Ну, я рад, что мы выяснили это сейчас, пока не доверили тебе какое-нибудь настоящее дело. – Я подтащил его к провалу на месте бывшей стены. – Хочешь умереть? Да или нет? – Я наклонил Гарри над краем. Ветер тянул нас вниз. – Перестань тратить на себя драгоценный гелий. Решим это прямо сейчас. Замолчи, Лиз! – Она и не думала ничего говорить, но капитан Харбо собиралась запротестовать. – Да или нет, Гарри?
Я повернул его так, чтобы он видел гниющую внизу Амазонию.
Его начало тошнить. Тонкая струйка слюны стекла по губам и полетела вниз, в темнеющие джунгли. Я отдернул Гарри назад.
– Думаю, что нет, – сказал я с таким отвращением, на какое только был способен. – Долбанный трус! Тебе не хочется нести свой груз. Хочется удрать и спрятаться. Пускать сопли, как маленькой девочке. Ты отвратителен. Я выкину тебя за борт, никому не нужного маленького япошку…
Вот тут я попал в точку. Все произошло очень быстро. В глазах у меня помутилось, а когда я очнулся, то увидел, что лежу, придавленный к полу коленом Самишимы, а его раскрытая ладонь зловеще раскачивается перед моими глазами. Ребро ладони – опасное оружие. Мое горло открыто. Нос тоже. Глаза. Он мог убить меня одним ударом.
Я посмотрел мимо его ладони и, встретившись со сверкающими злобой глазами, заставил себя улыбнуться.
– Ага, значит, на самом деле вы не хотите умирать? Как же так, Гарри?
До него вдруг дошел смысл моих слов. Он откинулся назад. Расслабился. Понял. Слезы текли по его щекам. Слезы страха и облегчения. Откатившись в сторону, я приподнялся на локте. Лиз подбежала к Гарри: – С вами все в порядке?
Он кивнул, как будто ничего не произошло. Отвел ее руки.
– Меня ждет работа. Извините.
Капитан Харбо помогла мне подняться на ноги.
– Что за дурацкая шутка…
– Но она помогла, не так ли?
– Да, но…
– Ему надо было дать высказаться. Он хотел, чтобы кто-нибудь удержал его руку. Вы с Лиз затеяли целое представление, а у нас нет времени. Теперь, когда все позади, можете высказывать все свои претензии…
Лиз смотрела на меня с удивлением и восторгом.
– Как ты догадался?
Мне не хотелось отвечать, но я все-таки сказал: – Я сам побывал на его месте. Помнишь? Тебе пришлось бросить бомбу на шоссе прямо перед моим носом – только так ты смогла привлечь мое внимание.
– О! – воскликнула она и, схватив меня за плечи, быстро поцеловала. – Спасибо, Джим.
– Нас обоих ждет работа. – Я прервал поцелуй на несколько недель раньше, чем мне хотелось. – Я люблю тебя. Только сейчас надо поискать еще парочку слонов, чтобы выкинуть их за борт.
Медузосвиньи ~ одни из первых симбионтов, которые появляются в хторранских гнездах. Сначала – всего несколько особей, но очень скоро в гнезде насчитываются уже сотни медузосвинеи, живущих общим студенистым комком. Эти существа выделяют слизистый секрет, который служит не только для смазки их. колонии, но и придает каждому скоплению отличительный запах. Медузосвиньи двигаются по следу своей слизи, и предполагается, что именно таким способом гастроподы показывают им направление строительства туннелей.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
34 БЛЕСТЯЩИЙ! БЛЕСТЯЩИЙ!
Есть веши, о которых джентльмены не спорят. Только намекают.
Каким-то образом посреди всего этого сумасшествия экспедиция продолжалась.
Но мониторы по-прежнему выкидывали из люков. Техническая команда трудилась изо всех сил.
Я шел по грязному от мусора коридору в трюм медицинского наблюдения. Доктор Шрайбер поместила «наш самый интересный экспонат» – так она его называла – в «номер-люкс», как из вежливости именовалась обитая войлоком клетка. Не потому, что мы его боялись – именно так она выразилась, – а чтобы он не поранил себя.
– Он же человек, – сердито сказал я.
– Вы с ним не говорили, – возразила Шрайбер.
– Для этого я и пришел.
– Он ненормальный. Он… – Шрайбер покачала головой, не в состоянии подобрать нужное слово. Это ее злило. – Послушайте. Он испуган, все мозговые функции нарушены, он превратился в нечто враждебное.
– Мне все равно необходимо поговорить с ним.
– А по-моему, вам лучше оставить его в покое.
– Он знает этих существ. Он был там. Жил с ними. Он может ответить на вопросы, ответы на которые не знает никто другой.
– Вы не получите никаких ответов. – Она злилась, как будто я покушался не только на ее власть, но и на ее репутацию специалиста. – На этот раз эксперт я, капитан Маккарти.
– Согласен. – Я кивнул. – Но я тот парень, который должен отчитаться перед дядей Айрой. – И, понизив голос, добавил: – Не вмешивайтесь, пожалуйста.
Шрайбер отступила в сторону.
– Только не говорите, что я вас не предупреждала. Я толкнул дверь в клетку.
Доктор Джон Гайер из Гарвардской научной экспедиции сидел на мягком полу голый и играл со своим пенисом, тихонько хихикая над какими-то своими галлюцинациями. Голос у него был высокий, режущий ухо. Я приближался к нему медленно, внимательно разглядывая его.
Его кожа была загорелой и дубленой. Темно-красные линии выпуклыми рубцами разукрашивали все тело. Они вились вверх и вниз по рукам и ногам, по всей спине и животу, шее и лицу и черепу, словно татуировка дикаря, Царапины это были или, наоборот, накладки – сказать я не мог. Пучки, растущие на голове, напоминали перья. Они были живые!
Тело покрывал легкий слой меха – чуть гуще пуха – бледно-красного, почти розового цвета. Длинные тонкие волоски шевелились, словно от сквозняка, только сквозняков здесь не было. Я вспомнил о той штуке, что выросла на обожженных ногах Дьюка, и о Джейсоне Деландро в камере. Интересно, так бы выглядело их заражение на последней своей стадии?
Не глядя на меня, даже не подняв головы, не встретившись со мной глазами, он сказал: – Я тебя вижу. Ты блестишь! Ты пахнешь, как пиша. Неплохо. Неплохо.
Я присел перед ним на корточки.
– Привет, – сказал я. – Меня зовут Джим. Джим Маккарти. А вас?
– Блестящий, блестящий, яркий и блестящий. – Он широко развел руки, словно специально демонстрируя мне спиральные завитки вокруг сосков и пурпурный мех, покрывающий его грудь и живот. – Я тебя вижу! – Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза – ощущение было такое, будто неожиданно передо мной оказался совсем другой человек. – А этот когда-то был Джоном Гайером, – проговорил он странно мертвым, монотонным голосом.
– Доктор Гайер, я хотел бы с вами поговорить.
Я протянул ему руку для пожатия, но он просто уставился на нее.
– Роззззв… – изумился он, и голос его снова стал пронзительным и скрипучим. – Хорошенький. Споешь со мной сегодня ночью?
– Спасибо, Джон. Ценю ваш комплимент, но я женат. – Я убрал руку. – Джон, вы меня понимаете?
Он дико улыбнулся, склонив голову набок: – Я понимаю вас абсолютно отчетливо. Это вы не понимаете, верно?
Он погладил голову. Перьеобразные завитки на ней мелко задрожали.
– Верно, не понимаю. Но хотел бы понять. Объясните мне.
Он рассмеялся пугающим смехом сумасшедшего, который то затихал, то усиливался.
– Пожалуйста, – настаивал я.
Оборвав смех, он искоса взглянул на меня и покачал головой. У него снова вырвался смешок, похожий на рыдание.
– Ты не можешь видеть то, что вижу я. Ты не поймешь.
– А вы объясните, – продолжал настаивать я.
Он не ответил, снова занявшись своим пенисом. Он изучал его – оттягивал крайнюю плоть, слюнявил палец, трогал им головку и пробовал палец на вкус.
Я похлопал себя по карманам, поискал, чем бы его отвлечь. Шоколад? Да! Остатки от плитки «Херши», кусочек свадебного подарка капитана Харбо. Я отломил квадратик и положил его на пол.
Он долго смотрел на него, пристально, изучающе, явно узнавая шоколад. Наконец потянулся и взял. Поднес к носу и стал шумно обнюхивать. Потом неожиданно рассмеялся, упал на спину, по-прежнему держа кусочек шоколада перед носом, и лежа продолжал вдыхать его аромат.
– Да, да, да… – Он бросил его в рот и долго сосал, постанывая и катаясь по полу клетки. Потом внезапно снова сел. – Еще! – потребовал он, протянув руку Я покачал головой: – Нет, больше не дам. Сначала расскажите мне.
– Линии червей! – Он указал на меня. – У тебя нет линий червей. Ты не можешь говорить. Ты не можешь слушать. Ты весь блестишь, но не можешь видеть! Вырасти линии червей, и мы будем разговаривать. Мы будем обниматься, целоваться, петь вместе. Мы будем делать детей. Дай мне мой шоколад.