— Давай найдем другой магазин! Или мастерскую!
— Везде будет одно и то же. Здесь продают любое дешевое оружие, которое сможет послужить лишь в одной приличной схватке. И не послужит вновь тому, кто победил, взятое с поля боя, оно уже непригодно к использованию. И еще продают блестящие безделушки, с которыми щеголяют франты. И которыми даже колбасу не порежешь. Разве что паштетную.
— Как обычно, преувеличиваешь!
— В твоих устах это комплимент.
— Невольный! Тогда где, скажи мне, взять хороший меч? Не хуже того, который украли? Или даже лучший?
— Есть, конечно, мастера оружейного дела. Может и нашелся бы у них какой приличный клинок на складе. Но мне необходим меч, подогнанный к руке. Кованный и выполненный на заказ. Это занимает несколько месяцев, а бывает, что и год. У меня нет столько времени.
— Однако, хоть каким-то мечом ты должен обзавестись, — резонно заметил бард, — и по мне, как можно быстрее. Что же остается? Может…
Лютик понизил голос, осмотрелся.
— Может… Может Каэр Морхен? Там наверняка…
— Разумеется, — прервал Геральт, сжимая челюсти. — А как же. Там все еще есть достаточно клинков, полный выбор, включая серебряные. Но это далеко, и нет почти ни дня без грозы и ливня. Реки поднялись, дороги размыло. Поездка заняла бы у меня около месяца. Кроме того…
Пнул со злости брошенное кем-то дырявое лукошко.
— Я позволил себя обокрасть, Лютик, одурачить и обокрасть, как последний олух. Весемир высмеял бы меня нещадно, друзья, если бы в тот момент оказались в Крепости, тоже не упустили бы случая, посмеяться надо мной вдоволь. Нет. Это не входит, черт возьми, в мои планы. Я должен справиться иначе. И сам.
Они услышали звуки флейты и бубна. Вышли на площадку, на которой располагался овощной рынок, и группа вагантов давала представление. Репертуар исполняли предобеденный, то есть примитивно глупый и совсем не смешной. Лютик шагнул между прилавками, и с достойными восхищения, но неожиданными для поэта познаниями, тотчас же занялся оценкой и дегустацией красующихся на прилавках огурцов, свеклы и яблок, всякий раз заводя дискуссии и флирт с торговками.
— Квашеная капуста! — известил он, набирая названную из бочки с помощью деревянных щипцов. — Попробуй, Геральт. Чудесная, правда? Такая капуста — вкусная и полезная вещь. Зимой, когда недостаток витаминов, она защищает от цинги. Кроме того, является прекрасным антидепрессивным средством.
— Как это?
— Съедаешь гарнец квашеной капусты, запиваешь гарнцем кислого молока… и вскоре депрессия становится наименьшей из твоих забот. Ты забываешь о депрессии. Порой надолго. К кому это ты так присматриваешься? Что это за девица?
— Знакомая. Подожди здесь. Перекинусь с ней парой слов и вернусь.
Замеченной девушкой была Мозаик, которую он видел у Литты Нейд. Робкая, гладко прилизанная ученица чародейки. В скромном, но элегантном платье цвета палисандра. И котурнах на высокой подошве, в которых ступала весьма грациозно, несмотря на неровную мостовую, усыпанную скользкими овощными отходами.
Ведьмак подошел, застав ее у лавки с помидорами, которые она складывала в корзину, повешенную дужкой на сгибе локтя.
— Привет.
Она слегка побледнела, увидев его, несмотря на и так бледную кожу. А если бы не прилавок, то отступила бы на шаг или два. Сделала движение, словно хотела скрыть корзину за спиной. Нет, не корзину. Руку. Она скрывала предплечье и ладонь, плотно обернутую шелковым платком. Он не упустил этого сигнала, и необъяснимый импульс заставил его действовать. Геральт схватил руку девушки.
— Отпусти, — шепнула она, пытаясь вырваться.
— Покажи. Я настаиваю.
— Не здесь…
Она позволила проводить себя подальше от рынка, в место, где они могли быть хоть немного наедине. Ведьмак развернул платок. И не смог сдержаться. Выругался. Длинно и грязно.
Левая ладонь девушки была перевернута. Перекручена в запястье. Большой палец торчал влево, верхняя сторона ладони была направлена вниз. А внутренняя сторона кверху. Линия жизни длинная и четкая, оценил он машинально. Линия сердца отчетливая, но неровная и прерывистая.
— Кто тебе это сделал? Она?
— Ты.
— Что?
— Ты! — вырвала она ладонь, — ты использовал меня, чтобы над ней подшутить. Она такое безнаказанным не оставляет.
— Я не мог…
— Предвидеть? — взглянула она ему в глаза. Он неверно её оценил, она не была застенчивой и боязливой, — ты мог и должен был. Но, ты предпочел поиграть с огнем. Оно хоть того стоило? Получил удовлетворение, поправил самочувствие? Было чем похвалиться в кабаке перед приятелями?
Он не ответил. Не находил слов. А Мозаик, к его изумлению, внезапно улыбнулась.
— Я не держу на тебя зла, — сказала она раскованно, — меня и саму развеселила твоя игра, если бы я так не боялась, то засмеялась бы. Отдай корзину, я спешу. Мне еще нужно сделать покупки. И у меня назначена встреча с алхимиком…
— Подожди. Этого нельзя так оставить.
— Прошу, — голос Мозаик слегка изменился, — не вмешивайся. Только сделаешь хуже…
— А мне, — добавила спустя минуту, — и так еще повезло. Она отнеслась ко мне милосердно.
— Милосердно?
— Она могла мне выкрутить обе ладони. Могла выкрутить стопу, пяткой вперед. Могла стопы поменять, левую на правую и vice versa, я видела, как она кому-нибудь это делала.
— А это…?
— Больно? Недолго. Потому что я почти тотчас же потеряла сознание. Что ты так смотришь? Так и было. И надеюсь на то же самое, когда она мне ладонь будет выкручивать обратно. Через несколько дней, когда насытится местью.
— Я иду к ней. Сейчас же.
— Плохая идея. Ты не можешь…
Он прервал её быстрым жестом. Услышал, как шумит толпа, увидел, как она расступается. Ваганты перестали играть. Заметил Лютика, подающего ему издалека резкие и отчаянные знаки.
— Ты! Ведьминская зараза! Я вызываю тебя на поединок! Мы будем биться!
— Чтоб меня, дьявол. Отойди, Мозаик.
Из толпы вышел низкий и коренастый тип в кожаной маске и кирасе из cuir bouilli, укрепленной бычьей кожи. Тип, покачивая трезубцем в правой руке, внезапным движением левой руки развернул в воздухе с рыбацкую сеть, замахал и затряс ею.
— Я Тонтон Зрога, именуемый Ретиарием! Я вызываю тебя на бой, ведь…
Геральт поднял руку и ударил его Знаком Аард, вложив в него столько энергии, сколько мог. Толпа закричала. Тонтон Зрога, именуемый Ретиарием, взлетел в воздух и, дрыгая ногами, опутанный собственной сетью, снес собой прилавок с баранками, тяжело грохнулся о землю и с громким звоном врезался головой в чугунную статую сидящего на корточках гнома, не известно к чему выставленную перед магазином, предлагающим портновские аксессуары. Ваганты наградили полет громогласными аплодисментами. Ретиарий лежал, живой, хотя и подающий слабые признаки жизни. Геральт, не спеша, подошел и с размаху пнул его в область печени. Кто-то поймал его за рукав. Мозаик.
— Нет. Я прошу. Пожалуйста, нет. Так нельзя.
Геральт попинал бы «рыбака» еще, потому что хорошо знал, чего нельзя, что можно, а что необходимо. И спуску в таких делах не привык давать никому. Особенно людям, которых никогда не пинали.
— Я прошу, — повторила Мозаик, — не отыгрывайся на нем. За меня. За неё. И за то, что ты сам утратил.
Он послушался. Взял её за плечи. И взглянул в глаза.
— Я иду к твоей мэтрессе, — объявил он жестко.
— Это нехорошо, — покрутила она головой, — будут последствия.
— Для тебя?
— Нет. Не для меня.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
So daily I renew my idle duty
I touch her here and there — I know my place
I kiss her open mouth and I praise her beauty
And people call me traitor to my face.[2]
Бедро чародейки украшала искусная, сказочно сложная и красочная татуировка, подробно изображающая полосатую рыбку яркой расцветки.
Nil admirari, думал ведьмак. Nil admirari.
— Не верю своим глазам, — сказала Литта Нейд.
В том, что произошло, в том, что вышло, как вышло, виноват он сам, и никто другой. На пути к вилле чародейки был сад, и он не смог удержаться от соблазна сорвать одну из растущих на клумбе фрезий. Он помнил запах, доминирующий в ее духах.
— Не верю своим глазам, — повторила Литта, стоя в дверях. Она вышла к нему сама, неуклюжего привратника не было. Может, у него был выходной.
— Ты пришел, я думаю, чтобы выругать меня за руку Мозаик. И принес мне цветок. Белую фрезию. Заходи, а то произойдет сенсация, и весь город наполнится слухами. Мужчина с цветком на моем пороге! Старожилы не припомнят ничего подобного.
На ней было свободное черное платье, сочетание шелка и шифона, легкие волны пробегали по нему при малейшем движении воздуха. Ведьмак стоял, смотрел, все еще с фрезией в протянутой руке, заставлял себя улыбнуться, и никак не мог. Nil admirari, повторял он мысленно максиму, которую помнил из Оксенфурта, университета, где видел ее на картуше над входом на кафедру философии. Мысленно повторял эту максиму все время, пока шел к вилле Литты.
— Не ругай меня, — она взяла фрезию из его пальцев. — Руку девушке я исправлю, как только она придет. Безболезненно. Может быть, даже извинюсь. Извинюсь перед тобой. Только не ругай меня.
Он покачал головой и снова попытался улыбнуться. Не получилось.
— Интересно, — она приблизила фрезию к лицу и впилась в него своими нефритовыми глазами, — ты знаешь символику цветов? И их секретный язык? Ты знаешь, о чем говорит эта фрезия, и вполне сознательно передаешь мне ее послание? Или этот цветок взят чисто случайно, а послание… Подсознательное?