— Для меня это всегда первый раз, — неохотно признался он. — А пятнадцатилетним по-настоящему я никогда не был.
— Я родом со Скеллиге, — сказала она ему позже, в постели. — Море у меня в крови. Я люблю его.
— Я иногда мечтаю, — она нарушила молчание, — отправиться в плавание. Одной. Поставить паруса и выйти в море… Далеко-далеко, за горизонт. Где только вода и небо. Меня обрызгает соленая пена волн, ветер дернет за волосы с настоящей мужской нежностью. И я одна, совсем одна, бесконечно одинокая среди чуждой и враждебной мне стихии. Одиночество среди моря странности. Не мечтаешь об этом?
Нет, не мечтаю, подумал он. Я это имею каждый день.
Пришел день летнего солнцестояния, а после него волшебная ночь, самый короткая в году, в которую расцветают в лесах цветы папоротника, а натертые ужовником нагие девушки танцуют на мокрых от росы полянах. Ночь короткая, пробегает как мгновение ока. Ночь безумная и светлая от зарниц.
Утром после солнцестояния он проснулся в одиночестве. На кухне, его ожидал завтрак. И не только.
— Доброе утро, Мозаик. Прекрасная погода, не правда ли? Где Литта?
— У тебя свободный день, — сказала она, не глядя на него
— Моя несравненная госпожа будет занята. Допоздна. За время, которое вы провели… в удовольствиях, набралось много пациенток.
— Пациенток?
— Она лечит бесплодие. И другие женские болезни. Ты не знал? Ну, теперь уже знаешь. Доброго дня.
— Погоди, не уходи. Я хотел бы…
— Не знаю, чего ты хотел бы, — перебила она. — Но это довольно плохая идея. Лучше, чтобы ты вообще со мной не разговаривал. Сделал вид, что меня вообще нет.
— Коралл тебя больше не будет обижать, я обещаю. И потом, ее здесь нет, она нас не видит.
— Она видит все, что пожелает видеть, ей для этого достаточно нескольких заклинаний и артефактов. И не обманывай себя, что у тебя есть на нее какое-либо влияние. Для этого тебе необходимо нечто большее, чем… — Она указала на спальню. — Пожалуйста, не произноси при ней мое имя. Даже мимоходом. Потому что она мне это припомнит. Хоть через год, но припомнит.
— Если с тобой так обращаются… Разве ты не можешь просто уйти?
— Куда? — она надула губы. — На ткацкую мануфактуру? В портняжную мастерскую? Или прямо в бордель? У меня никого нет. И я никто. И останусь никем. Только она может это изменить. Я все вынесу… Не добавляй к этому еще, если можешь.
— В городе, — она мельком посмотрела на него, — я встретила твоего приятеля. Этого поэта, Лютика. Он о тебе спрашивал. Беспокоится.
— Успокоила его? Объяснила, что я в безопасности? Что мне ничего не угрожает.
— Зачем же я буду врать?
— То есть?
— Ты не в безопасности. Ты здесь, с ней, а тоскуешь о той, другой. Даже тогда, когда ты с ней близок, думаешь только о той. Она это знает. Но играет в эту игру, потому что ее это забавляет, и ты хорошо притворяешься, просто чертовски убедительно. Подумай о том, что произойдет, когда ты сорвешься?
— Ты сегодня тоже ночуешь у нее?
— Да, — подтвердил Геральт.
— Это уже скоро неделя, ты знаешь?
— Четыре дня.
Лютик пробежал пальцами по струнам лютни, издав эффектное глиссандо. Осмотрелся. Хлебнул из кружки, вытер пену с носа.
— Я знаю, что это не мое дело, — сказал он, непривычно для него четко и твердо. Я знаю, что не должен вмешиваться. Я знаю, что ты не любишь, когда кто-то вмешивается. Но в некоторых случаях, друг Геральт, я не должен молчать. Коралл, если ты хочешь знать мое мнение, это одна из таких женщин, которые постоянно и на видном месте должны носить предупреждающую табличку. С надписью: «Смотри, но не трогай!». Вроде таких, как в зоопарке на террариуме, где содержат гремучих змей.
— Я знаю.
— Она играет с тобой, ты для нее развлечение.
— Я знаю.
— И ты самым простым в мире способом мстишь Йеннифэр, которую не можешь забыть.
— Я знаю.
— Тогда зачем…
— Не знаю.
Вечерами гуляли. Иногда в парке, иногда взбирались на холм, возвышающийся над гаванью, иногда просто ходили по Рынку Специй.
Вместе ходили в аустерию «Natura Rerum». Несколько раз. Фебус Равенга был вне себя от радости, по его приказу официанты угождали им, как могли. Геральт, наконец, познал вкус тюрбо в чернилах каракатицы. А также гусиной ножки в белом вине и телячьей голени в овощах. Правда, сначала — и недолго — ему мешало назойливое и показное любопытство других гостей из зала. Потом, по примеру Литты, он научился его игнорировать. Вино из местного погреба в этом очень помогало.
Возвращались на виллу поздно. Коралл сбрасывала платье еще в коридоре, и уже обнаженной направлялась в спальню.
Он следовал за ней. Смотрел. Он любил смотреть на нее.
— Коралл?
— Что?
— Молва твердит, что ты всегда можешь увидеть все, что захочешь. Используя заклинания и артефакты.
— Этой молве, — она оперлась на локоть, посмотрев ему в глаза, — надо будет, мне кажется, еще раз вывернуть сустав. Это должно отучить молву молоть языком.
— Умоляю тебя…
— Я пошутила, — прервала она его. Но в ее голосе не было ни капли веселья.
— И что же такое, — она помолчала, — ты бы хотел увидеть? Или тебе нужно предсказание? Как долго ты проживешь? Когда и как ты умрешь? Какая лошадь выиграет Третогорский приз? Кого коллегия выборщиков изберет иерархом Новиграда? С кем сейчас Йеннифэр?
— Литта!
— Но что тебя интересует, могу я узнать?
Он рассказал ей об украденных мечах.
Молния. И через мгновение с грохотом прокатился гром.
Фонтан тихонько поплескивал, из чаши фонтана пахло мокрым камнем. Мраморная девушка окаменела в танцевальной позе, мокрая и блестящая.
— Статуя и фонтан, — поспешила объяснить Коралл, — не являются выражением моей любви к претенциозному китчу или склонности следовать снобистской моде. Они служат более конкретным целям. Статуя представляет собой меня. В миниатюре. Когда мне было двенадцать лет.
— Кто бы мог тогда предположить, что она вырастет в такую красавицу.
— Это очень важный для меня магический артефакт. Сам фонтан, а, точнее, вода, служит мне для дивинации. Ты знаешь, я думаю, что такое дивинация?
— В общих чертах.
— Кража твоего оружия имела место около десяти дней назад. Для чтения и анализа событий прошлого, даже тех, что произошли очень давно, самым лучшим и надежным методом является онейромантия, но для этого необходимо иметь довольно редкий талант сновидца, которого у меня нет. Сортилегия, или клеромантия нам точно не поможет, также как пиромантия или аэромантия, которые являются эффективными для угадывания судьбы людей, при условии, что есть что-то, этим людям принадлежавшее: волосы, ногти, части одежды и тому подобное. Для объектов, в нашем случае мечей, это неприменимо.
— А поэтому, — Литта отбросила со лба рыжий локон, — остается дивинация. Это, как ты, наверное, знаешь, позволяет увидеть и предсказать будущие события. Нам будут способствовать стихии, потому что настал сезон гроз. Будем комбинировать дивинацию с церауноскопией. Иди сюда. Возьми меня за руку и не отпускай ее. Наклонись и смотри на воду, но ни в коем случае не прикасайтесь к ней. Концентрируйся. Думай о своих мечах! Интенсивно думай о них!
Он услыхал, как она скандирует заклинание. Вода в чаше фонтана реагировала, с каждой фразой произносимой формулы она все сильней вспенивалась и волновалась. Со дна начали подниматься большие пузыри.
Вода успокоилась и помутнела. А потом полностью прояснилась.
Из глубины смотрели темные фиалковые глаза. Крупные локоны черных волос каскадом падали на плечи, они блестели, отражая свет как павлиньи перья, вились и волновались при каждом движении…
— О мечах, — напомнила Коралл тихо и злобно. — Ты должен был думать о мечах.
Вода закружились, черноволосая женщина с фиалковыми глазами исчезла в вихре. Геральт тихо вздохнул.
— О мечах, — прошипела Литта. — Не о ней.
Она проскандировала очередное заклинание под вспышку молнии. Статуя в фонтане загорелась молочным светом, и вода снова успокоилась и стала прозрачной. И тут он увидел.
Свой меч. Касающуюся его руку. Перстни на пальцах.
…. из метеорита. Хорошо сбалансирован, вес лезвия точно равен весу эфеса…
Второй меч. Серебряный. Та же рука.
….стальной сердечник окован серебром… По всей длине лезвия рунические символы…
— Я вижу их, — громко прошептал он, сжимая руку Литты. — Вижу мои мечи… На самом деле…
— Молчи, — она ответила ему еще более сильным пожатием. — Молчи и концентрируйся.
Мечи исчезли. Вместо них он увидел черный лес. Каменный дворец. Скалы, одна из скал…
…огромная, возвышающаяся над всеми, высокая и стройная… Высеченная ветрами в причудливой форме…
Вода вспенилась.
Седой человек с благородными чертами лица, в черном бархатном кафтане и жилете, шитом золотой парчой, обеими руками опирается на трибуну из красного дерева.
— Лот номер десять, — объявляет он громко. — Абсолютно уникальная, невероятная находка, два ведьмачьих меча…
Большой черный кот вертится на месте, пытаясь достичь лапой качающийся над ним медальон на цепочке. На золотом овальном медальоне эмалевый синий дельфин nageant.
Река течет среди деревьев, под сенью крон и свисающих над водой ветвей. На одной из ветвей неподвижно стоит женщина в длинном обтягивающем платье.
Вода коротко вспенилась и почти сразу снова успокоилась.
Он увидел море трав, безбрежную, достигающую горизонта равнину. Он видел ее сверху, как будто с высоты птичьего полета… Или с вершины холма. Холма, с которого спускался ряд невыразительных фигур. Когда они поднимали голову, он видел неподвижные лица, слепые мертвые глаза. Они мертвы, понял он вдруг. Это парад мертвецов…
Пальцы Литты снова сжали его руку. Как клещами.