Сезон гроз — страница 25 из 60

— Рыбачу, когда рыбки захочется. Всегда вожу с собой шнур.

Пинети долго молчал.

— Шнур, — наконец произнес он странным тоном. — Леска, утяжеленная кусочками свинца. С множеством крючков. На которых насаживают червей.

— Да. А что?

— Ничего. Просто так спросил.

*

Ведьмак ехал в Сосницу, еще один поселок углежогов, когда лес вдруг затих. Умолкли сойки, сорочий стрекот как ножом отрезало, внезапно прекратил стучать дятел. Лес застыл в ужасе.

Геральт пустил кобылу в галоп.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Смерть — наш вечный попутчик… Она всегда находится слева от нас на расстоянии вытянутой руки… Единственный по-настоящему мудрый советчик, который у нас есть, — это смерть. Каждый раз, когда ты чувствуешь, как это часто с тобой бывает, что все складывается из рук вон плохо и ты на грани полного краха, повернись налево и спроси у своей смерти, так ли это. И твоя смерть ответит, что ты ошибаешься, и что кроме ее прикосновения нет ничего, что действительно имело бы значение. Твоя смерть скажет: «Но я же еще не коснулась тебя!»

Карлос Кастанеда. Путешествие в Икстлан (перевод А. Сидерского)

Угольная куча в Соснице была построена недалеко от вырубки, углежоги использовали древесные отходы, оставшиеся после рубки. Выжигание началось здесь недавно, из верхней части купола, как из кратера вулкана, бил столб желтоватого и очень вонючего дыма. Запах дыма не перебивал парящего над поляной зловония смерти.

Геральт соскочил с коня. И выхватил меч.

Первый труп, без головы и обеих ног, он увидел рядом с угольной кучей, кровь забрызгала покрывающую бугор землю. Чуть дальше лежали еще три тела, изуродованные до неузнаваемости. Кровь впиталась в лесной песок, оставив темные пятна.

Ближе к середине поляны, возле обложенного камнями костра, лежали еще два трупа — мужчина и женщина. У мужчины было разорвано горло, разодрано до такой степени, что были видны шейные позвонки. Верхняя часть тела женщины лежала в костре, в золе, и была облеплена кашей из перевернутого котелка.

Немного дальше, возле поленницы, лежал ребенок, мальчик, лет, может, пяти. Он был разорван пополам.

Кто-то или, скорее, что-то схватило его за обе ножки и разорвало.

Он увидел следующий труп, у него был вспорот живот и вытянуты кишки. На всю длину, около сажени толстых кишок и больше трех саженей тонких. Кишки ровной глянцевой голубовато-розовой линией тянулись от трупа к шалашу из хвойных ветвей, исчезая внутри.

Внутри, на простой подстилке, лежал на спине худощавый мужчина. Сразу бросалось в глаза, что он здесь чужой. Богатая одежда была вся в крови, буквально пропитана ею. Но ведьмак не заметил, чтобы кровь хлестала, струилась или вытекала из какого-либо из основных кровеносных сосудов.

Геральт узнал его, несмотря на покрытое засохшей кровью лицо. Это был тот самый длинноволосый, стройный и немного женоподобный красавчик, Сорель Дегерлунд, Геральту представляли его на аудиенции у Ортолана. Только там он был одет, подобно другим чародеям, в парадный плащ и вышитый дублет, сидел среди других чародеев за столом и смотрел на ведьмака, как и остальные, с плохо скрываемой враждебностью. А теперь он лежал без сознания в шалаше углежогов, весь в крови, и на запястье его правой руки была накручена человеческая кишка. Вытянутая из распоротого живота трупа, лежащего почти в десяти шагах от него.

Ведьмак проглотил слюну. Подумал, может, зарубить его, пока он без сознания? Этого ожидали Пинети и Цара? Убить одержимого? Ликвидировать гоэтиста, развлекавшегося вызовом демонов?

От размышлений его отвлек стон. Сорель Дегерлунд, похоже, приходил в сознание. Он приподнял голову, застонал, снова упал на подстилку. Сел, повел вокруг затуманенным взглядом. Увидев ведьмака, он открыл рот. Посмотрел на свой испачканный кровью живот. Поднял руку. Увидел, что он в ней держит. И начал кричать.

Геральт посмотрел на купленный Лютиком меч с позолоченной гардой. Потом на тонкую шею чародея. На вздувшуюся на ней вену.

Сорель Дегерлунд оторвал и отбросил прилипшую к руке кишку. Он перестал кричать, только постанывал, его трясло. Он встал, сначала на четвереньки, потом на ноги. Выбрался из шалаша, огляделся, завизжал и бросился бежать. Ведьмак схватил его за шиворот, удержал на месте, потом сбил на колени.

— Что… тут… — бормотал Дегерлунд, дрожа всем телом. — Что это… Что здесь… Случилось?

— Я думаю, ты сам знаешь, что.

Чародей громко сглотнул.

— Как… Как я сюда попал? Ничего… Я ничего не помню… Я ничего не помню! Ничего!

— В это трудно поверить.

— Инвокация… — Дегерлунд схватился за лицо. — Я его призвал… Он появился. В пентаграмме, в меловом кругу… И вошел. Он вошел в меня.

— Видимо, это было не в первый раз, да?

Дегерлунд зарыдал. Как-то театрально, Геральт не мог избавиться от такого ощущения. Он пожалел, что не застиг одержимого прежде, чем демон его покинул. Это сожаление — Геральт отдавал себе в этом отчет — было не очень рациональным, он знал, насколько опасной могла быть схватка с демоном, он должен был радоваться, что тот бежал. Но он не радовался. Потому что, по крайней мере, тогда он бы знал, как поступить.

Почему здесь оказался я, подумал он. Почему не констебль Франс Торквил со своим отрядом. У констебля не было бы никаких колебаний или сомнений. Залитый кровью, застигнутый с кишками жертвы в руке чародей сразу же получил бы петлю на шею и болтался бы уже на первом попавшемся суку. Торквилу не помешали бы неуверенность или сомнения. Торквил бы не задумался о том, что женственно выглядящий худенький чародей никак не в состоянии с такой жестокостью расправиться с таким количеством людей, причем за такое короткое время, что окровавленная одежда не успела высохнуть или задубеть. Он был не в состоянии разорвать ребенка голыми руками. Нет, у Торквила не было бы сомнений.

А у меня они есть.

Пинети и Цара были уверены, что у меня их не будет.

— Не убивай меня… — захныкал Дегерлунд. — Не убивай меня, ведьмак… Я больше никогда… Никогда больше…

— Заткнись.

— Клянусь, я никогда не…

— Заткнись. Ты достаточно пришел в себя, чтобы использовать магию? Вызвать сюда чародеев из Риссберга?

— У меня есть сигилла… Я… Я могу телепортироваться в Риссберг.

— Не один. Вместе со мной. Никаких фокусов. Не пытайся встать, оставайся на коленях.

— Я должен встать. А ты… Чтобы телепортироваться, ты должен находиться рядом со мной. Очень близко.

— То есть как это? Ну же, чего ты ждешь? Доставай амулет.

— Это не амулет. Я же сказал, это сигилла.

Дегерлунд расстегнул окровавленный дублет и рубашку. На его худой груди была татуировка: два пересекающихся круга. Круги были усеяны точками различной величины. Это немного напоминало схему орбит планет, которой Геральт когда-то любовался в университете в Оксенфурте.

Чародей произнес мелодичное заклинание. Круги засветились синим, а точки красным. И начали вращаться.

— Сейчас. Встань ближе.

— Ближе?

— Еще ближе. Полностью прижмись ко мне.

— То есть как?

— Прижмись ко мне и обними меня.

Голос Дегерлунда изменился. Его заплаканные глаза на миг мерзко вспыхнули, а губы гнусно скривились.

— Да, так хорошо. Крепко и нежно, ведьмак. Как будто это твоя Йеннифэр.

Геральт понял, что произойдет. Но уже не мог ни оттолкнуть Дегерлунда, ни огреть его оголовьем меча, ни врезать клинком по шее. Просто не успевал.

В глаза ударил опалесцирующий блеск. На долю секунды он погрузился в черное небытие. В пронизывающий холод, в тишину, бесформенность и безвременье.

*

Они жестко приземлились, пол из каменных плит будто выскочил им навстречу. Удар их разделил. Геральту даже не удалось как следует осмотреться. Он почувствовал сильную вонь, запах грязи, смешанной с мускусом. Огромные и могучие лапы ухватили его под мышками и за шею, толстые пальцы легко сомкнулись на бицепсах, твердые как железо когти до боли впились в нервы, в плечевое сплетение. Все тело онемело, он выпустил меч из ослабевшей руки.

Перед собой он увидел горбуна с мерзким усеянным язвами лицом и черепом, покрытым редкими пучками жестких волос. Горбун, широко расставив кривые ноги, целился в него из огромного самострела, точнее из арбалета с двумя расположенными один над другим стальными луками

Оба направленных на Геральта четырехгранных наконечника болтов были шириной добрых два дюйма и острыми, как бритва.

Сорель Дегерлунд встал перед ним.

— Как ты, наверное, уже понял, — сказал он, — мы не попали в Риссберг. Мы попали в мою обитель и убежище. Место, где мы вместе с моим учителем проводим эксперименты, о которых в Риссберге не знают. Я, как ты, наверное, знаешь, Сорель Альберт Амадор Дегерлунд, magister magicus. Я, чего ты еще не знаешь, тот, кто принесет тебе боль и смерть.

Исчезли, как ветром сдуло, напускной ужас и наигранная паника, исчезло все притворство. Все, что было там, на поляне углежогов, было лицедейством. Перед обвисшим в парализующих тисках корявых лап Геральтом стоял уже совершенно иной Сорель Дегерлунд — торжествующий, полный гордости и высокомерия. Сорель Дегерлунд, скалящий зубы в злорадной усмешке. Усмешке, заставляющей думать о сколопендрах, протискивающихся через щель под дверью. О раскопанных могилах. О белых червях, извивающихся в падали. О жирных навозных мухах, шевелящих ножками в тарелке супа.

Чародей подошел ближе. В руках у него был стальной шприц с длинной иглой.

— Я надул тебя как ребенка, там, на поляне, — процедил он. — Ты оказался наивным, как дитя, ведьмак Геральт из Ривии! Хотя инстинкт тебя не подвел, ты не убил меня, так как не был уверен. Потому что ты хороший ведьмак и хороший человек. Рассказать тебе, хороший ведьмак, кто такие хорошие люди? Это те, кому судьба поскупилась дать шанс воспользоваться благом стать плохим. Или те, кто имели такой шанс, но были слишком глупы, чтобы его использовать. Неважно, к какой группе ты относишься. Ты дал себя заманить, попал в ловушку, из которой не выйдешь живым, уверяю тебя.