ернусь к себе, в Горс Велен.
— Ну, еще раз спасибо. Прощай, краснолюд.
— Прощай, чародейка.
ИНТЕРЛЮДИЯ
— Тебя запрещено впускать, — сказал вышибала Тарп. — Ты это хорошо знаешь. Сойди с лестницы.
— А это ты видел, хам? — Никефор Муус со звоном потряс пузатым денежным мешком. — Видел в жизни столько золота сразу? Прочь с дороги, господин идет! Богатый господин! Посторонись, холоп!
— Впусти его, Тарп! — Из аустерии появился Фебус Равенга. — Я не хочу шума, гости беспокоятся. А ты смотри. Один раз ты меня обманул — второго раза не будет. Лучше бы, чтобы в этот раз у тебя было чем заплатить, Муус.
— Господин Муус! — чиновник оттолкнул Тарпа. — Господин! Смотри, с кем говоришь, трактирщик.
— Вина! — закричал он, развалившись за столом. — Самого дорогого, какое есть!
— Самое дорогое, — отважился ответить официант, — стоит шестьдесят крон…
— Тащи сюда! Подать целый кувшин, мигом!
— Потише, — увещевал его Равенга. — Потише, Муус.
— Не затыкай мне рот, крохобор! Жулье! Выскочка! Кто ты такой, чтобы затыкать меня? Вывеска позолоченная, а к сапогам навоз пристал! Говно всегда останется говном! Смотри сюда! Ты видел в жизни столько золота сразу? Ты видел?
Никефор Муус полез в мешок, вытаащил горсть золотых монет и размашистым жестом бросил их на стол.
Монеты разбрызгались коричневой жижей. Вокруг разнесся отвратительный запах экскрементов.
Гости аустерии «Natura Rerum» вскочили с мест, помчались к выходу, кашляя и закрывая носы салфетками. Официант согнулся в рвотном позыве. Кто-то кричал, кто-то ругался. Фебус Равенга не дрогнул. Он стоял, как статуя, скрестив руки на груди.
Муус, ошеломленный, тряс головой, тер выпученные глаза и смотрел на смердящую кучу на скатерти. Наконец очнулся, полез в мешок. И вытащил оттуда руку, полную густой субстанции.
— Ты прав, Муус, — сказал Фебус Равенга ледяным голосом, — Говно всегда будет говном. Во двор его.
Чиновник магистрата даже не сопротивлялся, когда его тащили, он был слишком ошеломлен случившимся. Тарп притащил его к отхожему месту. По знаку Равенги слуги сняли деревянную крышку клоачной ямы. Увидев это, Муус ожил, начал верещать, упираться и брыкаться. Но это ему не сильно помогло. Тарп подтащил его к яме и сбросил вниз. Молодой человек плюхнулся в жидкие испражнения. Но не утонул. Выпрямил руки и ноги и не тонул, поддерживаемый на поверхности месива благодаря брошенным туда пучкам соломы, тряпкам, палкам и мятым страницам, вырванным из различных ученых и благочестивых книг.
Фебус Равенга снял со стены сарая деревянные вилы для сена, изготовленные из расщепленной на конце жерди.
— Говно было, есть и останется говном, — сказал он. — И всегда в конечном итоге в говно попадает.
Он навалился на вилы и окунул Мууса. С головой. Муус с плеском выбрался на поверхность, рыча, кашляя и отплевываясь. Равенга позволил ему немного покашлять и набрать воздуха, после чего затопил его снова. На этот раз действительно глубоко.
Повторив эту операцию несколько раз, он бросил вилы.
— Оставьте его там, — приказал он. — Пусть сам выбирается.
— Это будет нелегко, — оценил Тарп. — И немного затянется.
— И пускай затянется. Спешить некуда.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
A mon retour, he! je m’en desespere,
Tu mas recu d’un baiser tout glace.[4]
На рейд на всех парусах входила новиградская шхуна «Пандора Парви», поистине прекрасный корабль. Красивый и быстрый, подумал Геральт, спускаясь по трапу на оживленную набережную. Он видел эту шхуну в Новиграде, наводил справки, узнал, что она выходит из Новиграда на целых два дня позже, чем галера «Стинта», на которой он прибыл. Несмотря на это, она достигла Керака практически в то же время. Может быть, стоило подождать и отправиться на этой шхуне, подумал он. А за два дополнительных дня в Новиграде, кто знает, возможно, удалось бы раздобыть какую-то информацию?
Напрасные сомнения, решил он. Может, кто знает, а вдруг. Что случилось, то случилось, ничего уже не изменишь. И нечего над этим размышлять.
Он попрощался взглядом со шхуной, маяком, морем и темнеющим грозовыми тучами горизонтом. Потом быстрым шагом направился в сторону города.
Из виллы носильщики как раз выносили портшез, изящную конструкцию со шторками лилового цвета. Видимо, был вторник, среда или четверг. В эти дни Литта Нейд принимала пациенток, а пациентки, как правило, состоятельные дамы из высшего общества, пользовались именно такими портшезами.
Привратник впустил его без единого слова. И хорошо. Геральт был не в лучшем настроении, и, вероятно, на слово ответил бы словом. Или, может, даже двумя или тремя.
В патио было пусто, вода в фонтане тихо журчала. На малахитовом столике стояли графин и бокалы. Геральт без церемоний налил себе.
Когда он поднял глаза, увидел Мозаик. В белом халате и фартуке. Бледную. С прилизанными волосами.
— Это ты, — сказала она. — Вернулся.
— Это, несомненно, я, — сухо подтвердил он. — Несомненно, вернулся. А это вино, несомненно, немного прокисло.
— Я тоже рада тебя видеть.
— Коралл дома? А если дома, то где?
— Минуту назад, — она пожала плечами, — я видела ее между ног пациентки. Несомненно, она все еще там.
— У тебя действительно нет выхода, Мозаик, — тихо сказал он, глядя ей в глаза. — Ты должна быть чародейкой. В самом деле, у тебя есть к этому предрасположенность и задатки. Твое разящее остроумие не смогли бы оценить на ткацкой мануфактуре. И тем более, в борделе.
— Я учусь и развиваюсь. — Она не опускала глаз. — Я уже не плачу в уголке. Отплакала свое. Этот этап пройден.
— Нет, ты себя обманываешь. У тебя многое еще впереди. И сарказм не защитит тебя от этого. Особенно, если он искусственный и плохо скопированный. Но хватит об этом, не мне учить тебя жизни. Где, я спрашиваю, находится Коралл?
— Здесь. Здравствуй.
Чародейка, как призрак, появилась из-за портьеры. Как и Мозаик, она была в белом врачебном халате, а ее заколотые рыжие волосы были упрятаны под полотняную шапочку, которая при обычных обстоятельствах показалась бы смешной. Но обстоятельства не были обычными, и смех был неуместен, ему понадобилась секунда, чтобы это понять.
Она подошла, молча поцеловала его в щеку. Губы были холодными. А под глазами темные круги.
Она пахла лекарствами. И чем-то еще, что использовала для дезинфекции. Это был противный, отталкивающий, больной запах. Запах, который вызывал тревогу.
— Увидимся завтра, — опередила его она. — Завтра мне обо всем расскажешь.
— Завтра.
Она посмотрела на него, и это был взгляд сквозь даль, сквозь разделяющую их пропасть времени и событий. Ему понадобилась секунда, чтобы понять, насколько глубока эта пропасть и как отдалили их события.
— Может, лучше послезавтра. Сходи в город. Встреться с поэтом, он очень беспокоился о тебе. А теперь, пожалуйста, иди. Я должна заняться пациенткой.
Когда она ушла, он взглянул на Мозаик. Наверное достаточно красноречиво, потому что она не замедлила с объяснениями.
— Утром у нас были роды, — сказала она, и ее голос немного изменился. — Сложные. Она решила использовать щипцы. И все, что могло пойти плохо, пошло плохо.
— Я понял.
— Сомневаюсь.
— До свидания, Мозаик.
— Тебя долго не было, — она подняла голову. — Гораздо дольше, чем она ожидала. В Риссберге не знали, или делали вид, что не знают. Что-то произошло, правда?
— Что-то произошло.
— Я поняла.
— Сомневаюсь.
Лютик поразил его сообразительностью. Он подтвердил факт, очевидность которого Геральт все еще не вполне осознавал. И целиком так и не принял.
— Конец, да? Как ветром унесло? Ясно, что ты понадобился ей и чародеям, сделал свое дело, а теперь можешь уйти. И знаешь, что? Я рад, что это произошло. Когда то, в конце концов, должен был закончиться этот удивительный роман, и чем дольше он продолжался, тем опаснее могли быть последствия. Ты тоже, если хочешь знать мое мнение, должен быть счастлив, что можешь выбросить это из головы, и что все прошло так гладко. Поэтому на твоем лице должна быть радостная улыбка, а не эта мрачная и угрюмая гримаса, которая, поверь, совсем тебе не идет, ты выглядишь с ней просто как человек после тяжкого похмелья, который вдобавок отравился закуской и не помнит, обо что и когда он сломал зуб или откуда на его штанах следы семени.
— А может, — продолжал бард, абсолютно не смущаясь отсутствием реакции со стороны ведьмака, — твоя подавленность проистекает от чего-то другого? Может оттого, что тебя выставили за дверь, когда ты планировал финал в своем собственном стиле? Эдакий уход ранним утром, и цветы на столике? Ха, ха, в любви как на войне, мой друг, и твоя милая поступила как истинный стратег. Действовала на опережение, превентивной атакой. Наверное, она читала «Историю войн» маршала Пеллиграма. Пеллиграм приводит много примеров побед, достигнутых с помощью подобного фортеля.
Геральт по-прежнему не реагировал. Лютик, похоже, реакции не ожидал. Он допил пиво, кивнул трактирщице, чтобы принесла еще.
— Принимая во внимание вышесказанное, — продолжил он, покручивая колки лютни, — я вообще за секс на первом свидании. Рекомендую на будущее, во всех случаях. Это устраняет необходимость дальнейших встреч с тем же лицом, которые бывают иногда утомительными и времязатратными. Раз уж об этом зашла речь, то восхваленная тобой госпожа адвокат действительно стоила затраченных усилий. Ты не поверишь…
— Я поверю, — ведьмак не выдержал, прервал его довольно резко. — Я поверю без истории, так что можешь пропустить ее.
— Ну, да, — заключил бард. — Угнетенное состояние, обеспокоенность и самокопание, из-за этого ты вспыльчив и груб. Это не только из-за женщины, сдается мне. Тут что-то еще. Знаю, черт побери. Я понял. В Новиграде ничего не вышло? Не вернул мечи?