– Просим в избу.
Входить, как обычно в подобных домах, нужно было через сени: темные и загроможденные. Сама изба оказалась довольно просторной, светлой и чистой, стены лишь подле кухни и печи носили следы сажи, в других же местах радовали белизной или цветными ковриками, всюду висела также разнообразнейшая домашняя утварь, пучки трав, косицы чеснока, вязанки перца. Полотняная завеса отделяла жилую комнату от кладовой. Пахло кухней. Капустой, стало быть.
– Просим садиться.
Хозяйка все еще стояла, мяла фартук. Дети присели подле печи, на низкой лавке.
Медальон на шее Геральта задрожал. Сильно и неудержимо. Бился под рубахой, словно плененная птаха.
– Тот меч, – отозвалась женщина, отходя к кухне, – стоило в сенях оставить. Не по обычаю это – с оружием за стол садиться. Только разбойники так поступают. Ты разбойник?
– Ты хорошо знаешь, кто я такой, – отрезал он. – А меч останется там, где он есть. Ради напоминания.
– О чем?
– О том, что поспешные поступки влекут за собой опасные последствия.
– Тут никакого оружия совсем нет, а значит…
– Ладно, ладно, – прервал он. – Давай друг друга не обманывать, госпожа хозяйка. Сельская хата – сущий арсенал, не один уже погиб от мотыги, а о цепах и вилах я даже вспоминать не стану. Слыхал я даже о человеке, которого прикончили билом от маслобойки. Всем можно причинить вред, если захочется. Или понадобится. И коли уж мы заговорили об этом, то – оставь в покое тот горшок с кипятком. И отойди от кухни.
– Ничего такого я не думала, – быстро произнесла женщина, очевидно, кривя душою. – И там не кипяток, а борщ. Угостить хотела…
– Спасибо. Но я не голоден. Поэтому горшок не трогай и отойди от печи. Сядь там, подле детей. И чинно подождем хозяина.
Сидели они в тишине, прерываемой лишь жужжанием мух. Медальон дрогнул.
– В печи казанок с капустой доходит, – прервала тяжелое молчание женщина. – Вынуть надобно, а то прогорит.
– Она, – Геральт указал на самую маленькую из девочек, – пусть это сделает.
Девочка неторопливо встала, зыркая на него из-под пшеничной челки. Взяла ухват на длинном черенке, склонилась над заслонкой печи. И внезапно прыгнула на Геральта, словно кошка. Намеревалась пригвоздить к стене его шею, но он уклонился, дернул за черенок, повалил девочку на пол. Еще падая, та начала превращаться.
Женщина и две прочих превратиться уже успели. На ведьмака в прыжке летели три зверя: серая волчица и два волчонка, с налитыми кровью глазами и оскаленными клыками. В прыжке они разделились, истинно по-волчьи, нападая со всех сторон. Он отскочил, на волчицу толкнул лавку, волчат отбросил ударами кулаков в утыканных серебром перчатках. Заскулили, припали к земле, ощерив клыки. Волчица дико завыла, прыгнула снова.
– Нет! Эдвина! Нет!
Она свалилась на него, прижимая к стене. Но уже в людском обличье. Превратившиеся девочки тут же сорвались с места, спрятались за печью. Женщина осталась, присев у его коленей, глядя пристыженным взглядом. Ведьмак не знал, стыдится ли нападения или того, что оно не удалось.
– Эдвина! Как же так? – загремел, уперев руки в бока, бородатый мужичина высоченного роста. – Что же это ты?
– Это ведьмак! – фыркнула женщина, все еще сидя на корточках. – Разбойник с мечом! За тобой пришел! Убийца! Кровью пахнет!
– Молчи, женщина. Я его знаю. Простите, господин Геральт. Ничего с вами не случилось? Простите. Она не ведала… Думала, что уж коли ведьмак…
Он прервался, огляделся неспокойно. Женщина и девочки сгрудились подле печи. Геральт готов был поклясться, что слышит тихое рычание.
– Ничего не случилось, – сказал он. – И я не в обиде. Но появился ты вовремя. Отнюдь не преждевременно.
– Знаю, – бородач заметно вздрогнул. – Знаю, господин Геральт. Садитесь, садитесь за стол… Эдвина! Пива подай!
– Нет. Выйдем, Дуссарт. На пару слов.
Посреди подворья сидел бурый кот, при виде ведьмака мгновенно сиганувший прочь и спрятавшийся в крапиве.
– Не хочу расстраивать твою жену и пугать детей, – произнес Геральт. – Кроме того, есть у меня дело, о котором я предпочел бы перемолвиться с глазу на глаз. Речь, видишь ли, идет об одной услуге.
– Что пожелаете, – выпрямился бородач. – Только скажите. Всякое ваше желание выполню, если только смогу. Долг у меня перед вами, большой долг. Благодаря лишь вам живым хожу по свету. Потому как во время оно вы меня пощадили. Вам благодаря…
– Не мне. Себе. Тому, что даже в волчьем обличье ты оставался человеком и никогда никому не причинил вреда.
– Не причинил, это правда. И что мне это дало? Соседи, заподозрив неладное, сразу против меня ведьмака вызвали. Хотя, бедолаги, грош к грошу собирали, чтобы вас нанять.
– Я подумывал вернуть им деньги, – признался Геральт. – Но это могло бы возбудить подозрения. Я дал им твердое ведьмачье слово, что снял с тебя волкулачье проклятие и совершенно вылечил от ликантропии, что нынче ты – наинормальнейший в мире. А такой поступок должен чего-то стоить. Если люди платят за что-то – значит, они в это верят; что оплачено, то становится истинным и легальным. Чем дороже – тем лучше.
– У меня аж мурашки бегают, когда тот день вспоминаю. – Диссарт, несмотря на загар, побледнел. – Я чуть от страху не помер, как вас с клинком серебряным увидал. Решил: последний мой час пробил. Мне же всякое слыхать приходилось. О ведьмаках-убийцах, кровь и мясо любящих. А вы, как оказалось, человек справедливый. И добрый.
– Давай-ка без преувеличений. Но моего совета ты послушался и из Гуаамеза выехал.
– Пришлось, – хмуро произнес Дуссарт. – В Гуаамезе вроде бы поверили, что я – расколдованный, но вы были правы, бывшему волкулаку меж людьми непросто. По-вашему получилось: то, кем ты был, для людей всегда важнее того, кем стал. Пришлось оттуда выезжать, в чужие края идти, где меня никто не знал. Бродил я, бродил… Пока, наконец, сюда не попал. И тут с Эдвиной познакомился…
– Нечасто случается, чтобы двое териантропов соединились в пару, – покачал головой Геральт. – А еще реже бывает потомство от таких связей. Повезло тебе, Дуссарт.
– Это точно, – ощерился волкулак. – Малышки – как с картинки, красавицами растут. А с Эдвиной мы – душа в душу. Без нее мне не жить.
– Она во мне ведьмака сразу узнала. И немедленно была готова защищаться. Не поверишь, кипящим борщом хотела встретить. Наверняка и она наслушалась волкулачьих сказок о кровожадных ведьмаках, до мяса жадных.
– Простите ей, господин Геральт. А оного борща мы вместе попробуем. Эдвина чудный борщ варит.
– Может лучше мне не навязываться, – покачал головой ведьмак. – Детей пугать не хочу, а тем более супругу твою нервировать. Для нее я по-прежнему разбойник с мечом, и странно было бы ожидать, чтоб так вот сразу она прониклась доверием ко мне. Сказала, что я кровью пахну. В переносном, как понимаю, смысле.
– Не совсем. Без обид, господин ведьмак, но отдает от вас кровью ужасно.
– Я с кровью не имел дела…
– Я бы сказал: где-то недели две, – закончил волкулак. – Это старая кровь, мертвая, притрагивались вы к кому-то окровавленному. Есть и более ранняя кровь, где-то месячной давности. Холодная кровь. Кровь рептилии. Вы и сами истекали кровью. Из раны, живой кровью.
– Я изумлен.
– У нас, волкулаков, – Дуссарт гордо выпрямился, – чуток тоньше обоняние, чем у людей.
– Знаю, – улыбнулся Геральт. – Знаю, что волкулачье обоняние – воистину чудо природы. Именно потому я и пришел к тебе за помощью.
– Бурозубки, – сказал Дуссарт. – Бурозубки, значится, землеройки. И полевки. Много полевок. Говно. Много говна. Главным образом – куниц. И ласок. Ничего больше.
Ведьмак вздохнул, потом сплюнул. Не скрывал разочарования. Была это уже четвертая пещера, в которой Дуссарт не вынюхал ничего, кроме грызунов и охотившихся на грызунов хищников. И массу говна от тех и других.
Они перешли к следующему отверстию, зиявшему в скале. Камни выскальзывали из-под ног, катились по насыпи. Склон был отвесным, шли они с трудом, Геральт уже начинал уставать. Дуссарт в зависимости от местности то оборачивался волком, то оставался в человечьем облике.
– Медведица, – он заглянул в очередной грот, потянул носом. – С молодыми. Была, но ушла, здесь ее уж нет. Есть сурки. Землеройки. Нетопыри. Много нетопырей. Горностай. Куница. Росомаха. Много дерьма.
Следующая пещера.
– Самка хорька. В течке. Еще росомаха… Нет, две. Пара росомах.
– Подземный источник, вода, чуток с серой. Гремлины, целая группа, штук десять, пожалуй. Какие-то гады, может, саламандры… Нетопыри…
С расположенного где-то выше скального уступа взлетел огромный орел, кружил над ними, покрикивая.
Волкулак поднял голову, глянул на горные вершины. И на бегущие над ними темные тучи.
– Гроза идет. Такое уж лето, ни дня без грозы… Что делаем, господин Геральт? Следующая дыра?
– Да.
Чтобы добраться до нее, им пришлось миновать обрушивавшийся с утеса водопад, не слишком большой, но достаточный, чтобы серьезно их вымочить. Поросшие мхом скалы были здесь скользкими, будто мыло. Дуссарт, чтобы проще было идти, перекинулся в волка. Геральт несколько раз опасно оскальзывался, но справился, чертыхаясь и преодолевая трудный участок на четвереньках. Хорошо, что нет здесь Лютика, подумал, уж он бы описал это в балладе. Впереди ликантроп в волчьем образе, за ним ведьмак на четвереньках. Вот бы люди порадовались!
– Большая дыра, господин ведьмак, – поспешил с оценкой Дуссарт. – Большая и глубокая. Там – горные тролли, пять или шесть взрослых троллей. И нетопыри. Много нетопырьего дерьма.
– Идем дальше. К следующей.
– Тролли… Те же тролли, что и в предыдущей. Пещеры соединяются.
– Медведь. Пестун. Был там, но ушел. Недавно.
– Землеройки. Нетопыри. Листоносы.
От следующей пещеры волкулак отскочил, словно ошпаренный.
– Горгон, – прошептал. – В глубине сидит большой горгон. Спит. Кроме него, здесь ничего нет.