Они сошли с коней. Дымари не обратили на них внимания, были слишком заняты. Если кто-то ими и заинтересовался, то лишь женщины и несколько ребятишек, бегавших между шалашами.
– А как же. – Пинетти угадал вопрос, который ведьмак не успел задать. – Среди похороненных под курганом тоже были дети. Трое. Три женщины. Девять мужчин и подростков. Пойдем-ка.
Они вошли между штабелей сохнущего дерева.
– Нескольких мужчин, – сказал чародей, – убили на месте, им разбили головы. Остальных обездвижили, чем-то острым перерезав сухожилия на ногах. У многих, в том числе у всех детей, были дополнительно сломаны руки. Обездвиженных убили. Разрывали горло, распарывали животы, раздирали грудные клетки. Снимали кожу со спины, скальпировали. Одной женщине…
– Хватит. – Ведьмак смотрел на темные потеки крови, все еще заметные на стволах берез. – Достаточно, Пинетти.
– Тебе следует знать, с кем… с чем мы имеем дело.
– Уже знаю.
– Ну тогда последние подробности. Тел мы недосчитались. У всех убитых были отрезаны головы. И сложены в пирамиду, вот тут, на этом самом месте. Голов было пятнадцать, тел тринадцать. Два тела исчезли.
– Практически по такой же схеме, – продолжил чародей, чуть помолчав, – расправились и с жителями двух других селений, Тисов и Каблуков. В Тисах убили девять человек, в Каблуках двенадцать. Мы с тобой побываем там завтра. Сегодня еще заглянем в Новую Смолярню, это недалеко. Увидишь, как производят древесную смолу и деготь. Когда в следующий раз будешь что-то смазывать дегтем, будешь знать, откуда он взялся.
– У меня вопрос.
– Слушаю.
– Вам в самом деле было не обойтись без шантажа? Вы не верили, что я по собственной воле приеду в Риссберг?
– Мнения на этот счет разошлись.
– Засадить меня в тюрьму в Кераке, потом освободить, но все еще угрожать судом, чья это была идея? Кто это состряпал? Коралл, правда?
Пинетти посмотрел на него. И смотрел долго.
– Правда, – признал он наконец. – Это была ее идея. И ее план. Засадить, освободить, угрожать. А в конце устроить так, чтобы дело было закрыто. Она это устроила сразу после твоего отъезда, твое досье в Кераке чистое как слеза. Есть еще вопросы? Нет? Тогда поехали в Новую Смолярню, посмотрим на деготь. Потом я открою телепорт и вернемся в Риссберг. Вечером еще хочу успеть с удочкой на мою речку. Подёнка роится, форель кормится… Ты когда-нибудь удил рыбу, ведьмак? Тебя привлекает рыбная ловля?
– Я ловлю рыбу, когда есть на нее аппетит. У меня всегда с собой шнур.
Пинетти долго молчал.
– Шнур, – сказал он наконец странным голосом. – Леска, утяжеленная кусочками свинца. С несколькими крючками. На которые ты надеваешь червей.
– Да. А что?
– Нет, ничего. Зря я спросил.
Он ехал в Сосновку, очередное селение углежогов, когда лес вдруг смолк. Онемели сойки, как ножом отрезало крики сорок, внезапно оборвался стук дятла. Лес замер в ужасе.
Геральт поднял кобылу в галоп.
Смерть – наш вечный попутчик. Она всегда находится слева от нас на расстоянии вытянутой руки, и смерть – единственный мудрый советчик, который всегда есть у воина. Каждый раз, когда воин чувствует, что все складывается из рук вон плохо и он на грани полного краха, он оборачивается налево и спрашивает у своей смерти, так ли это. И его смерть отвечает, что он ошибается и что кроме ее прикосновения нет ничего, что действительно имело бы значение. Его смерть говорит: «Но я же еще не коснулась тебя!»
Глава одиннадцатая
Печь в Сосновке сложили поближе к раскорчеванному участку, углежоги использовали древесные отходы, что остались после вырубки. Задута печь была недавно, из верха куполообразного строения, словно из кратера вулкана, бил столб желтоватого и очень вонючего дыма. Запах дыма не глушил поднимающегося над поляной смрада смерти.
Геральт соскочил с лошади. И обнажил меч.
Первый труп, лишенный головы и обеих ступней, попался ему прямо рядом с печью, кровь забрызгала землю, которой был обложен штабель дров. Чуть дальше лежали еще три тела, изуродованные до неузнаваемости. Кровь уже впиталась в жадный лесной песок, оставив чернеющие пятна.
Ближе к центру поляны и обложенному камнями кострищу лежали еще два трупа – мужчины и женщины. У мужчины было разорвано горло, разодрано так, что видны были шейные позвонки. Женщина верхней частью тела лежала в кострище, в пепле, облепленная кашей из перевернутого котелка.
Чуть дальше, у штабеля бревен, лежал ребенок, мальчик лет пяти. Был разорван пополам.
Кто-то – а скорее, что-то – схватило его за обе ножки и разорвало.
Геральт заметил следующий труп, у этого был вспорот живот и вытащены кишки. На всю длину, то есть на сажень толстого кишечника и на три с лишним тонкого. Кишки прямой блестящей сине-розовой линией тянулись от трупа к шалашу из хвойных веток, исчезали в нем.
А внутри шалаша, на примитивной лежанке, лежал навзничь худощавый мужчина. Сразу бросалось в глаза, что он выглядел тут совершенно неуместно. Богатая его одежда была вся в крови, насквозь ею пропиталась. Но ведьмак не заметил у мужчины кровотечения – обильного или нет – из любого крупного кровеносного сосуда.
Геральт узнал мужчину, несмотря на покрытое засохшей кровью лицо. Это был длинноволосый, стройный и несколько женственный красавчик, Сорель Дегерлунд, представленный ему на аудиенции у Ортолана. Тогда на нем тоже, как и на других чародеях, был расшитый плащ, а под ним вышитый дублет: он сидел за столом среди других и так же, как другие, смотрел на ведьмака с плохо скрываемой неприязнью. А сейчас лежал без сознания в шалаше углежогов, весь в крови, а запястье правой руки у него было обмотано человеческими кишками. Вытащенными из живота трупа, лежащего в неполных десяти шагах.
Ведьмак сглотнул слюну. «Зарубить его, – подумал он, – пока без сознания? Этого от меня ожидают Пинетти и Тцара? Убить энергумена? Устранить адепта гоэции, забавляющегося вызовом демонов?»
Из задумчивости его вырвал стон. Сорель Дегерлунд, похоже, приходил в себя. Поднял голову, застонал, снова упал на лежанку. Приподнялся, огляделся вокруг безумным взглядом. Увидел ведьмака, открыл рот. Взглянул на свой забрызганный кровью живот. Поднял руку. Увидел, что в ней держит, и закричал.
Геральт смотрел на меч с золоченой гардой, покупку Лютика. Поглядывал на тонкую шею чародея. На набрякшую на ней жилу.
Сорель Дегерлунд отлепил и снял с руки кишку. Перестал кричать, лишь стонал и трясся. Встал сперва на четвереньки, потом на ноги. Выскочил из шалаша, осмотрелся, завизжал и бросился бежать. Ведьмак поймал его за шиворот, остановил и бросил на колени.
– Что… здесь… – пролепетал Дегерлунд, все еще дрожа. – Что ту… Что тут про… Произошло?
– Я думаю, ты знаешь, что.
Чародей громко проглотил слюну.
– Как я… Как я тут оказался? Ничего… Ничего не помню… Ничего не помню! Ничего!
– Пожалуй, я в это не поверю.
– Инвокация… – Дегерлунд схватился за лицо. – Я проводил вызов… И он появился. В пентаграмме, в меловом кругу… И вошел. Вошел в меня.
– Однако не в первый раз, да?
Дегерлунд зарыдал. Несколько театрально, Геральт не мог отделаться от такого впечатления. Жалел, что не застал энергумена, пока демон его не оставил. Жалеть об этом, он отчетливо понимал, было не слишком умно, ибо знал, насколько опасной может быть встреча с демоном; стоило радоваться, что ее удалось избежать. Но он не радовался. Потому что в том случае он хотя бы знал, что делать.
«Ну почему выпало на меня, – подумал он. – Ведь явись сюда Франс Торкил со своим отрядом, у констебля бы не было никаких трудностей и моральных терзаний. Перемазанный кровью, пойманный со внутренностями жертвы в руке чародей сходу получил бы петлю на шею и закачался бы на первой попавшейся ветке. Торкила не остановили бы сомнения, он не колебался бы. Торкил бы даже не задумался о том, что женственный и довольно тощий чародей никаким образом не в состоянии был бы жестоко расправиться со столькими людьми, да притом настолько быстро, что окровавленная одежда не успела засохнуть. Что не сумел бы разорвать ребенка голыми руками. Нет, у Торкила не было бы внутренних противоречий.
А вот у меня есть.
А Пинетти и Тцара были уверены, что у меня их не будет».
– Не убивай меня, – застонал Дегерлунд. – Не убивай меня, ведьмак… я никогда… Никогда больше…
– Заткнись.
– Клянусь, что никогда…
– Заткнись. Ты достаточно пришел в себя, чтобы использовать магию? Вызвать сюда чародеев из Риссберга?
– У меня есть сигил, печать… Могу… Могу телепортироваться в Риссберг.
– Не один. Вместе со мной. И без фокусов. Не пытайся вставать, оставайся на коленях.
– Я должен встать. А ты… Чтобы телепортация удалась, ты должен встать рядом со мной. Очень близко.
– Насколько? Ну же, чего ждешь? Доставай этот амулет.
– Это не амулет. Я же сказал, это сигил.
Дегерлунд распахнул окровавленный дублет и рубашку. На худой груди у него была татуировка, два пересекающихся круга. Круги были усеяны точками разной величины. Это выглядело похожим на схему планетарных орбит, которую Геральт рассматривал как-то на занятиях в Оксенфурте.
Чародей проговорил напевное заклинание. Круги засветились синим, а точки красным. И закружились.
– Сейчас. Встань рядом.
– Рядом?
– Еще ближе. Вообще прислонись ко мне.
– Что?
– Прислонись ко мне и обними меня.
Голос Дегерлунда изменился. Его глаза, только что заплаканные, нехорошо вспыхнули, а губы мерзко искривились.
– Да, вот так хорошо. Сильно и страстно, ведьмак. Словно бы я был этой твоей Йеннифэр.
Геральт понял, что его ждет. Но не успел ни оттолкнуть Дегерлунда, ни шарахнуть его рукоятью меча, ни хлестнуть клинком по шее. Просто не успел.
В его глазах заблестела серебристая дымка. В долю секунды он утонул в черном ничто. В пронзительном холоде, в тишине, бесформенности и безвременье.