В воздухе закружились серые хлопья. Пепел. Значит, прорицания… Прорицатели действуют на эфир через предметы окружающего мира: тела людей и животных, растения, стихии. Джекс всегда считал этих ясновидцев низшей кастой.
– Может, их привлекает огонь? – предположила я. – Не зря же говорят, что город служит маяком.
– Эфирным маяком, номер сорок. Ясновидцы, духи, рефаиты – все вместе так и манит. Вспомни, как работает эфир.
– Откуда у тебя такие познания? Ты ведь даже не из Синдиката! Кто ты?
– Никто. Как и ты.
Я обиженно замолчала.
– Есть еще вопросы? – ухмыльнулся Дэвид. – Не устала задавать?
– Начинай.
– В смысле?
– Начинай уже отвечать! – вырвалось у меня. – Хватит ходить вокруг да около. Я должна знать, что это за место, где придется коротать остаток жизни. Неужели не ясно?
Не сговариваясь, мы устремили взгляд на «Цех». Я старалась не облокачиваться на балюстраду, грозившую вот-вот доразвалиться. Наконец мне удалось взять себя в руки.
– Так ты ответишь?
– Я привел тебя сюда не играть в «вопрос – ответ», а понять, странница ты или нет.
– Она самая, во плоти.
– Не совсем так. Иногда бываешь и вне плоти. – Дэвид осмотрел меня сверху донизу. – Ты была в Центральной когорте, в сердце Синдиката. Как же так? Где просчиталась?
– Нигде, просто не повезло. А что им за дело до Синдиката?
– О, там же самые сливки! Сборщики, странники, оракулы – сплошь высшие касты, те, кого мечтает заполучить Нашира. Вот в это все и упирается, поэтому и будет подписан акт.
– Что за акт?
– Нашире нужны качественные ясновидцы, но все они находятся под защитой группировок. Свергнуть главарей мимов в Лондоне рефаим не может, а потому вынужден расширять территории. В течение двух лет акт гарантирует создание Второго Шиола, а Париж станет главной цитаделью-поставщиком. – Дэвид коснулся ран на груди. – И никто не посмеет им помешать, пока существует угроза эмима.
Меня охватило радостное возбуждение. Значит, Нашира боится Синдиката. Это что-то новенькое! По мне, главари мимов – никчемные прожигатели жизни, законченные эгоисты, по крайней мере в центральных секторах. Потусторонний совет не собирался невесть сколько лет. Главари шаек вольготно чувствовали себя в своих районах, творили что хотели, пока Гектор отдыхал со шлюхами и просаживал деньги за карточным столом. И вдруг выясняется, что могущественные рефаиты опасаются этой швали!
– Ты же теперь их преданный сторонник. – Я выразительно покосилась на алую тунику. – Ну, какие планы? Будешь им помогать?
– Всегда говорил и говорю, что преданности во мне кот наплакал. Кстати, номер сорок, – Дэвид вдруг сменил тему, – ты хоть раз видела кровь рефаитов? – Не дождавшись ответа, он продолжал: – На самом деле это эктоплазма. К слову, предел мечтаний нашего драгоценного Бабая. Рефаиты, по сути, ходячий эфир, а их кровь – его жидкий аналог. Видишь эктоплазму – видишь эфир. Выпьешь ее – станешь эфиром. Как они.
– Но тогда и невидцы смогут ощущать эфир. Достаточно глотнуть эктоплазмы…
– В яблочко. Теоретически эктоплазма способна создавать искусственную ауру. Правда, ненадолго, минут на пятнадцать. Но если постараться, то уже через пару лет на рынке появятся таблетки для краткосрочного ясновидения. – Дэвид говорил, устремив взгляд на ночной город. – Поверь, номер сорок, однажды это случится. Тогда мы будем ставить опыты над гадами, а не наоборот.
Похоже, рефаиты совсем идиоты, если приняли Дэвида в «алые туники». От оракула так и веяло ненавистью и презрением.
– Давай последний вопрос.
– Ладно. – Что бы еще спросить? И тут мне вспомнилась Лисс. – Что тебе известно о Восемнадцатом Сезоне?
– Я ждал чего-то подобного, – усмехнулся Дэвид и сдвинул балку на окне. – Идем, покажу.
Мы очутились в зале, где витали духи. Штук восемь-девять, не меньше. В спертом воздухе разливался приторный запах увядших цветов. В углу стоял самодельный алтарь в окружении скромных подношений. Огарки свечей, обломки курительных палочек, высохшая веточка тимьяна, таблички с именами, а посередине букет лютиков и лилий. Он и источал сильный запах.
Дэвид вынул из кармана фонарик.
– Смотри внимательно. Перед тобой обломки надежды.
На металлическом овале, служившем алтарем, было высечено:
ПАВШИМ
28.11.2039
– Две тысячи тридцать девятый, – проговорила я. – Восемнадцатый Сезон костей.
За год до моего рождения.
– Восстание случилось в канун Ноябрьфеста. – Дэвид посветил на импровизированное надгробие. – Кучка рефаитов воспротивилась правлению Саргасов и задумала свергнуть Наширу, а людей вернуть в Лондон.
– Кто именно из рефаитов решился на такое?
– Это никому не известно.
– И что произошло?
– Их предали. Предал человек, восемнадцать тридцать девять семь. Одно слабое звено, и вся цепь пропала. Нашира подвергла рефаитов-бунтарей чудовищным пыткам. Обезобразила их. Людей перебили эмиты. Но ходит слух, что двоим удалось спастись. Не считая Бабая, разумеется. Кроме него, спаслись предатель и ребенок.
– Ребенок?
– Бабай мне все рассказал. Рефаиты его не тронули, посчитали, что такой трус не способен на мятеж. Он на коленях вымолил пощаду. Так вот, по его словам, в тот год сюда привезли девочку лет четырех-пяти.
У меня в горле встал комок.
– За каким чертом понадобился младенец? Воевать с эмимом? Бред!
– Наверняка не скажу, но Бабай уверен, что это был своего рода эксперимент. Хотели посмотреть, выживет ли кроха.
– Конечно нет! В четыре-то года!
– Вот-вот.
У меня на глаза навернулись слезы.
– Девочка умерла?
– Бабай клянется и божится, что тело так и не нашли. Ему собственноручно пришлось собирать трупы, чтобы расплатиться за милость господ. Девочку он якобы не обнаружил, но взгляни!
Луч фонаря выхватил из темноты грязного плюшевого медвежонка с пуговичными глазками. На шее игрушки висел жетончик-ладанка: «XVIII-39-0. Любая жизнь прожита не зря».
Вдалеке зазвонил колокол, нарушив гробовую тишину.
– Кто это сделал? – сдавленным голосом спросила я. – Кто сложил алтарь?
– Арлекины и меченые. Таинственные рефаиты, восставшие против Наширы.
– Они еще живы?
– Сомневаюсь. Вряд ли Нашира позволила бы предателям разгуливать на свободе.
У меня задрожали руки, пришлось спрятать их под тунику.
– Все, я насмотрелась. Идем отсюда.
Дэвид проводил меня до «Магдален». До рассвета оставалась пара часов, но мне никого не хотелось видеть.
Когда впереди показалась башня, я повернулась к спутнику:
– Спасибо.
– За что?
– За то, что показал алтарь.
– Всегда пожалуйста, – кивнул Дэвид. – Давай еще вопрос, покороче.
Я задумалась. Вопросов накопилось море, но особенно тревожил один.
– Почему Сезон именно костей?
Оракул улыбнулся:
– Не знаю, в курсе ты или нет, но название пошло от французского «bonne», что означает «благодатный, урожайный». В таком контексте слово употребляется до сих пор. Правда, редко. «Урожайный сезон» для рефаитов звучит вполне логично – у них это время собирать плоды сотрудничества с Сайеном. Разумеется, у людей иное восприятие. Кости есть кости, со всеми вытекающими – смерть, голод, страдания. Потому нас кличут «собирателями костей». Мол, мы ведем народ на верную гибель.
Я стучала зубами от холода. Если и было желание еще поболтать, то теперь оно начисто испарилось.
– Откуда у тебя такие познания? Не от рефаитов же?
– Больше никаких вопросов, – покачал головой Дэвид. – И так наговорил лишнего.
– Может, ты врешь?
– Нет.
– Но ведь я могу донести рефаитам! – упорствовала я. – Что, если пойду и сдам тебя с потрохами?
– Тогда ты сдашь и себя, – с ухмылкой побил мою карту собеседник. – Кстати, за информацию с тебя причитается, и если расплатишься прямо сейчас, возражать не стану.
– Чего же ты хочешь?
Вместо ответа Дэвид придвинулся вплотную и стиснул мое бедро.
– Нет, так не пойдет! – выпалила я, обмерев от страха.
– Да ладно тебе. – Его рука скользнула выше к талии, губы были в миллиметре от моего лица. – Продала таблеточку, милая?
– Твоя какая забота? Платы захотел? – Я решительно оттолкнула его. – Проваливай, козел!
Дэвид не сводил с меня глаз.
– Нашел кое-что в «Мертоне», – проговорил наконец он. – Глядишь, пригодится. Ты умнее, чем кажешься, детка. – С этими словами он вложил мне в руку конверт. – Спокойной ночи, номер сорок.
И ушел.
Я постояла еще немного, не в силах стронуться с места, а после в изнеможении прислонилась к стене. Угораздило же вляпаться! Взять и пойти неизвестно куда с незнакомым мужчиной! Где были мои инстинкты? Спали?
С другой стороны, информация того стоила. Лисс ни словом не обмолвилась, что рефаиты – рефаиты! – инициировали бунт. Умолчала – или действительно не знала?
Меченые. Нужно разыскать их. Только они способны помочь нам выбраться отсюда. Или, наоборот, нужно смириться с новой жизнью и сидеть тише воды ниже травы. Так проще. И безопасней.
Но мне не хватало Ника, Джексона, моей прежней жизни. Пусть там я была преступницей, но со мной были друзья, близкие по духу люди. Статус подельницы защищал от похотливых козлов вроде Дэвида. Никто не смел тронуть меня на моей территории.
Но здесь не моя территория. Здесь у меня нет никакой власти. Впервые захотелось укрыться за надежными стенами «Магдален». Пускай меня воротит от стража, но пока он гарант моей безопасности. Лучше, чем ничего.
Сунув конверт в карман, я направилась к двери, уверенная, что в башне Основателей сейчас никого нет. Но меня ожидал неприятный сюрприз. Повсюду, куда ни глянь, была кровь. Кровь рефаита.
12Лихорадка
В покоях царил жуткий беспорядок. Стекла разбиты, инструменты переломаны, одна портьера сорвана и валяется на полу. Каменная плитка и ковер сплошь в зеленовато-желтых пятнах.