Сезон любви — страница 17 из 31

Это так называемые стоки или дисконты. Топовых моделей в них, как правило, не бывает, но хорошие вещи по необременительным ценам приобрести можно. Единственно, чем надо запастись, – так это временем и терпением, которые понадобятся для долгого копания в вещах и их примерки».

– Ага, понятно, – сказала Липа и закрыла календарик. – Время и терпение – это то, что на данный момент у меня в избытке.

Словно услыхав Липино неосторожное признание, в прихожей зазвонил телефон. Липа вскочила и понеслась отвечать.

– Алё! – Липа, воодушевленная мыслью, что сможет – когда-нибудь – накупить кучу нарядных вещей, и даже не по дешевке, ответила радостным, по-пионерски звенящим голосом.

– Здравствуйте, – слабенько прошелестело в трубке. – Это кризисный центр?

– Да, – неуверенно ответила Липа и чуть кашлянула. – Слушаю вас внимательно. Только чуть погромче можно?

– У меня проблемы, – слегка прибавил громкости девичий голосок. – Когда можно к вам подъехать?

– Э-э, видите ли, это не совсем кризисный центр… А что вы хотели?

– Мне нужна помощь, – опять сник голосок. – Когда можно к вам подъехать?

– Ну… приезжайте сейчас. Хотите?

– Очень хорошо… Очень! – придыхал в трубку голосок.

Смущенная Липа продиктовала голоску адрес. Через минуту она об этом пожалела – зачем она взяла на себя то, чего не должна была брать? Но если у какой-то девчушки проблемы, а она, Олимпиада Зимина, – сильная, умная женщина, умело противостоящая трудностям, то почему нет? Мало ли что из этого может получиться? Все равно, пока ее новая компаньонка Людмила решает свой квартирный вопрос, Липа относительно свободна.

«Нет, я бы потом себе сама не простила, если отфутболила ее. Хоть выслушать-то надо?»

В ожидании Липа даже переоделась из потертого бархатного домашнего костюмчика в джинсы и крупной вязки свитер.

«Так солиднее и официальнее», – подумала она, рассматривая себя в зеркало в прихожей.

Затренькал дверной звонок – необычайно тихо и как-то безнадежно. Липа сразу догадалась, что это пациентка ее новорожденного антикризисного центра, и открыла, даже не спросив кто.

В прихожую бесшумной тенью влилась довольно высокая фигура в черной дутой куртке и черных брюках. На голове у гостьи был толстый темно-серый платок, сильно сползший на лоб – так, что Липа даже не видела ее лица.

– Здравствуйте, – донеслось из глубины платка. – Это я вам звонила…

– Добрый день, – возможно благожелательнее ответила Липа. – Разденетесь?

Гостья сдвинула платок на затылок, и Липа увидела, что это молодая девчонка, наверное, не больше двадцати лет, бледная, с синими кругами вокруг горестных неопределенного цвета глаз.

– Можно я куртку снимать не буду? – вдруг приостановила она почти не начавшееся раздевание.

– Это почему? – искренне удивилась Липа.

– Мне холодно, – гостья подняла на Липу глаза, – холодно…

– В квартире тепло, и мы сейчас чай горячий пить будем, – возможно приветливее улыбнулась Липа.

– Нет, мне холодно, холодно! – застенала гостья, заламывая худые, красные на костяшках руки. – Мне всегда так холодно!..

– Ну ладно… Проходите. Вас как звать?

– Галя, – произнесла та, оглядываясь. – У вас здесь никого больше нет?

– Да нет, – пожала плечами Липа. – Было тут две девушки недавно. Но я помогла им разобраться в себе, и они пошли искать счастье по собственному усмотрению, – с достоинством пояснила Липа.

– Правда? – чуть оживилась Галя. – Вы и мне поможете, да?

– Ну… постараюсь. Меня, кстати, Олимпиадой зовут. Но можно просто Липа.

Они прошли в кухню, Липа поставила чайник. Галя села боком у дальнего торца кухонного стола, в профиль к Липе, нахохлившись, засунув ладони между колен, глядя перед собой мутноватыми глазами и слегка покачиваясь.

«Ох, а девчонка-то совсем скукоженная!»

В этой черной дутой куртке смотрелась она здесь совсем нелепо – особенно на фоне горки с нарядной «гостевой» посудой и еще бабулиными фарфоровыми статуэтками. О хозяйке гостья, по-видимому, слегка подзабыла.

– Вам покрепче, Галя? – спросила Липа довольно громко.

Галя вздрогнула, слегка недоуменно оглянулась на нее и прошептала:

– Все равно… мне все все равно.

На уютное воркование чая, лившегося в большую кружку-макитру, Галя все-таки отреагировала, неловко повернулась к столу, бросила неприязненный взгляд на коробку со сливочной помадкой и стала греть руки о кружку.

– Может, вам чего-то посерьезнее – картошечки или макарончиков сварить? – предложила Липа. – Вы не стесняйтесь.

– Нет, – грустно ответствовала Галя, покачивая всклокоченной головой. – Зачем, зачем?… Все бессмысленно… все.

Но помадку в рот она все-таки положила, потом еще одну.

«Ну, раз ест, значит, не все потеряно».

Зачем взялась за воспитание этого хилой, едва ползающей рептилии, Липа пока не понимала.

– Еще? – предложила Липа, видя, что Галя уговорила макитру и шесть помадок из коро бочки.

– Нет, спасибо… Вы так добры.

Она явно чего-то ждала, и Липа наобум спросила:

– Пойдемте поговорим?

– Да, да! – чуть оживилась гостья и даже встала первой.

Почему-то Липа повела Галю не в гостиную, а в большую комнату.

– Присаживайтесь.

– А ложиться разве не надо? – Галя бросила в Липину сторону недоуменный взгляд.

– Ложиться? – в свою очередь удивилась Липа. – Э-э, ну вы можете прилечь, если хотите, если вы устали… Но, может, вы курточку все-таки снимете для удобства?

– Нет, нет! – Гостья даже отшатнулась от Липы, словно та намеревалась снять ее латы насильно. – Тогда я лучше так… так…

Липа заметила, что под курткой у Гали свитер, тоже непроницаемо черный. Они присели на диван, довольно далеко друг от друга. Подождав, пока Галя возилась, умащиваясь в уголке, Липа спросила:

– Так что с вами случилось, Галя?

– Ничего не случилось, – заунывно начала вещать Галя, – ничего не случилось… Со мной вообще ничего не случается… Я хожу по этому городу, а он такой огромный, такой чужой и холодный… А?

Она повернулась к Липе – понимает та ее горе? Липа согласно кивнула – да, он такой, этот город.

– Я все брожу, брожу по нему, и день похож на ночь, а ночь на день, и никакого просвета не вижу…

Липе показалось, что Галя читает какие-то белые стихи, редкостно претенциозные и скудоумные.

«Не иначе – собственного сочинения».

– А вы чем-то конкретным занимаетесь, Галя? На жизнь чем зарабатываете?

– На жизнь? – По Галиным губам пробежало нечто вроде насмешливой улыбки. – Разве это можно назвать жизнью?

– Не знаю. А чем вы, к примеру, занимались, за пятнадцать минут до того, как мне позвонили?

– Я? – Она опять слабо улыбнулась. – Я, как всегда, хотела покончить с собой… да.

«Боже правый! Во свезло мне опять! – треснула и обрушилась мелкими фрагментами Липа. – Теперь профессиональную суицидницу мне судьба подкинула! За что?!»

– И часто вас посещают такие мысли? – поинтересовалась Липа.

Галя грустно и чуть снисходительно обежала ее взглядом – что ты знаешь об истинном страдании, инфузория?

– Они меня не покидают… Все тщетно, все так никчемно! Но я подумала – вдруг это моя последняя надежа, мое убежище и пристанище, где мне помогут?

– Да, вообще-то, Галя, жизнь не такая уж плохая вещь, – попробовала перевести разговор в более позитивное русло Липа. – Ею стоит заниматься поплотнее.

Галя горестно покачала головой – ах, вы ничего не понимаете!

– Все, все бесцельно! Все бессмысленно… пусто…

– Если вы не видите цели для себя лично, может, вы – ну хотя бы ради эксперимента – хотите следовать целям других людей? Например, присоединиться к какому-то благому начинанию. Мы вот тут собираемся…

– Что?! – свистящим шепотом произнесла Галя, резко, как испуганная кошка втянув голову в плечи. – Вы хотите, что бы я плясала под чужую дудку?! Жила чужой жизнью?!

– Как временный вариант это было бы вполне допустимо, – пожала плечами Липа. – Раз ваша жизнь вас так катастрофически не устраивает, то почему нет?… Или у вас все-таки есть собственные идеи, как жить дальше?

Липа откашлялась – эта Галина манера шептать оказалась очень навязчивой, и от нее у Липы начались какие-то спазмы в горле.

– Так что? – продолжила Липа. – Поделитесь, а?

У Гали дрогнули бледные, даже голубоватые губы.

– А можно я здесь посплю? А? Пожалуйста, ну пожалуйста!

Она, кажется, готова была броситься к Липе, хватать ее за руки, просить, умолять!..

– Да ради бога, отдыхайте… А вы не?…

«Ох, чуть было опять не предложила ей раздеться».

– Вам постелить?

– Нет, нет!.. Я вот… здесь… Можно? Ну пожалуйста!

– Да не нервничайте вы так, Галя… Я же не против. Этой подушки вам хватит или большую дать?

– Нет, нет… Мне и так хорошо.

Галя подняла ноги на диван, сворачиваясь в клубочек, а когда Липа проходила мимо, поглядела на нее так испуганно, будто та регулярно в течение последних пяти лет перед сном – вместо колыбельной – всыпала ей по десять горячих казацких нагаек.

– Если захотите умыться – ванна в вашем распоряжении, – сказала Липа, гася свет.

Галя пробурчала в ответ что-то, но Липа не разобрала.

– Ты вообще как – долго думала, перед тем как ее у себя оставить? – порыкивала в трубке лучшая подруга Кузя. – А вдруг она тебя посреди ночи подушкой придушит, а потом квартиру обнесет и скроется в неизвестном направлении? А?!

– Да вроде не похоже, – неуверенно сказала Липа. – Три часа уже дрыхнет – ни звука… Не представляю, что с этим существом делать… Я так умоталась за полчаса этой душеспасительной беседы – представляешь? – тарелку макарон с сыром своротила и опять есть хочу.

– Во-во… Ты хоть мобильник на ночь не выключай и рядом с собой положи. Я тебе с ранья позвоню…

Кузя еще что-то поворчала и положила трубку. Перед тем как залечь у себя в гостиной, Липа тихонько приоткрыла дверь большей комнаты и прислушалась – временное украшение ее дома, кажется, крепко спало, чуть всхлипывая во сне.