Сезон любви на Дельфиньем озере — страница 19 из 58

Я сидела на кровати; было, как всегда, тесно, но рядом со мной оставалось еще много свободного места. Однако Алекс уселся вплотную ко мне — так, что наши бедра и ноги соприкасались. Я вполне могла отодвинуться, но не сделала этого. Мы слушали музыку и молчали, не глядя друг на друга. Один только раз Алекс, потянувшись за чем-то, мимолетно положил руку мне на колени.

Было уже поздно, когда мы собрались расходиться; дождь прекратился, и, как это часто случается в Ашуко, снаружи нас встретило яркое и абсолютно чистое звездное небо. Мы направились к пятихаткам, и наша цепочка растянулась; основная масса ребят вилась вокруг Вики и Ники, освещая им дорогу, в их группе слышались веселые голоса и смех. Мы с Алексом шли в арьергарде; у меня, как всегда, не оказалось фонарика, зато у моего спутника он был. Он проводил меня до дверей моего домика, и в тот вечер я уснула счастливая. Ведь самое приятное в любви — ее предвкушение.


7. НАЧАЛО ИГРЫ В ЛЮБОВЬ

На следующее утро, как я ни надеялась, мне не удалось увидеться с Алексом ни в нашем рабочем ангаре, ни на берегу. Возможно, он и выходил к завтраку, но я-то сама завтрак проспала и прибежала на кухню, где в этот день царила Вика, что-то около десяти, надеясь на кусочек сыра или яичко, и не ошиблась в своих ожиданиях.

В ангаре мрачный и невыспавшийся Витя колдовал над лодочным мотором, и я, как всегда, принялась над ним подтрунивать. У меня было прекрасное настроение, а когда я летаю от радости, мало кто из окружающих меня людей может остаться в мрачном расположении духа — для этого надо быть законченным мизантропом. Поэтому минут через десять на лице Вити появилась привычная блуждающая улыбка, и он снова стал симпатичным и добродушным парнем, каким он, собственно говоря, и был от природы.

Я заставила его бросить мотор и заняться вместе со мной аквалангами — они скоро должны были нам понадобиться. И пока мы их проверяли, я осторожно завела разговор об Алексе:

— Витя, собственно говоря, а почему мы тут с тобой вдвоем? Разве Алекс не должен готовить свою аппаратуру?

— Он пошел в фотолабораторию.

— Неужели он здесь будет проявлять кинопленку? При такой-то сырости, да еще и соленой к тому же… Я думала, что отснятый материал отвезут в Москву.

— Он не только кинооператор, но и фотограф тоже. В принципе, насколько я знаю, он тут представляет какую-то закрытую фирму, разработавшую новую модель камеры для подводных съемок.

Но больше я от него ничего не смогла добиться, даже фамилии Алекса он не знал, потому что сам с ним познакомился совсем недавно. Придется расспросить Ванду, решила я про себя. И не успела я обратиться мыслями к тетушке, как она собственной персоной распахнула дверь ангара со словами:

— Сони, бросайте все, пошли на берег — объявляется аврал!

Как ошпаренные мы с Витюшей вскочили и побежали на берег… Собственно говоря, бежать нам было некуда — ангар был на самом берегу возле ворот, и мы вслед за Вандой побрели по гальке к кромке моря.

Никакой чрезвычайной ситуацией там и не пахло, просто на имя Кричевской пришла телеграмма от заведующего лабораторией, что он прибудет завтра, и надо было наводить марафет, чем мы немедленно и занялись.

Сетчатые стенки коридора и самой каракатицы все время обрастали водорослями, и периодически мы должны были их чистить, иначе сети сорвало бы первым же штормом. Когда на море поднимались волны, они обязательно приносили с собой пучки красновато-бурых, похожих на растрепанную мочалку водорослей, и казалось, все они обязательно должны были осесть на нейлоновых стенках, забивая ячейки. Очищать стенки в холодной воде — занятие малоприятное, но сегодня погода была просто сказочная; природа, похоже, хотела компенсировать нам вчерашний град. Не задумываясь, я скинула с себя юбку, надетую поверх купальника, и полезла в воду, которая показалась мне необыкновенно теплой — когда она только успела прогреться? Обернувшись, я крикнула:

— Витя, иди сюда! Сегодня ты не замерзнешь! — Но Витя уже успел раздеться и плыл ко мне, совершенно забыв про свою ушанку; мы оба повисли на сетке, зацепившись за нее ногами, и принялись за работу.

Ванда, одетая по сравнению с нами просто чопорно — на ней был открытый ситцевый сарафанчик — забралась в «мыльницу» и, ловко перебирая руками, поплыла к каракатице.

Ася вертелась возле нее. Ее с утра сегодня не кормили — Ванда собиралась с ней отрабатывать задание. Но Ася кружилась вокруг, высовывая свою улыбающуюся мордочку, и призывно щелкала, требуя, чтобы на нее обратили внимание. В конце концов мягкосердечная Ванда не выдержала и угостила ее рыбкой. В общем, в том ведре, что она поставила на помост, ставридки значительно поубавилось… Естественно, Ася сегодня снова будет издеваться над нами во время тренировки.

Я только вздохнула, наблюдая за этим. Моя тетушка была человеком слишком добрым для этой жизни. И кто только этим не пользовался! Пользовались ее дети, мои двоюродные брат и сестра — Леня и Ева. Собственно говоря, Ванда не имела никакого влияния на них — они могли вить из нее веревки, и тем не менее это была счастливая семья, где все любили друг друга, хоть и ходили на голове. Пользовался ее добротой и Тошка, которому в Ашуко позволялось гораздо больше, чем в Москве. Собственно говоря, его хозяйкой была не Ванда, а Ева, а у Евы, современной девушки с твердыми понятиями, не очень-то разбалуешься. Иногда мне просто не верилось, что Ванда и моя мама — родные сестры, настолько они при внешнем сходстве различны по характеру. Мою мать можно назвать женщиной чуть ли не суровой, во всяком случае, чересчур организованной — и неукоснительного исполнения своих обязанностей она так же непреклонно требует от других, как и от себя.

Частичка этой самой дисциплины сидит и во мне, и именно она позволила мне выдержать жизнь в профессиональном спорте, которая могла бы сломить не только девчонку, но и здорового мужика. Увы, обе мы: и я, и моя мама — начисто лишены обаяния несобранной и чересчур добросердечной Ванды. Тетушка передала своим детям этот дар, и я иногда обижаюсь на судьбу, которая сделала нашу ветвь семьи такой серьезной и приземленной.

Ванда показала нам с Витей место, где под водой во время эксперимента будет располагаться оператор с кинокамерой, и попросила очистить сеть тут особенно тщательно, а также не слишком тревожить Асю, чтобы она могла потом сосредоточиться на тренировке, и со словами:

— Ребята, умоляю, будьте сегодня потише! — отправилась на берег.

К нам на помощь пришло подкрепление — Вадик с Гошей, и дело у нас пошло веселее. Намного веселее: ведь если скатать снятую с сети мочалку в клубок, то им так удобно бросаться в цель — совсем как мячиком! Прошло совсем немного времени — и мы все дружно перекидывались скользкими увесистыми клубочками, стараясь попасть точно в голову противнику и при этом увернуться от летящего в тебя снаряда.

Вода рядом с коридором кипела ключом, а вдоль стенки металась ошалевшая от буйного общества Ася, которая, по-видимому, мечтала к нам присоединиться, но не в состоянии была перепрыгнуть через сетку.

Вдруг на берегу снова появилась Ванда, и ее громкий крик заставил нас замереть на месте. Если бы это был другой человек, а не моя тетушка, я бы сказала, что она была в бешенстве; во всяком случае, я никогда не видела ее в состоянии, более близком к ярости. Правда, ее хватило ненадолго — она окинула нас укоряющим взором, уже молча, и нам стало очень стыдно.

Притихшие, мы стали собирать плававшие повсюду на поверхности зеркально-прозрачной воды ошметки и лохмотья, но тут дело осложнилось тем, что на берег выскочил Тошка. Очевидно, Ванда забыла закрыть за собой дверь на ключ, и Тошка воспользовался этим, стремясь присоединиться к веселой компании. Как всегда, заметив в воде «утопающих», пес вошел в профессиональный раж и немедленно отправился нам на помощь. На этот раз, к счастью для меня, на его пути первым оказался Витюша, который безропотно повернулся и поплыл на Тошкином хвосте к берегу — его темные волосы были подстрижены слишком коротко, и рисковать ухом ему вовсе не улыбалось.

Ванда захотела тотчас же увести нашего славного спасателя домой, но мы ее отговорили: все равно мы уже просидели в воде около часа и покрылись гусиной кожей.

Поэтому мы расположились на обжигающей тело гальке и принялись отогреваться, а Тошка бегал между нами, притаскивая обратно ласту, которую мы лениво зашвыривали в море. И тут вдруг меня что-то как будто ударило, я выпрямилась и приняла самую соблазнительную позу: я почувствовала на себе мужской взгляд, прямо-таки затылком почувствовала.

Подозвав к себе Тошку, якобы чтобы его приласкать, я обернулась вполоборота и убедилась, что не ошиблась: в двадцати метрах стоял Алекс и, не мигая, смотрел на меня своими распахнутыми голубыми глазищами. Он был в плавках и явно собирался присоединиться к нашей небольшой компании, но тут его перехватила Ванда и увела с собой в лабораторию. Я не сожалела об этом, потому что мне удалось подсмотреть из-под опущенных ресниц, что вид у него, когда он покорно поплелся за ней вслед, был достаточно расстроенный. Он несколько раз по дороге оборачивался и бросал на меня выразительные взгляды, но я притворилась, что его не замечаю. Это меня вполне удовлетворило — только на данный момент, конечно.

Я радовалась, что в этот день как по наитию надела самый лучший свой купальник — из голубой тонкой блестящей синтетической материи с глубокими вырезами на бедрах, от которых ноги казались намного длиннее.

Мне вообще идет голубой цвет, но в этом югославском купальнике, сшитом согласно последнему писку моды, который я искала по всей Москве всю зиму и весну, я чувствовала себя чуть ли не королевой. В бикини хорошо загорать, но неудобно ни плавать, ни прыгать в воду: то бретельки врезаются в плечи и мешают движению рук, то, еще хуже, трусики соскальзывают… Обычно я плаваю в спортивных купальниках, оставшихся мне от прежней жизни, — они прочные и удобные, но, увы, не подчеркивают ни фигуру, ни индивидуальность.