Перепачканные и мокрые, все молча выбирались из катера, бросая на Панкова мрачные взгляды. Один только Миша выражал свое недовольство вслух:
— Тоже мне профессор… Катером управлять — это тебе не крыс дрессировать.
Злая, провонявшая с ног до головы острым рыбным запахом мидий, я тем не менее почувствовала себя отомщенной. Кличка «профессор, который крыс дрессирует» так и прилипла к Валерию. Хотя за нашу милейшую каланиху Анютку мне было обидно: общим с крысами у нее были разве что мощные усы-вибриссы.
И вот настал знаменательный день. Кстати, настал он на час позже, чем должен был начаться, — намаявшиеся за вчерашний день поварихи проспали. Впрочем, сегодня им должно было помогать все свободное женское население — по желанию, конечно, а у меня этого желания как раз не было.
Вместо этого с утра я решила немного поработать с Асей, и мне с удовольствием помогали наши студенты, которые в выходной день все как один высыпали на пляж, а Саша Ивановский, воспользовавшись отсутствием и Вити и Алекса, гордо играл роль моего ассистента. Даже попытался сесть со мной в «мыльницу», но я ему не разрешила — под его тяжестью лодчонка наверняка бы перевернулась, а с меня было достаточно и вчерашнего купания в грязной воде.
На биостанции кое-кто, как Люба, наслаждался законным бездельем, но основная масса народа все-таки занималась делом. Эмилия с Лялей кончали какую-то срочную работу в лаборатории, Славик с Вадимом чистили бассейны. Ради праздника было решено временно переместить Фифу на бак, и я наблюдала за тем, как шестеро мужчин тащили на себе носилки с дельфинихой, а рядом с ними, забегая то вперед, то сбоку, мотался Миша Гнеденко. В отличие от ребят, на которых были одни плавки, Миша был одет в брюки и клетчатую рубашку с длинными рукавами. К тому же на нем были болотные сапоги до пояса — в другом наряде он никогда не влезал в бассейн к дельфину, потому что боялся инфекции.
Перед самым обедом все участники представления собрались в домике ихтиологов, который временно стал нашей базой.
Сначала мы наряжали нашу главную наяду — Китти, которая в зеленой сетке, с распущенными по плечам светлыми волосами и венцом из настоящих водорослей на голове была просто очаровательна. Мы с Димой поцапались из-за того, какой краской разрисовать русалке лицо — в конце концов, мы разукрасили ее физиономию бледно-зелеными разводами. Тут же готовили реквизит. Для номера Вики нужны были свечка, зеркало и две одинаковые эмалированные кружки.
— Только не перепутайте кружки, умоляю! — в десятый раз повторяла Вика; она заметно нервничала.
Мы никак не могли решить, кого выбрать жертвой психологических опытов.
— Может быть, взять Нарцисса? — предложил кто-то.
— Да, давайте Нарцисса, — тут же согласилась я.
— До чего же ты кровожадная, Татьяна! Он ни за что не согласится, почувствует подвох, — возразила мне Ника.
— Так ведь на этом все и основано! Нам нужен человек, который будет громогласно заявлять, что он не поддается гипнозу, и будет готов это доказать.
— Давайте пригласим Сверчкову, — мечтательно, закатив глаза, проговорила Вика. — Вот это был бы блеск!
Анна Николаевна Сверчкова была женщиной, неприятной во многих отношениях.
Вот хотя бы этот ее приезд в Ашуко: она прекрасно знала, что с бензином в дельфинарии дело обстоит очень плохо, что машина ходит в город только три раза в неделю, тем не менее от нее в последний момент пришла телеграмма, что она прибывает в субботу. Ее не встретили — по техническим причинам, утверждал Максим, но я-то была уверена, что все предвкушали, как Анна Николаевна будет ночевать в аэропорту. Ничуть не бывало — она примчалась в Ашуко на такси, тут же нажаловалась залетевшему в дельфинарий на один день Рахманову, и пришлось оплачивать ее роскошный способ передвижения из экспедиционных денег. Не знаю, как ей удалось (Феликс, например, утверждал, что вообще-то она баба неплохая), но за один день пребывания на базе она чуть ли не всем умудрилась наговорить гадости.
В конце концов остановились на Анне Николаевне, а в качестве запасного варианта выбрали Сашу Ивановского — кому ж страдать, если не ему!
Наконец зазвучал гонг, и нарядные обитатели дельфинария собрались за праздничным столом — во главе стола посадили Нептуна со свитой (король морских глубин тоже хочет есть), и начались тосты, как всегда, мы поднимали кружки с фирменным напитком — глинтвейном на основе чистейшего медицинского спирта.
Впрочем, нам, участникам представления, долго сидеть за столом не пришлось. Нептун выглядел весьма солидно; Женя с Игорем выдали короткую, но очень смешную импровизацию.
Среди свиты морского царя выделялся чертенок Славик — он действительно был похож на черта, я при помощи резинок собрала его роскошную шевелюру в два торчавших на голове хвостика, напоминавших рога. Но хоть и чертенок, он выглядел очень веселым в отличие от Димы Черкасова, которому явно не нравилась роль тритона-подчиненного; он до самого последнего дня яростно выступал против приглашения артистов-профессионалов. Впрочем, надо отдать ему должное, он в образе морского витязя выглядел весьма и весьма романтически.
Потом перешли к отдельным номерам. Студенты выдали частушки под гитару, а после этого наступила очередь Вики.
Когда объявили, что сейчас Вика проведет сеанс гипноза, все притихли и настроились на серьезный лад — совсем недавно Вика на семинаре прочитала лекцию на эту тему. Но тут произошла небольшая заминка. Когда Дима Черкасов направился к Анне Николаевне, та зыркнула на него глазом, и он смешался. Подумать только, наш бесстрашный Димочка испугался! Впрочем, я его понимала. За сутки, что мадам Сверчкова находилась на биостанции, она многим успела залезть в печенку. Мне она принесла свои соболезнования по поводу смерти Сергея в таких выражениях, что было ясно, что именно меня она обвиняет в его гибели и не считает нужным скрывать свое мнение.
С Димой было еще интереснее. Проходя мимо кухни и увидев Черкасова, увлеченно беседовавшего с Викой, она тут же сообщила всем, кто находился в пределах досягаемости — а ее громкий высокий голос с визгливыми нотками можно было услышать чуть ли не в самых отдаленных уголках лагеря, — что она только что в Москве случайно встретилась с Диминой женой Ольгой и та очень скучает без мужа.
— Если бы она знала, что ее драгоценный супруг не теряет времени и отнюдь без нее не тоскует, то она бы наверняка так не грустила, — добавила она.
После этих ее слов Вика ушла на кухню. Я последовала за ней, чтобы проверить, в каком она состоянии, и обнаружила, что она с горящими глазами режет свеклу для винегрета, с такой силой и скоростью орудуя ножом, что казалось, кромсает она отнюдь не безобидный овощ…
И вот, сделав несколько шагов по направлению к Анне Николаевне, Дима вдруг резко повернулся и вытащил из-за стола упиравшегося Ивановского.
— Я не поддаюсь гипнозу, я невнушаем! — отбивался Саша-толстый, что-то спешно дожевывая; но вырваться из цепких объятий морского черта ему не удалось, и вот он уже стоит на площадке у бассейна перед Викой.
— А это мы сейчас проверим, — строгим тоном сказала Вика, протягивая ему кружку с водой. — Я считаю, что ты вполне гипнабелен и через пять минут превратишься в черного ворона.
— А вот и не превращусь, а вот и не превращусь!
— Как хочешь, можешь и не превращаться. Просто повторяй за мной все движения.
И Вика начала монотонным «профессиональным» голосом:
— Все внимание на мне, на моем голосе, на моих движениях. С каждой секундой, с каждым моим словом ты успокаиваешься, ты сосредоточиваешься на себе, на своих ощущениях. Твое тело постепенно теряет вес, руки становятся просто невесомыми, они легко и свободно, сами по себе, повторяют мои движения…
И Вика с самым серьезным выражением лица начала делать какие-то движения руками; но это были не гипнотические пассы, нет — она, держа свою кружку левой рукой, изящным жестом правой обмакивала пальчики в воду, проводила ими по дну кружки, а затем поднимала кисть к лицу и легкими прикосновениями гладила свою кожу.
— Вода в кружке постепенно становится все теплее и теплее…
— Неправда, как была холодная, так и осталась!
— Сейчас потеплеет, — бросила Вика обычным тоном, и вот уже снова ее голос звучал завораживающе: — Руки становятся все легче и легче, постепенно они превращаются в крылья, и вот ты уже можешь летать.
— И тут Вика замахала руками, как будто они действительно стали крыльями; конечно, до умирающего лебедя ей было далеко, но я с удивлением поняла, что меня потянуло взглянуть вниз, проверить, касается ли она ногами земли или нет. Естественно, она не улетела, хоть и поднялась на цыпочки, тем не менее оторваться от земли ей не удалось.
Саша Ивановский, послушно повторявший все ее движения, тоже замахал руками, но у него это получалось далеко не так изящно. В рядах зрителей нарастал гул и подавленный смех.
— Постепенно я превращаюсь в черного ворона… в черного ворона… — журчал голосок Вики.
— А вот и нет! А вот и не превратился! — в голосе Ивановского звучало торжество, но он быстро скис, когда ему под нос сунули зеркало. Насчет ворона можно было еще поспорить, но вот что он стал черным, это точно. Вернее, почернел не он сам, а его физиономия. Дно его кружки подержали над свечкой, а потом, пока он пристально следил за Викой и ее движениями, эта сажа незаметно для него перешла на его руки и лицо.
Партер грохнул. Профессор Лапин упал головой на стол, держась руками за живот, и взволнованная, раскрасневшаяся Вика бросила на него благодарный взгляд.
— Я так боялась, что каким-нибудь образом кружки перепутают и закопченное донышко достанется мне… Представляешь, Таня, как была бы я хороша!
— Зря боялась, я в последний момент на всякий случай еще раз все проверила. Вот если бы с психологическими опытами выступала бы не ты, а я, то твой любимый Димочка наверняка бы подменил кружки.
— Не понимаю, что вы с ним не поделили. — Вика посмотрела на меня удивленно. Ее изумляло, что кто-то, и в частности ее ближайшая подруга, может быть так слеп, что не видит безусловных достоинств ее обожаемого Димы. Впрочем, именно сегодня ей предстояло испытать разочарование: то ли потому, что Анна Николаевна пристально наблюдала за влюбленными парочками, то ли Черкасову что-то взбрело в голову и настроение его переменилось, но он весь вечер держался с Викой очень холодно, так что я даже видела у нее на глазах слезы.