— Давайте купаться голышом! — Ляля, эта трудолюбивая пчелка Ляля, забыла на время о своих стеклышках и срезах, чтобы заявить такое! Вот уж от кого этого никак не ожидала!
— Да, давайте совсем разденемся! — тут же подхватила ее предложение чересчур веселая Люба. Уже взошла луна, и хотя в ее мерцающем свете видны были только наши силуэты, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть, как необъятные Любины телеса выпирают из обтягивающей модной маечки.
Кто-то на нее шикнул, она заткнулась и тут же залилась пьяным, визгливым смехом.
Все быстро скидывали с себя одежду, оставаясь в купальниках и плавках — купаться в том виде, в каком нас создала природа, у нас было не принято; тогда, в те блаженные времена, еще до того, как на необъятную территорию нашей страны пришла сексуальная революция, это не было принято вообще. Вода была теплая как парное молоко, она ласкала мое тело, почти как руки Алекса. Впрочем, сейчас ему было не до нежностей — он просто тащил меня вслед за собой в море. Мы с ним вошли в воду одними из самых последних; почти вся молодежь с визгом и хохотом плескалась в нескольких метрах перед нами — кто по пояс, а кто и по горло в воде.
— Ой, держите меня! — раздался крик Любы, и вслед за этим истошным воплем души послышался громкий шлепок, с которым ее мощное тело вошло в воду. Она была счастлива: пусть вниз головой, но бросили ее мужские руки.
Но вдруг среди веселья раздался чей-то встревоженный голос:
— Ребята, а где Ивановский? Он только что был здесь!
— Кажется, он упал!
— Давайте его искать! Может, ему стало плохо!
Как известно, пьяный может утонуть и в луже, не то что в море, даже если глубина его всего лишь по колено.
С криками «Саша! Саша!» сильная половина дельфинарного человечества бросилась на поиски. Алекс выпустил мою руку и ринулся вперед. Я споткнулась и потому отстала от него на несколько шагов.
Больше я ничего не помнила — как будто вспышка света вместе с болью заискрилась у меня в голове, и наступила темнота.
10. ДЕВОЧКИ ТЕРЯЮТСЯ В ДОГАДКАХ
Меня разбудили лучи солнца, через распахнутую дверь пробравшиеся ко мне на кровать и ослепившие меня сквозь сомкнутые веки. Я открыла глаза — и застонала. Голова раскалывалась. Я дотронулась до макушки — там под спутанными волосами я обнаружила шишку, очень болезненную на ощупь.
Постепенно ко мне вернулась память о событиях вчерашнего вечера. Я очнулась на берегу от того, что кто-то вылизывал мне лицо. Этот «кто-то» оказался Тошкой. Потом надо мной склонились смутно знакомые лица, и я услышала голос Ники:
— Она приходит в себя… Как ты думаешь, здорово она нахлебалась воды?
— По-моему, ничего страшного… — Это была уже Вика.
После все снова куда-то уплыло, все вокруг покачивалось, как на волнах, пока до меня вдруг не дошло, что это я покачиваюсь в руках Алекса… Что было потом?
Болела не только голова; у меня было такое чувство, что на мне всю ночь плясали черти — уж не свита ли Нептуна? С большим трудом мне удалось сесть, и тут в дверях появилась Вика. Мне она показалась свежей, как только что протертое стеклышко.
— Слушай, правда, что меня вчера Апекс нес на руках, или мне это только почудилось? — спросила я ее вместо приветствия.
— Да, он совершил героический поступок — он тебя нес и даже донес, хоть и шатался. Тебе повезло намного больше, чем Любе. Ее поднял Витюша, но явно не рассчитал своих сил и уронил прямо в заросли держиморды! Ты бы слышала ее вопли!
Я захохотала вместе с ней, но тут же схватилась за голову.
— Да, кстати, как это тебя угораздило так стукнуться головой?
Я не успела ответить, потому что в домике появилась Ника — прямо с кухни. Да здравствует красота! Вид у нее был слегка помятый, но это ее ничуть не портило.
— На завтрак никто не явился, кроме Максима и Миши Гнеденко, — сообщила она. — А я-то так старалась — сварила жиденькую манную кашу!
Лагерь с трудом просыпался после вчерашнего. Головная боль мучила отнюдь не только одну меня. Но животные хотят есть, животные должны находиться в чистых бассейнах — и пусть со стонами и кряхтеньем, люди принялись за свои обязанности. Ника сказала, что видела Ванду, она уже успела поработать с Асей, при этом ей помогал Вадик. Ни Витя, ни Алекс пока не показывались.
Ника с Викой вдвоем набросились на меня, требуя объяснений по поводу вчерашнего происшествия, но я попросила их сначала рассказать, что случилось после того, как я потеряла сознание. Оказывается, подруги после танцев слегка задержались в своей хатке, в очередной раз переодеваясь и отыскивая полотенца, и появились на берегу как раз в тот момент, когда Тошка в лучших традициях лабрадоров-спасателей вытаскивал меня за волосы на берег. Сначала они подумали, что это просто игра, потом — что я была слишком пьяна и потому не удержалась на ногах и неудачно упала в воду. Но я долго не приходила в себя; в какой-то момент, когда они поднимали мне голову, я громко застонала, и они при свете фонарика разглядели, что в волосах у меня кровь. Тогда они решили позвать на помощь кого-нибудь из мужчин, но тут к ним сам подошел искавший меня Алекс. Меня тут же без лишнего шума перенесли в мой домик, и со мной остались Вика и Тошка. Вика обработала мне рану на голове и посидела со мной до тех пор, пока не убедилась, что я погрузилась в нормальный сон.
Я подозревала, что в эту развеселую ночь ей так или иначе веселиться особенно не пришлось, и поэтому это не было с ее стороны большой жертвой.
— Так где и когда ты так ударилась? Алекс очень удивился, когда я ему показала твою голову; он сказал, что это выше его разумения, что он не видел тебя каких-нибудь пять минут — и ты была тогда в абсолютном здравии. Впрочем, сам он, надо сказать, был хорош…
Но тут я прервала Вику, с ужасом спросив:
— А кто меня вчера раздевал? — Наши отношения с Алексом зашли еще не настолько далеко, и я предпочла бы, чтобы он снимал с меня одежду тогда и только тогда, когда для этого настанет время.
— А ты разве не помнишь, как Алекс распутывал на тебе тесемки от купальника? — сказала Ника с самым невинным видом, но Вика меня пожалела:
— Не бойся, он был в таком состоянии, что вряд ли мог самостоятельно расшнуровать кроссовки. Он только положил тебя, мокрую, на постель, и мы тут же отправили его отсыпаться. Купальник мы стянули с тебя сами.
Немного успокоившись, я прочнее уселась на кровати, чтобы она не плыла подо мною, и обратилась к подругам:
— А теперь я вам расскажу все, что помню.
Но сначала скажите мне, сколько лет мы знакомы?
— Кажется, десять, — удивленно ответила Вика.
— Нет, пожалуй, скорее девять, — поправила ее Ника. Она сидела на свободной кровати, жевала травинку и смотрела куда-то вдаль, как будто видела своим мысленным взором то, чего не могли видеть мы. Чувствовалось, что если телесно она сейчас здесь, то, по крайней мере, половина ее существа осталась в прошедшей ночи. В другое время я бы ей позавидовала.
— За эти десять или девять лет был хоть один случаи, чтобы я во время пьянки потеряла голову или попала в какую-нибудь заварушку?
Они согласились со мной, что такого случая припомнить не могут. Это действительно правда — сколько бы я ни пила, я всегда контролирую себя. Мне может быть весело, мне может быть грустно, у меня может кружиться голова, ноги могут меня не держать, но при этом я всегда сохраняю способность ясно соображать. Иногда я себя за это просто проклинаю — как только что-нибудь случается, я немедленно прихожу в себя и делаю все, что должен делать единственный трезвый человек в подвыпившей компании: развожу повздоривших по пьяному делу, утешаю несчастных, отпаиваю кофе тех, кому необходимо как можно быстрее протрезветь.
— Так вот, мы с Алексом танцевали, я дурачилась, делала вид, что не стою на ногах, но на самом деле я все прекрасно соображала и все помню — до самого последнего момента. Когда все решили идти на море, мы с Алексом направились в пятихатки — за полотенцем. Там мы немного задержались…
— Потому что не могли найти полотенце? — с понимающей улыбкой осведомилась Ника.
— Да, потому что мы не стали отыскивать фонарик, а в темноте неудобно заниматься поисками чего-либо, зато удобно заниматься совсем другими вещами… Впрочем, не будем об этом. Когда мы с ним пришли на пляж, веселье было уже в полном разгаре. Помню, что Ляля предложила купаться нагишом — я еще очень удивилась, от нее я этого не ожидала. Мы с Алексом вошли в воду одними из самых последних, мне кажется, что никого на берегу позади нас не оставалось. Когда мы сделали несколько шагов, то раздались крики, что пропал Саша Ивановский… Кстати, раз вы мне ничего про него не говорите, значит, с ним ничего не случилось?
— Разве с ним может что-нибудь случиться? Славик рассказал мне, что Саша-толстый захотел привлечь к себе внимание и решил исчезнуть — проплыть под водой к каракатице и спрятаться там, но не смог хорошенько занырнуть — его жир намного легче воды. Его тут же обнаружили, — ответила Ника.
— Слава Богу. Так вот, Алекс отпустил мою руку и поспешил вперед, а я немного отстала. Я была в море уже по пояс, когда кто-то ударил меня сзади по голове…
— Ударил по голове? — Вика и Ника выдохнули одновременно как по команде.
— Да, ударил по голове. Иначе каким образом могла появиться у меня эта шишка? Давайте рассуждать вместе. Если бы я упала уже в воде, то никак не могла бы стукнуться с такой силой о камень — вода смягчает удары. Разве что можно сильно разбиться во время шторма, но море вчера было абсолютно спокойное. Тем более что, как вы говорите, кожа на макушке была рассечена и шла кровь…
— Может быть, ты упала еще на берегу? — Ясно было, что Ника задает этот вопрос чисто по инерции: уж очень неожиданно прозвучало мое заявление.
— Если бы я упала и ударилась головой на берегу, то я уже не в силах была бы войти в воду. Да это и нереально. Вспомните: Алекс подтвердил вам, что я была в абсолютном здравии. Мы с ним не расставались практически целый вечер до той минуты, как все бросились искать Сашу-толстого. С другой стороны, вы обе видели, как Тошка вытащил меня на берег. Я не успела наглотаться воды — значит, он подхватил меня чуть ли не в то самое мгновение, как я упала. Мое последнее воспоминание перед тем, как я потеряла сознание, — это резкая боль в затылке.