Вернувшись на берег, мы стали решать, что делать в первую очередь.
Конечно, подводные работы — дело по преимуществу мужское, но Витя был не в форме, и погнать его в таком виде в воду я не могла — да он бы и не полез. Профессиональные корочки водолазов были еще у нескольких человек, но все они работали на озере, то есть за ними нужно было идти, упрашивать их, отрывать от дела… Я еще раз сплавала к каракатице с маской и трубкой и внимательно все осмотрела — и мне показалось, что я справлюсь сама. В конце концов, мне не в первый раз выполнять мужскую работу! И, буркнув повеселевшему Вите что-то относительно мужиков, прячущихся за крепкую женскую спину, я пошла в ангар одеваться.
Море на глубине было все еще теплым, несмотря на то, что северо-западное течение принесло с собой на поверхность более прохладные слои воды, но я все равно надела свой старый костюм — кто знает, сколько времени мне предстояло пробыть в моей почти родной среде обитания? Взбодрившийся Витя проверил еще раз акваланг. В воду я вошла с берега, впрочем, очень скоро над моей головой закачалось бледно-голубое донышко, и Ванда с Витей стали мною сверху руководить — нелегкая задача, особенно для меня, потому что из-за них мне раза два пришлось выныривать на поверхность. Обычно, если кто-то пытается давать указания, которые мне не нравятся, я легко пропускаю их мимо ушей; но в этот день меня все раздражало, и я была просто счастлива, когда им пришлось вернуться на берег за запасом капроновых веревок для заплат.
Воспользовавшись моментом, я опустилась на самое дно, туда, где к проржавевшим сваям у самого дна были привязаны канаты, удерживавшие коридор. Когда-то раньше сети прикрепляли толстой проволокой, и теперь ее концы торчали в разные стороны, мешая мне как следует устроиться и заняться починкой. Левая оттяжка вроде бы держала, но правый трос свободно болтался. Хорошенько присмотревшись, я увидела, что он перетерся о железную скобу у основания сваи. Я попыталась натянуть оставшуюся часть троса и снова зацепить ее за скобу, но как ни билась, у меня ничего не вышло: обрывок был слишком короткий, к тому же из-за намотавшихся на него водорослей скользил и вырывался из рук.
Значит, надо было либо менять трос, либо его наращивать. Я отстегнула от пояса моток запасной веревки и попыталась соединить концы, понимая в глубине души бесполезность попытки. Тут меня отвлекло от этого сизифова труда то, что почему-то стало трудно дышать; я удивилась — мне показалось, что я пробыла под водой совсем недолго. Ну никак не сорок минут — уж на это по меньшей мере я могла рассчитывать с «Украиной»[13] на этой глубине. Впрочем, может, я просто не заметила, сколько времени у меня отняла порванная сетка.
Решив подниматься, я дернула за рычажок резерва[14].
Он не поддавался! Еще немного — и мне нечем будет дышать. Надо было срочно подниматься, но я запуталась в веревке, и это меня задержало. Безо всякой паники — так, как меня учили, — я вытащила водолазный нож и перерезала веревку, но этого оказалось недостаточно: что-то еще держало меня на дне! Заставляя себя не поддаваться страху, я осмотрелась: на глубине шести метров я висела у самого дна, зацепившись за торчавшую из него проволоку. Я рванулась вверх, но бесполезно: судя по всему, проволока зацепилась то ли за пояс, то ли за акваланг, то ли за сам костюм. Я уже задыхалась — или мне это еще только чудилось? — я билась, пытаясь освободиться; я работала ножом вслепую, стараясь не делать судорожных движений, хотя лучше было пораниться, чем лишиться последнего шанса выбраться оттуда. Увы, на миг силы мне изменили — я упустила нож, и он тут же уплыл далеко от меня. В этот момент у меня потемнело в глазах и все померкло. Последней мыслью, которая промелькнула у меня перед тем, как я потеряла сознание, было: «Как обидно умирать вот так!»
Я лежала на спине на прибрежной гальке, приходя в себя и немилосердно кашляя. Это для меня стало уже нехорошей традицией — лежать на гальке у самой кромки моря и приходить в себя после того, как я чуть не отдала концы в своей любимой стихии.
— Все в порядке, не беспокойтесь, Ванда, — донесся до меня как будто издали слегка искаженный голос Ники; уши у меня были заложены и побаливали. Но она была совсем рядом, это ее лицо и озабоченную физиономию моей тетушки, склоненные надо мной, я видела сквозь пелену.
Постепенно я стала сознавать, где я и что со мной. Я опять чудом осталась в живых. Каким-то образом меня вытащили из воды, и притом вовремя. Кто же меня спас? И что случилось с моим аквалангом?
Ника хлопотала вокруг меня, я слышала еще чьи-то голоса. Преодолевая слабость и головокружение, я села. И никак не могла надышаться: люди, которые никогда не испытывали удушья, не поймут, какая это роскошь — свежий, чистый воздух, наполняющий легкие!
Тут до моих ушей донеслось знакомое щелканье. Я сидела у самого основания коридора, и возле берега вертелась Ася, Очевидно, способность соображать ко мне вернулась еще не полностью, потому что я первым делом спросила:
— А что, разве сетку уже починили? Что делает Ася в коридоре?
— Нет, не починили, — ответила Ванда. — А что Ася в коридоре — это твое счастье: она тебя спасла.
Как оказалось, Горбун сорвал не только оттяжки коридора, но и зацепил дверцу, ведущую из него в каракатицу; это меня и спасло. Ася, почуяв неладное — думаю, что при этом она обошлась без какого-нибудь седьмого чувства, я так барахталась, что и эхолокация ей не потребовалась, — так вот, Ася, почувствовав непорядок, выбралась из каракатицы в коридор через неплотно закрытую дверцу и подплыла ко мне. Не знаю, как ей удалось вытащить меня из ловушки, но она с этим успешно справилась. На моем старом, хорошо мне послужившем «Калипсо» зияли рваные раны — естественно, не от Аськиных зубов, а от острых концов проволоки. На коже у меня, как выяснилось впоследствии, остались только царапины.
Все это случилось так быстро, что Ванда и Витя, возвращавшиеся назад на «мыльнице», встретили толкавшую мое бездыханное тело Асю уже на полпути к берегу, так что они даже испугаться не успели, а я — наглотаться воды. Акваланг все еще был у меня за плечами, когда Ася меня буксировала, и сейчас лежал на берегу рядом со мной.
Надышавшись и почувствовав, что я уже почти в норме, я встала и направилась к находившемуся во втором эшелоне сочувствующих Вите.
Я не знаю, что на меня нашло, но я схватила его за горло и стала трясти изо всех сил — я как-то видела, как фокстерьер Даша трясла так крысу. Ушанка у него с головы свалилась, и когда Алекс и еще кто-то наконец оттащили меня от нашего ассистента, он с трудом, держась за горло, прошептал:
— Что с тобой, Танюша? Что на тебя нашло?
— Мой акваланг! Что ты сделал с моим аквалангом?
— Как что? Заправил!
Но тут вмешался Тахир, который вышел на море окунуться и увидел нашу маленькую живописную группу. Он очень быстро вошел в курс дела и увел всех нас наверх, в ангар; акваланг не доверили нести Вите, его тащил сам откуда-то материализовавшийся Максим.
— Так-то лучше, — сказал Тахир, закрывая за собой дверь. — И так уже слишком много народа в курсе дела. — И, повернувшись к сжавшемуся в комочек Вите, резким тоном приказал: — Ну рассказывай, как ты заправлял акваланг. Ты его проверял? И почему ты сам не полез в воду, а предоставил это почетное право даме?
На Витюшу было жалко смотреть — если бы не только что пережитое мною испытание, я бы его на самом деле пожалела.
— Я… я плохо себя чувствовал в последнее время…
Ника, не выдержав, вмешалась:
— У него на самом деле воспаление среднего уха!
Витя шумно втянул в себя воздух, как будто набирался храбрости, и отчаянно выдохнул:
— Нет, Ника, по правде говоря, дело не в ушах. Я вам всем врал! Я же служил на подлодке — и подсадил себе сердце. Кардиограмма паршивая. Иногда так прихватит, что кажется, вот-вот остановится… Я бы с радостью полез чинить коридор вместо Татьяны, но как раз сегодня с утра я просто помирал.
— Да, теперь я понимаю: ты помираешь каждый раз наутро после пьянки! — зло прокомментировала я.
— Тихо, Таня, успокойся, — поймал меня за руку Тахир. — Убить его ты всегда успеешь. Давай лучше разберемся, что случилось с аквалангом.
Я уселась снова на Витину кровать; я и не заметила, как вскочила, это было какое-то инстинктивное действие.
— Я забивал баллоны сегодня утром, после того как мы обнаружили погибшего Горбуна, — тихим виноватым голосом отвечал Витя, — и все проверил: 150 атмосфер, как положено.
— Ты этим занимался до того, как дельфина вытащили из сети, или после? — продолжал допрос Тахир.
— До этого. Сразу было видно, что потребуется серьезный ремонт и нужно будет нырять с аквалангом.
— А резерв ты проконтролировал? — снова вмешалась я.
— Все было в полном ажуре.
— Я уже проверил, — сказал Максим. — Гайка закручена, поэтому рычажок и не сработал. Интересно, кто ее закрутил?
В ангаре, как всегда, стоял полумрак, но все равно было видно, как по лицу Вити стекают капли пота.
— Только не я! — В его голосе звучало отчаяние.
— Этот «кто-то» не только испортил рычажок, но еще и разрядил баллоны, — сказала я. — Ты уверен, Витя, что манометр и сам компрессор в порядке?
— Мы только позавчера забивали акваланги — Татьяна и Витя спускались ночью под воду, — и техника работала «на ура», — выступил на защиту друга Алекс.
— А, кстати, где ты сам был сегодня целый день? Я чего-то не видел тебя у каракатицы! — В голосе Максима, когда он обратился к моему возлюбленному, звучало подозрение.
— Я… я целый день провел в фотолаборатории. — Никогда еще я не видела Алекса таким растерянным.
— Ничего не понимаю, — вслух рассуждал Тахир. — Или несчастный случай чуть не произошел по халатности Виктора…
Возможно, что он находился в таком состоянии после вчерашнего, что просто не в состоянии был как следует подготовить акваланг…