— Гаврила? — Илантьев усмехнулся, бегло взглянул на распахнутое удостоверение, успел заметить емкое «Следственный комитет» и звание «капитан».
Капитан не обратил внимание на реплику Илантьева:
— Мне нужно вам задать несколько вопросов в связи с убийством Константина Юрьева.
Антон кивнул:
— Пойдемте.
Он ожидал нечто подобного, но не мог не отметить, что появление следователя было особенно некстати. Постарался стереть с лица обеспокоенность — прекрасно понимал, как она может быть истолкована. Они поднялись в квартиру Илантьева, Антон открыл дверь, машинально придержав за ошейник выскочившего навстречу Буньку.
— Ну-ну, попозже пойдем, — отправил его на место. Лабрадор, вильнув хвостом, дождался, пока хозяин разуется, ткнул носом в бедро, втянув запахи, которые Илантьев принес на одежде — проверил, где был. кого видел. И только потом растянулся вдоль стены. На Обухова он смотрел с интересом, но без враждебности.
Следователь усмехнулся:
— Какой у вас общительный пес.
— Да, залижет до смерти, — Антон пригласил в гостиную: — Пройдемте, там удобнее… Чай, кофе будете?
— Не откажусь от кофе, весь день в дороге, — Обухов удобно устроился за столом на кухне, выбрав себе место так, чтобы видеть Илантьева. Он небрежно, хоть и довольно внимательно осмотрел квартиру олигарха, вынужден был признаться, что ожидал другого. Квартира отличалась от среднестатистической квартиры разве что качеством выбранных для отделки материалов. Никаких золотых портьер, раритетных картин и кричащих о благосостоянии владельца украшениям. — Как я понимаю, вы уже в курсе смерти вашего партнера.
— Бывшего партнера, — поправил его Илантьев. Он по-прежнему стоял спиной к гостю, заваривал кофе. Обухов наблюдал за руками, они могли выдать беспокойство хозяина квартиры. — Наши пути давно разошлись.
— Давно — это на сколько?
— Порядка года назад, — Антон старался держаться подчеркнуто спокойно, но руки плохо его слушались, то кофе просыпался, то турка едва не перевернулась. — Более полугода, как я переехал сюда, мы с ним не общаемся.
— А почему? — Обухов держался доброжелательно, но считывал неловкость хозяина, нервозность и рассеянность. «В чем дело?», — чутье подсказывало ему, что Илантьев что-то от него скрывает.
Антон пожал плечами:
— Если вы сюда приехали за столько километров, то вы наверняка уже в курсе, никакой Америки я вам не открою. Мы работали вместе, был холдинг, в котором мы оба были учредителями, а Костя еще и генеральным директором одной из головных фирм.
— Вы про «Аллюр-строй»?
Илантьев кивнул:
— Нет, «Аллюр-строй» — это как раз моя фирма была. Костя рулил в «МСК».
— А почему вы слили этот холдинг?
Кофе закипало, Антон с удивлением посмотрел на Обухова и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы пышная шапочка над туркой выплеснулась на идеально чистую плиту.
— Черт, — Антон схватил ее, но неудачно, ожегшись о край турки, зашипел: — С чего вы решили, что я слил холдинг?
— Об этом говорят супруга Юрьева и его зам, Филипп Сосновский. Утверждают, что вы подставили Юрьева, и тот, спасая фирму от банкротства был вынужден продать личное имущество.
Илантьев засмеялся — вполне откровенно, как показалось Обухову.
— Продал, ага, — хозяин разлил кофе по чашками, поставил на стол вазочку с крекерами, из холодильника — приготовленную помощницей по дому тарелку с нарезкой, сливки. Вернулся за чашками и поставил обе на стол. — Смешно.
Кофе был очень крепким на вид, с горьковато-кислым ароматом, с нотками миндаля. Сделал небольшой глоток.
— Почему вас это так рассмешило? — спросил.
Илантьев тоже отпил из своей чашки — медленно, будто растягивая время.
— Да потому что Костя оказался засранцем, уж простите, это не слишком плохо о нем как о покойнике, я мог бы и покрепче сказать, — Илантьев прищурился, посмотрел на Обухова прямо, без тени недавней рассеянности. — Мы с Юрьевым были партнерами еще с 2012 года. Начинали с нуля, с дачных домиков из «говна и палок» — я строил, Костя отделкой занимался. Потом я купил линию по работе с клееным брусом, Косте подвернулся хороший вариант в администрации области, стал заведовать жилищно-коммунальным хозяйством. Пару раз подкинул мне хорошие заказы. Это был уже допандемийный 2018-й или 2019-й. У меня уже к тому времени был холдинг. Костя перешел на вольные хлеба, открыл свою контору, начал строить торговые центры. Деньги хорошие, интересные проекты. Когда предложил снова поработать, я не отказался. Пошел к нему на субподряд. Но что-то там Костя намудрил… — Илантьев опустил голову и покачал головой. — Мы уже были на стадии устройства кровли, когда выяснилось, что у него отозвали лицензию на генподряд. Работы встали. Юрьев заверял, что все уладит… Но не уладил, начался срыв сроков. Заказчик, а там была серьезная госструктура, подал иск. Юрьев только разводил руками и извинялся.
Чтобы рассчитаться за материалы, с работниками, нанятыми подрядными организациями, я продал дом и квартиру в Москве. На суде всплыло интересное, оказалось, что именно моя фирма допустила нарушения, что, собственно, стало причиной отзыва лицензии у фирмы Юрьева. Предвосхищая ваши вопросы, отвечу сразу — это была откровенная подделка. Когда я узнал об этом и «Аллюр-строй», который вел ту стройку, вошел в судебный процесс, там уже было все так наверчено, что… В общем, на меня легли неустойки, потом штрафы… Из-за блокировки счетов, я сорвал еще несколько крупных строек, начались по ним проблемы… Как снежный ком, знаете? Денег не было, я рассчитывался где личным имуществом, где активами. То, что осталось, я вывел из «Аллюр-строя» перед конкурсным производством и основался здесь. Но там все чисто, конкурсный пытался оспорить сделки, у него ничего не получилось. Я накрепко прикрыт судебными актами, вы тоже не прикопаетесь… Как это у вас называется? Преюдициально установленный факт[1]?
Обухов кивнул.
— То есть Юрьев вас обул, а не вы его?
Илантьев усмехнулся:
— Это бизнес, Гаврила Иванович. Осуществляемая на свой страх и риск деятельность по систематическому извлечению прибыли из своих знаний, навыков и активов. И риски эти далеко не всегда финансовые, гораздо чаще людские. Не зря говорят: хочешь лишиться друга, начни с ним бизнес.
— А вы с Юрьевым были друзьями.
— Ну, в десны не целовались, ю́шку[2] ради друг друга тоже не лили. Но во всем остальном, да, можно сказать, что друзьями на определенном этапе мы были.
Обухов сделал еще один большой глоток кофе, улыбнулся:
— Эк вы витиевато изъясняетесь. «Во всем остальном», «можно сказать», «на определенном этапе»… Обычно о дружбе говорят или «да», или «нет». Полутона и оговорки, это как осетрина третьей свежести, знаете ли.
— В отношении Кости Юрьева это вполне правильная формулировка. Костя не умел дружить, уж простите. Он во всем выгоду искал… Вот сейчас вам пример расскажу. Это было в две тысяча восемнадцатом, кажется. Костя влюбился. Она была моложе его, что-то около девятнадцати. Студентка. Молоденькая, стройненькая, миленькая блондинка. Начали они встречаться. И на какой-то пьянке понравилась она заму губернатора. Нужному человеку понравилась. И зам этот к Косте подваливает и предлагает — уступи девку, а я тебе контракт продавлю. И Костя уступил, не моргнув.
— Испугался?
Илантьев скривился, в глазах мелькнул и тут же погас недобрый огонек, от которого по спине Обухова пробежал холод:
— Да нет, там мужик нормальный был, без криминала. Просто предложил, мол, ты отдай игрушку, а я тебе хорошим отплачу. Вот вы бы так смогли, товарищ капитан? — Илантьев уперся локтями в столешницу, посмотрел с издевкой. Но он не ждал ответа. — Вот, а Костя смог.
— И как звали ту девушку?
Илантьев понимающе кивнул и тут же качнул головой:
— Алина ее звали, Ромашо́ва, кажется. Но если вы спрашиваете, потому что мотив нащупать хотите, то зря: Алина, на сколько мне известно умерла от пневмонии где-то в Швейцарии, выйдя замуж за того чиновника, которому продал ее Костя, и народив ему двоих сыновей. До последнего своего дня она о Косте иначе как о козле вонючем не отзывалась.
Обухов вздохнул.
— А про супругу его что скажете?
Илантьев выпрямился, откинулся на спинку стула. Окинув оценивающе-холодным взглядом следователя, пробормотал:
— Про Аллу?.. Вы сюда приехали, чтобы грязное белье Юрьева ворошить? Это не ко мне.
— А вам не обидно, что Сосновский и Алла Юрьева о вас распространяют такие слухи?
Илантьев поморщился:
— Да кто там их слушать будет? Сосновский еще трепыхается, потому что надеется, что останется в должности при новом директоре. А Алла… ее давно уже никто не воспринимает всерьез.
— Из-за болезни?
Илантьев посмотрел с удивлением:
— А она больна? Не знал…
— То есть вы никаких претензий к убитому Юрьеву не имеете? — он поправился: — Не имели?
Илантьев кивнул, глухо ударил ребром ладони по столешнице:
— Мне на него начхать…
Виктория за целый день едва пару раз присела, один из них — когда упала, разворачиваясь на лестнице. В руках у нее был рулон ватмана и кисти для ИЗО-студии, которая взялась рисовать декорации к спектаклю. Бухгалтер «Мегастройинвеста» как раз перевела утром деньги, Тори по дороге на работу заехала в магазин, чтобы купить все необходимое. Илантьев не звонил уже два дня.
Нет, конечно, он не обязан, Тори прекрасно это понимала. У него работа, обязательства, а она — она ему никто. Ровным счетом никто.
Но раньше он все-таки как-то интересовался ходом подготовки, находил время. Как и обещал, он прислал замерщиков, чтобы все правильно рассчитать с декорациями, перевел деньги. Но сам не звонил.
А Виктории звонить было неудобно — она боялась, что Илантьев это неправильно истолкует. «Решит еще, что я за его деньгами охочусь, что навязываюсь», — решила она, добираясь до учительской.