Я развёл руками.
– Что, и не был?
– Был. Развёлся.
В её глазах заискрились холодные колючие льдинки.
– Ага, значит, ты как раз из тех, кто бросает своих жён.
Я улыбнулся.
– Бывает и наоборот – когда жёны бросают мужей. Как ты там сказала? Судьба так распорядилась. Вот именно, судьба. Встретила другого и ушла. Как отрезала. Всё бросила, даже сына. Сейчас в Штатах, со своим.
– Жалеешь? – спросила она тихо, задавая мне мой же вопрос.
– Жалею, – признался я.
Она задумалась.
– Теперь ясно, почему я к тебе подошла. Родственную душу почуяла. Наверное, те, которых бросили, излучают что-то такое, особенное, какие-то свои флюиды, и потому их друг к другу притягивает, как магнитом.
– Наверное…
Я взглянул на часы.
– О, время-то как летит! Всё, пора за дело. Сегодня ещё много работы. И завтра не меньше. Я, кажется, видел у тебя компьютер? На ходу?
– Конечно.
– А сканер есть?
– И сканер есть.
– Интернет, электронная почта?
– Всё как в лучших домах.
– Ты умница! Я, с твоего позволения, воспользуюсь.
– Да не вопрос. Всё, что здесь видишь, к твоим услугам.
Мне потребовалось не более часа, чтобы отсканировать отпечатанные мною фотографии, запаковать полученные файлы в архив и разослать по нескольким электронным адресам.
– Вер, а Вер? CD-ROM у тебя, кажется, пишущий, так? Так, – ответил я самому себе, убедившись, что моя догадка подтвердилась. – А вот «болванки» у тебя к нему имеются? Чистые? Три штуки? Или в магазин бежать?
– Не знаю, сейчас посмотрю. Где-то были какие-то.
На мою удачу, она нашла сразу пять.
– Правда, многоразовые. Пойдут? Можешь стирать с них всё.
– Пойдут, пойдут. Три штуки, больше не надо.
Ещё через четверть часа я подготовил три компакт-диска с записью тех фотографий. Открыл входную дверь, внимательно осмотрел почтовый ящик на ней, проверил замок. Вера по пятам следовала за мной и молча наблюдала.
– Работает? – кивнул я на ящик.
– А то!
– Хорошо.
Я достал один из заготовленных компакт-дисков и кинул его в щель ящика. Диск глухо ударился о его дно.
– Тайник, – шепнул я ей. – Здесь вряд ли кто будет искать. Хотя и на самом виду.
Второй диск я вручил ей.
– Сохрани. Вместе с той пачкой фотоснимков.
Третий сунул в карман собственной куртки.
– Ну вот, кажется, и всё. Не знаю, чтобы я без тебя делал, – сказал я Вере.
– До сих пор бы по «кольцу» катался.
Я рассмеялся.
– Да уж наверняка. Или медленно остывал где-нибудь на загородной свалке с дыркой во лбу… Где тут у вас ближайший телефон-автомат?
Она объяснила. Я начал собираться.
– Несколько звонков. Очень важных. Завтра может быть поздно.
– Поосторожней там, Вань, не напорись на своих таёжных дружков. Они наверняка где-нибудь в этих краях ошиваются. Думаю, мобильник они уже нашли.
Кивнув, я вышел.
16.
В первую очередь я позвонил к себе домой. Так, для очистки совести: а вдруг кто-нибудь трубку поднимет? Трубку никто не поднял. Тогда я набрал номер моего соседа по лестничной клетке, Бориса Николаевича, по кличке «Ельцин», военного пенсионера, потерявшего ногу под Кандагаром. Именно Афган нас и сблизил.
– Борис Николаевич, это Иван, Рукавицын.
– Иван? – голос соседа был настороженным, недоверчивым. – Так ты ж в Сибирь укатил.
– Оттуда и звоню. Из тайги, можно сказать.
– Стряслось что?
Что-то его тревожило, я это чувствовал. Я должен был узнать – что.
– Да нет, ничего, всё нормально. Борис Николаевич, помощь ваша нужна. Я ведь когда уезжал, совсем забыл вас предупредить. Ко мне человек должен один подъехать, из Саратова, с материалами для фотовыставки. Так вы прислушивайтесь к звонкам в мою квартиру, если объявится, возьмите у него папку. О’кей?
– Сделаю. – Он надолго замолчал. – Иван, у тебя проблемы. К тебе сегодня милиция заявлялась, дважды. В штатском. Это плохо, когда в штатском, по себе знаю. Ко мне заходили, расспрашивали, разнюхивали, всё о тебе, да о твоей бывшей. Серьёзные ребята, из любого душу вытянут, уж можешь мне поверить.
– Корочки предъявляли? Ксивы, то бишь?
– А как же! Я первым делом документ проверил. Всё чисто, без фальши.
– Чего хотели?
– Прямо так они мне и сказали! Ха, от них дождёшься! Я думал, может, ты меня просветишь? Чего натворил-то, а, Иван?
– Борис Николаевич, матерью клянусь, сыном единственным – ничего! Ну что мне сделать, чтоб вы мне поверили?
– Да верю я тебе, Ваня, верю. Только к делу-то это не пришьёшь.
– Спасибо, Борис Николаевич, за поддержку. И не забудьте о моей просьбе. О’кей? Всё, мне пора. До встречи.
Я дал отбой прежде, чем он ответил. Никакого «человека из Саратова», конечно же, не существовало.
Следующий звонок был моему шефу, главному редактору газеты, в которой я работал. Звонил на мобильник, потому что в это время – девять вечера – он мог быть где угодно: на работе, в постели с любовницей, в театре с женой, в ресторане с другом детства, в сауне с криминальным авторитетом.
– Да! – рявкнул он в трубку так, что у меня в ушах чуть не вышибло перепонки. – Если у вас нет серьёзных оснований для этого звонка, то сейчас же положите трубку. Я занят!
– Основания самые серьёзные, Геннадий Иванович. Серьёзней не бывает. Это Рукавицын.
– Рукавицын? М-да… Ты сам по себе уже достаточно серьёзное основание, чтобы впредь не иметь с тобой дела. Что там у тебя стряслось? Ты хоть в курсе, что тебя менты разыскивают? Весь стол твой перерыли. Говорят, и дома у тебя уже успели побывать.
– Что искали-то? Не сказали?
Я слышал, как он усмехнулся в трубку.
– Тебя, что же ещё!
– Документы у них проверили?
– Проверил. Не дурак, поди. Сейчас с такими удостоверениями пол-Москвы ходит, только с фальшивыми. А у этих настоящие.
– Геннадий Иванович, я вам по е-мейлу кое-какие материалы сбросил, очень важные. Полчаса назад. Из-за них-то и весь этот сыр-бор, с милицией да обыском. Вы сейчас где? На работе?
– Ну… как тебе…
– Понятно. Найдите компьютер, проверьте свой почтовый ящик. Там фото, около двух десятков, и текст. Я всё описал. Сделайте несколько копий, запишите, куда хотите, на CD, флэшку, в сети где-нибудь в укромном месте сложите, чтобы никто не достал, заприте в сейф, в камеру хранения, в банк. Чем больше копий вы сделаете и чем надёжнее вы их спрячете, тем лучше. Для меня, для вас. Это страховка. И поторопитесь, Геннадий Иванович, а то будет поздно.
– На что ты меня подписываешь, Рукавицын? – загремел шеф. – Надеюсь, никакого криминала?
– С моей стороны – нет. А вот с их… Да, Геннадий Иванович, и самое главное. Попридержите пока материал, не давайте его в печать. Он пока ещё сырой, много неясного. Может быть, накопаю ещё что-нибудь, тогда пришлю. Но уже сейчас готовьтесь к тому, что это сенсация.
– Сенсация, говоришь? Это хорошо, Рукавицын. Сенсация – это то, что нужно.
Я давно уже знал своего шефа, знал его азартную натуру, натуру охотника за сенсациями. Он не был храбрецом, не полез бы на баррикады ради идеи, не сиганул бы под танк с «коктейлем Молотова», но едва замаячит на горизонте сенсация (он обожал это слово), как он уже готов был совершать самые отчаянные поступки. Он как бы переключался из обычного своего состояния в некое сверх-состояние – и становился тогда другим человеком. Собственно, на нём одном и держалась наша газетка, преимущественно «жёлтая» (в хорошем смысле). Поэтому и зацепили его так мои слова о возможной сенсации.
– Одна просьба, Геннадий Иванович. Если со мной что-нибудь случится, опубликуйте этот материал немедленно.
– Ты это брось, Рукавицын. Мне интрига нужна в газете, чтоб за жабры читателя хватала, а не некрологи. Что, серьёзно влип?
– Серьёзней не бывает. Не берите в голову, Геннадий Иванович, я как-нибудь сам.
– Ты сейчас где, Рукавицын? Как с тобой связаться?
– Далеко. Не ищите меня, я сам с вами свяжусь. Да, чуть не забыл. Я отправил тот же материал ещё в три места: Васильеву, Семёнову и Крапивину. Для гарантии.
– Какому ещё к чёрту Васильеву!.. – заорал в трубку шеф, но я уже дал отбой.
Никаких Васильева, Семёнова и Крапивина не существовало. Я назвал эти фамилии наобум, специально для тех, кто сейчас записывает наш разговор. Пускай побегают, поищут мифических Семёновых-Васильевых-Крапивиных! Фамилии-то, ха-ха, редкие…
На самом деле, помимо шефа, я отправил электронное сообщение с пришпиленными к нему фотографиями ещё в два места. Одно ушло в милицию, на Петровку – так, на всякий случай. Если честно, с милицией связываться я не хотел, во-первых, не очень-то верил в результативность их методов, а во-вторых, просто не доверял. Два телефонных разговора подтвердили мои опасения: у тех типов есть неплохие завязки с силовыми структурами. И охоту сейчас на меня, возможно, уже ведут не они, а штатные сыщики из компетентных органов (МВД, ФСБ, ГРУ – нужное подчеркнуть, ненужное зачеркнуть).
Второе сообщение я отправил на свой собственный электронный адрес. Своего рода, виртуальный сейф, ключи от которого были только у меня.
Последний звонок был матери. Я пытался прозвониться на её мобильник, но в ответ слышал только одно: «Абонент находится вне зоны досягаемости сети». Если честно, именно такого ответа я и ждал. Это могло означать только одно: они сейчас слишком далеко. Я знал, вернее, догадывался, где они. «Мы будем там, куда я давно хотела поехать», – сказала она мне тогда по телефону. В лесной сторожке, вёрст за триста от Москвы, в Тверской губернии.
Это было года три назад. Нас тогда пригласил на охоту старый друг моей матери, бывший её одноклассник, ныне – генерал-полковник, какая-то большая шишка в оборонном ведомстве. Он был завсегдатаем одного элитного охотничьего хозяйства, затерянного где-то в глухих лесах Тверской области, чуть ли не самым почётным его клиентом (а возможно и совладельцем). И вот в этих нетронутых лесных дебрях стояла обустроенная сторожка, в которой вполне