Вырвавшись на волю, я вспомнил о девочке. На зачистку я взять её не мог. Пришлось возвращаться к пьяному майору.
– Послушай, майор, – я отбросил все формальности при обращении к старшему по званию, – мы там девочку по дороге подобрали. Подержи её пока у себя, а я потом, как здесь закончим, у тебя её заберу.
– Оставляй, – он сделал широкий жест рукой и ухмыльнулся. – Женский пол, он, как известно, облагораживает.
Я склонился над ним, приблизив лицо вплотную к его пьяной харе.
– Ей четыре года, майор, – процедил я сквозь зубы. – Если с ней что-нибудь… хоть один волос…
– Не наглей, лейтенант. Здесь я принимаю решения.
– Я предупредил. – Сейчас мне было совершенно наплевать на его майорские звёздочки. За эту девчушку я, действительно, готов был горло перегрызть. Любому.
Вторично оказавшись на свежем воздухе, я заметил, что торговля на территории блокпоста пошла на убыль. Исчезли вооружённые «чехи», поубавилось гражданских автомашин. Ага, торгаши, сдрейфили!
Мои бойцы сгрудились вокруг двух наших «коробочек» и в контакт с хозяевами военного объекта вступать не спешили. Поняли, видать, что за сброд здесь подобрался. Я распорядился передать девочку местным воякам, проследил, чтобы её как следует накормили и устроили на время нашего отсутствия. Потом позаботился и о бойцах.
Мы работали около двух суток. Изучили каждый камень, каждый овраг в радиусе двух километров от блокпоста, сидели в ночных засадах, мокли под дождём, но так ничего и не разнюхали. Следов присутствия снайпера не нашли – здесь майор не солгал. Зато местные жители чувствовали себя в районе военного объекта весьма вольготно. Совершенно не обращая внимания на наше тайное присутствие – а они наверняка знали, что мы где-то здесь «работаем», – они нагло курсировали перед самым нашим носом. Ворота блокпоста всегда были для них открыты. Правда, явных боевиков среди них мы не обнаружили, что, впрочем, ничего ещё не значило: «дух» отличается от «мирного» только наличием оружия.
Да, уж что-что, а контакт с местным населением майор, действительно, наладил. Уверен, что и с «духами» тоже. Что ж, если разобраться, майорова «дипломатия» приносила свои плоды: ни перестрелок, ни снайперских дуэлей, ни явного противостояния. «Чехам» такое соседство было только на руку: лучше иметь под боком продажного, вечно пьяного майора и весь этот деморализованный сброд, послушный и легко управляемый, чем злых, несговорчивых, обожжённых пламенем войны парней из российской глубинки, готовых вцепиться в горло любому, кого хоть на йоту заподозрят в пособничестве бандитам. Поэтому этих надо было беречь, чтобы не прислали на смену тех. Их, по-видимому, и берегли.
Плюс коммерция, которая процветала здесь полным ходом.
Я понимал всю абсурдность нашего задания в этих условиях, но выполнить его был обязан. Приказ есть приказ. И я его выполнил.
Накануне отъезда на базу я доложил майору о проведённых мероприятиях по зачистке местности. Он даже слушать не стал, лишь махнул рукой: мол, не грузи меня, лейтенант, этой чепухой.
– Где девочка? – приступил я к самому главному.
– Какая девочка? – Майор, казалось, был искренне удивлён. И, что в свою очередь удивило меня, совершенно трезв.
– Ту, что я оставил вам для присмотра.
Голос у меня внезапно стал хриплым. Наверное, от дурного предчувствия.
– Да-да, что-то припоминаю… Ба, так я ж её в Ханкалу отправил! С оказией. Проезжал тут какой-то штабист, вот я к нему девчушку и пристроил. Они там разберутся, куда её определить.
Я сжал кулаки и вышел, не попрощавшись. Убить был готов мерзавца!
Однако судьбе было угодно свести меня с этим типом в тот день ещё раз. Наши две «коробочки» как раз приготовились к выезду с территории блокпоста, все мои ребята были уже на броне. В этот самый момент из особняка вышел «чех» в полном боевом вооружении, а следом за ним и сам майор. У меня аж челюсть отвисла.
– Держать на прицеле, – тихо скомандовал я своим бойцам. Те тут же ощетинились стволами «калашей». Однако та парочка даже ухом не повела. «Чех» попрощался с майором и преспокойно направился к воротам. Проходя мимо наших «коробочек», он скользнул взглядом по нашей группе – я готов поспорить, что он нас пересчитал! – и скрылся.
Я решительно шагнул к майору. Миротворец хренов! Такой наглости я уже вынести не мог.
– Что это значит, майор? – грубо спросил я. – Как понимать это спектакль?
Он сунул сигарету в рот, не спеша прикурил. Потом пожал плечами.
– Да как хочешь, лейтенант. Я перед тобой отчитываться не обязан. Молод ещё.
Однако, заметив готовых к бою моих бойцов, настроенных весьма решительно, он запел уже другую песню.
– Да ладно тебе, лейтенант. Что за грязные мысли? Это мой осведомитель из местной банды, связник. Передал важные сведения. Человек надёжный, проверенный, мой человек. У меня всё под контролем, понял? Ещё вопросы есть? Нет? Тогда свободен, лейтенант. Не смею больше задерживать. Адью!
Мы поспешили убраться из этого гнилого места, из этого вонючего гадюшника, в котором всё и вся продаётся и покупается. Я был мрачен как никогда, чёрные мысли лезли в голову, хотелось какого-то действия, выброса адреналина, взрыва эмоций, мощной встряски.
А перед мысленным моим взором всё стояла маленькая русская девочка с глазами, полными отчаяния и тоски.
Однообразие обратного пути на базу было прервано появлением гражданского «джипа», который двигался впереди нас тем же курсом. Мы попытались нагнать его, однако он прибавил скорость и попытался уйти от преследования.
– Огонь на поражение! – скомандовал я.
После третьего выстрела цель вынуждена была остановиться, так как снаряд с переднего БТРа, с брони которого я наблюдал за развитием событий, разорвался чуть ли не под колёсами «джипа». Машину подбросило, развернуло в воздухе на триста шестьдесят градусов и шмякнуло в дорожное месиво тремя метрами левее. Из неё выскочили два «чеха» и окрыли по нам огонь из автоматов. Один из них успел сделать выстрел из подствольника, однако его тут же снял мой сержант, Олег Киселёв, прошив очередью из АКМа. Второй попытался скрыться, но завяз в дорожной грязи и был уничтожен взрывом гранаты.
С нашей стороны потерь не было.
Мы осторожно приблизились к бандитской машине. Часть бойцов спешилась.
– Командир, в салоне ещё один «чех»!
– Живой?
– Живее не бывает.
– Волоки его сюда!
– А ну, гад, живо на выход! Я кому сказал!
«Чеха» кое-как выволокли из салона и уронили в грязь. Он скулил от страха, его всего трясло крупной дрожью.
Ребята тем временем осмотрели салон поверженной тачки. Один из бойцов вырвал из приборной панели магнитофон, второй выволок из салона большую сумку со жратвой и сигаретами. Военные трофеи. Имеем право. И пусть кто-нибудь попробует возразить.
Олег Киселёв с силой ткнул чеченца стволом автомата в шею.
– Говори, сука, куда ехали! Из какой банды? Ну!
Но тот только мычал и ещё больше дрожал.
И тут кто-то из бойцов крикнул:
– Товарищ лейтенант, в багажнике кто-то есть!
– Олег, проверь! Только, смотри, аккуратно.
Применив все необходимые меры предосторожности, сержант открыл крышку багажника.
Там была та самая девочка. Руки её были связаны, крохотный ротик заклеен широкой полосой пластыря. На плече была свежая ссадина. Она была жива, более того, она была в сознании и во все глаза, не моргая, смотрела на меня.
Я бросился к ней, подхватил на руки. Кто-то из бойцов снял с её рук и ног верёвки, осторожно отлепил пластырь. Девочка судорожно вздохнула – и вдруг её прорвало.
– Дядя! Дяденька! – запричитала она тоненьким-тоненьким голоском. – Не отдавай меня больше никому!
У меня комок в горле встал. Я не мог выдавить из себя ни слова и лишь крепко прижал девчушку к груди.
– Не отдам…
Мне уже всё было ясно. Эта мразь, этот долбаный оборотень в майорских погонах продал её каким-то местным козлам, продал как какую-нибудь вещь, как… как…
Как и тех бойцов, которых он назвал дезертирами, – осенило меня вдруг.
– Киселёв! – заорал я. – Поворачиваем назад!
Сержант вплотную приблизился ко мне.
– Иван Петрович, нельзя! – произнёс он так, чтобы слышал только я. – Ребят лишь положите. Пусть им особисты занимаются, это теперь их забота.
– Олег, он же… он… продал её!
– Знаю, лейтенант. Но вернуться мы не можем. Не имеем права.
Спасибо этому парню: он остановил меня на самом краю пропасти. С трудом, но я сумел-таки взять себя в руки. И тут мой взгляд упал на оставшегося в живых чеченца.
– Ну уж здесь-то ты меня не остановишь, сержант, – процедил я сквозь зубы, вынимая пистолет.
– И не собираюсь. Это твоя территория, лейтенант.
Видно, этот «чех» задницей почуял, куда ветер дует. Он взвизгнул, быстро подполз ко мне на коленях, меся дорожную жижу.
– Нэ нада! Нэ убивай мэна! Я свой!
– Сержант, возьми её, – прохрипел я, едва сдерживаясь, чтобы не всадить пулю в этого ублюдка прямо сейчас. – Уйди, уйди с ней… подальше…
Киселёв молча принял у меня девочку и отошёл. А я повернулся к бандиту. Наверное, в этот момент я был ужасен.
– За сколько ты её купил?
– Э… нэт… нэт… это нэ я… это всё они… братья…
– За сколько ты её купил?!
– Это они… они… ящик… за ящик водки купыл… Нэ убивай мэна, слышишь! Я здэсь нэ причём… я машина водыть…
За ящик водки! Ну всё, мразь, ты сам себе приговор подписал.
– Эй, парни! – скомандовал я. – Расстреляйте эту бандитскую тачку, да так, чтоб на велосипед стала похожа.
Дважды их просить не пришлось. Они стреляли от бедра, с азартом, длинными очередями, не жалея патронов, превращая дорогую иномарку в груду металлолома.
А я, пользуясь этой канонадой, быстро приставил ствол ко лбу «чеха» и без сожаления выстрелил. Катись к своему Аллаху, урод.
Девочка не должна была знать, как я расправился с последним из её обидчиков.