Я висел в пустоте, крохотный огонёк в объятиях огненного шторма. Печаль не торопилась, я чувствовал её голод. Страшный, нечеловеческий, в тонких оковах воли. Само «Я» Печали, вокруг которого как канаты вокруг шайбы обвились другие сознания, лишённые воли, но обретшие опору. Голод заменил ей одиночество, голод заменил ей страсть, голод, который обрёл собственное «Я». От первого семени, крохотного сознания альдариона, слабейшего помпейского механизма, она забилась в экстазе. Проглотила его не жуя.
Она уже завладела разумом, ей было плевать на тело. Она ничего не успела понять…
— Вкусно! Дай ещё, ещё! Принеси мне ещё, и я оставлю тебе кусочек себя!
Я едва шепчу в ответ:
— Откройся! Я накормлю тебя!
— Да, да! ДА!
Второе, третье, эйфория била извращённую тварь. Она текла как шлюха от «розовой чумы», я всё знаю о дерьме, которое убивает. Она сама открыла щиты, она сама решила стать мной.
Я ощутил, как рисунки на коже пришли в действие и спирали из семян устремились по нитям, соединившим наши тела.
Нельзя соприкоснуться с чужим сознанием и не раскрыть своё в ответ. Нельзя пырнуть человека ножом и не быть на расстоянии удара. Нельзя запихнуть жертву в рот и не подставить ей своё беззащитное нёбо и нежные кишки.
Она успела поглотить ровно пятьдесят тысяч семян, а потом сложности сингулярности просто не хватило, её стал слишком мало, внимание распалось на ошмётки, и по незримым нитям устремились самые мелкие, самые быстрые альдарионы. Память о помпейских механизмах вела себя как стая. Десятки тысяч кусков сознания Печали, крохотные, но способные прорасти вновь. Фрактальный вирус искажённого разума. Каждый получил нечто большее, чем он сам. Получил и захлебнулся. Самым стойким потребовалось три семени.
Она рвала нити, она пыталась вырваться, но мои руки обхватили голову твари, а наш поцелуй всё длился и длился. Стая жрала добычу.
Лужей мерзкой слизи растеклись ноги Печали.
— ПОЩАДИ!
Она рвала себя на части. Отрывала свой забитый желудок, рвала все нити, но по ним продолжали ползти семена.
— ПОЩАДИ! Я ВСЯ ТВОЯ! ИНКАПСУЛИРУЮСЬ!
Мерзкий вопль замер. Я оторвал от себя изуродованную голову.
Печаль
Мятежная сингулярность
Капсула
Съедобна
Время автономного существования: 71 час 59 минут 11 секунд.
— Я бы сблевал, но мне нечем, — Карлсон смотрел на меня широко открытыми глазами. — Интересно, а что бы было, если бы ты её трахнул?
— Знатно ты её засосал. То есть, погоди, это не прикол? Ты Лешего угрожал трахнуть, и он сдался, чтобы ты с ним не делал… такого? — Аркадия смотрела на меня с оторопью.
— Перепихнёмся? — я подмигнул Нэнси.
— После такого? Да иди ты в свой развороченный анус! Вон, жрицу свою трахай!
На этой лиричной ноте в небесах загудело. А поток ветра разорвал в клочья туман. Стало ясно, что туман скрывал не только визуальный спектр, но и звуковой.
— Обосраться! А с этими что?
Бывшие миньоны Печали валялись на земле и орали на одной ноте. Так не кричат живые люди, так кричат те, кто уже сдох. Они и умирали. Тела раздувались, рвались на части и схлопывались в один плотным ком, выплёскивали во все стороны кровь и кишечные соки. Полученная конструкция напоминала яйца. Или крохотные родильные коконы.
— Я бы сейчас стрелять начал, но только это союзники. Хендрикс, это что за срань? — Карлсон, кажется, решил блевануть.
— Несварение. Пережрали несовместимых эволюций.
— И где они столько набрали?
— Я накормил…
От хруста костей и чавкающих звуков меня тоже мутило. Я увидел, как раздутое тело здорового мужика треснуло по позвоночнику, а потом его голова провалилась внутрь, изогнутые руки и ноги вонзились в тело, и вся эта штука начала течь и меняться.
Камеры жадно впитывали чужие страдания. От системных сообщений заболели глаза, и вообще ощущения были так себе.
Я пошёл в сторону города и пять минут спустя вышел к амфитеатру. Там до сих пор стояли люди. Ждали. Судя по всему, это был ударный отряд. В толпе я заметил несколько коконов, вокруг которых куча свободного пространства. Видимо, эмиссары Печали много где тусовались.
Когда я подошёл к краю парапета — гомон стих. Я поднял то, что осталось от мятежной сингулярности над головой. Тишину разрывал только шелест камер в воздухе.
Ваша известность: 32 411 288.
— Печали больше нет. То, что от неё осталось, я сдам властям. Все, кто состоял в мятежной сингулярности, мертвы. Она не вернётся. Все осознали?
На последних словах мой голос зазвучал громче. Я обернулся и увидел, как за моей спиной Нэнси раздула из своей слизи две огромные мембраны в виде человеческих ладоней. Они усиливали мой голос. Я благодарно кивнул.
— Второе! Вы меня час назад выгнали из города в лапы Адмирала. Я, конечно, понимаю, что на такой блуд, как спасение наглой выскочки, который разозлил самых злобных монстров на станции, никто в здравом уме не будет подписываться, но теперь я — тот, кто этого монстра грохнул! И ситуация несколько изменилась.
Я снова помахал оторванной головой.
— Чего ты хочешь? — голос из толпы.
— Правильный вопрос. Сначала я хотел вас пограбить. Ну там, компенсация за неразрушенный город и массовые изнасилования. Но потом понял, что ребята вы, скорее всего, неплохие, да и союзники мне не помешают. Так что у меня буквально три просьбы. Первая — механик Двойной. Он мне нужен.
— А не пошёл бы ты на хрен, уважаемый герой? Мы не дадим убивать своего.
Толпа согласно загудела. Ну да, выёживаться на полковника — это не так стрёмно, как на адмирала.
— Да с чего вы решили, что я хочу его убить? Не надо держать меня за монстра! — я не выдержал и посмотрел на Плаксу через затылок, она закатила глаза. — Он же у вас панк, я хочу мести в силе панк! Пусть он сожрёт бочку дерьма, литров на двести, и пусть его обоссут, человек сто меня устроит, можно через решётку. Потом разрешаю отмыть. Справедливо?
Раздался смех.
— Эт по-нашему!
— Раз с первым пунктом разобрались, пункт второй. Мне нужен нормальный доспех. С термокамуфляжем, пятнадцатой или шестнадцатой технической эры, в качестве благодарности. Это честно? Не много прошу?
— Пока нормально.
Гомон был довольным.
— Отлично, и последнее. Мне нужно сто метрических тонн помпейского металлолома. Всё ценное из него можете вынуть, просто голые железки. И мегаваттный источник питания на пару дней.
— Обоссать Двойного, козырный доспех, гора металлолома и доступ к энерговоду. А ты приличный парень, — ко мне залез давешний коп, подошёл и протянул руку в приветствии. — Я Макс.
Макс
Майор
Шериф
Ограниченный системный администратор.
— А с этой сранью что делать? Она помечается как союзники, но я бы сжёг.
— Дать дозреть, выпустить из города, не стрелять. Сами вроде не полезут. Если полезут, гасите на хрен! Я сам не знаю, что у меня такое получилось. И у меня последняя просьба!
— Ну? — полицай снова напрягся.
— Нажрёмся? Но только нормально, никаких наноколоний. Я, правда, не знаю что меня проймёт.
— О, у меня для таких случаев найдётся несимметричный диметилгидразин.
— Ещё раз? Это что за адское пойло?
— Несимметричный диметилгидразин, он же гептил. Дедушкин рецепт, токсичное ракетное топливо времён раннего освоения космоса! Проймёт даже киборга. И никаких наномашин.
— Звучит как план! — я азартно потёр руки.
— Мы тоже в теме! — Плакса влезла в разговор.
Шериф повёл нас в какой-то бар. Чем меня радовал Мезозой-сити, так это своим вечным туманом. Мы растворились в этом молоке надёжно. Нас не узнавали игроки на улице, люди праздновали, но не превращались в голодную толпу. В баре мне торжественно налили стопку ракетного топлива. Ледяной стакан с прозрачной жидкостью украшала корочка из замороженного лимонного сока.
Пойло воняло тухлой рыбой, на вкус оказалось ещё хуже, чем на запах, и лимонный лёд оказался очень в тему.
— Если не проймёт — советую коктейль Гагарин. Гептил с гидразином. Если хоть что-то осталось человеческое — поймаешь интоксикацию. Но — расслабляет.
Макс с интересом разглядывал как наша честная компания хлещет ракетное топливо.
— Ну как оно? — спросил Шериф, когда мы продышались. Закашлялась даже Нэнси.
— Ничего отвратительнее в жизни не пробовал.
Честно признался я и деактивировал вкусовые сосочки. По телу растекалось приятное тепло, Голова слегка закружилась, а потом я отрыгнул поток огня.
Шериф тоже опрокинул в себя стопку, захрустел льдом и довольно хекнул.
В бар зашла девушка, словно облитая нефтью. Она повертела головой и подошла к нашему столику. То, что я принял за нефть, оказалось блестящим комбезом, очень похожим на те, в которых на Земле ныряют в воду. Популярная штука на рифовых биотопах.
— Живой? Вопрос к тебе!
— М?
Я разглядывал ладную фигурку гостьи. Мне очень импонировала третья грудь.
— Двойной спрашивает, может быть, ты согласен взять деньгами?
— О, вы его поймали всё-таки! Я думал у него там надёжная нычка. И что предлагает?
— Сто шестьдесят миллионов.
— Скажи ему, что сто шестьдесят — это мало, чтобы отменить мою месть. Но достаточно, чтобы существенно скостить наказание. Десятилитровое ведро отборного говна и пусть его обоссут самые уважаемые жители города. Много у вас таких, Макс?
— Два десятка наберётся…
— Ну вот. Пусть думает.
Девушка хмыкнула и ушла, качая бёдрами. Макс покосился на незнакомку и тоже цокнул.
— Я чего ещё хотел спросить, Живой. Ты ведь эту суку Печаль только трахнул?
— Интересный заход. Что попадает в перечень «не только»?
— Ограбление. Ухоронки. У таких как она, всегда есть ухоронки. Может, разузнал чего? У нас тут народ мирный, воюют только на дне, куда машины выносит. Но вот специалистов разных полно. Если будет тема, можем вскрыть всё вплоть до семнадцатой эпохи. Этой дряни почитай сотня лет, она наверняка много чего ценного припрятала.