Пальцы художника сомкнулись на стальном крюке, и со вздохом облегчения Лало принялся карабкаться вверх, оскальзываясь на ступеньках. Плеск воды внизу затих на время, словно Зандерей остановился, чтобы послушать, и вдруг возрос с новой силой. Убийца побежал.
Добравшись до верха шахты, Лало сдвинул в сторону деревянную крышку и, перевалившись через край, в полуобморочном состоянии свалился на траву. Сердце бешено билось в груди, но Лало не мог позволить себе ни секунды отдыха, пока ловушка не будет захлопнута. Собрав неведомо откуда взявшиеся силы, художник закрыл крышкой шахту и наложил деревянный засов. Не дожидаясь, пока засов испытают на прочность, Лало трусцой подбежал к первому лазу и проделал ту же операцию.
Только теперь он бессильно растянулся на камнях, зная, что последние данные ему богом силы ушли и теперь их не осталось даже на малейшее движение. Лишь в этом месте во всем городе так близко находились два люка, и теперь Зандерей оказался в ловушке.
Воздух был точно напоен сладостью. Откуда-то сверху доносились звуки арфы и серебряный женский смех. Мягкий морской ветер дарил прохладу горящим щекам. Со смешанным чувством удовлетворения и ужаса Лало понял, что Зандерей теперь дважды проклят, ибо с морским ветром канализацию наполнит поток черной воды из Болота Ночных Тайн, гонимый мощным приливом.
— Ты, убийца, боролся на славу, но почему ты думаешь, что сумеешь меня одолеть? — прошептал Лало, едва разжимая губы.
Содрогаясь от приступа беззвучного смеха, Лало присел на камни чтобы отдохнуть. Бездомный воришка-нищий, проходя мимо, очертил рукой знак против сумасшедших и устремился прочь. Послышался свист и бряцание меча. В аллее показался цербер, но прошел мимо, не обратив внимания на скрючившуюся фигуру, в которой не было ничего человеческого.
— Живописец, ты здесь? — Лало подскочил, услышав голос врага в такой близости. Деревянная крышка люка завибрировала от ударов снизу, и Лало налег на засов. Вынужденный держаться одной рукой за скобу, Зандерей не мог приложить достаточно сил, чтобы вырваться из шахты. Лало доводилось слышать о таких ситуациях в страшных историях, которые рассказывали друзья в детстве, позднее за чашей вина в «Распутном единороге».
Если он останется жить, ему теперь тоже будет что рассказать.
— Убийца, я здесь, а ты там, там ты и останешься, — прохрипел Лало, когда глухие удары наконец-то стихли.
— Я дам тебе золото — я всегда держал слово… Ты сможешь устроиться в столице.
— Мне не нужно твое золото. — Теперь у меня нет больше желания жить в Рэнке, — продолжил Лало мысленно.
— Я подарю тебе жизнь, — продолжал Зандерей. — Корицидиус не поверит тебе, а церберы сделают из твоей головы винную чашу или по меньшей мере отрубят руки.
Лало инстинктивно схватился за запястья, словно на них уже опускался меч палача. Зандерей прав — он и впрямь потерял все, что имел. Лучше пасть от кинжала убийцы, чем жить, зная, что кисть в руки взять больше не можешь. Если я не смогу рисовать, я ничто, — думал Лало. — Я конченый человек.
Содрогаясь от усталости и отчаяния, Лало тем не менее не двигался, решив не упускать победу, хотя и не отдавал себе отчета, зачем она ему.
— Живописец, я подарю тебе твою душу…
— Ты можешь нести только смерть, чужеземец! Тебе не обмануть меня!
— Мне это не нужно… — В голосе Зандерея послышалась смертельная усталость. — Я только хочу задать тебе вопрос. Ты когда-нибудь рисовал свой портрет, живописец с глазами чародея?
Повисла тишина. Лало пытался уразуметь суть вопроса. Легкое сотрясение земли дало ему знать о начале прилива. Что имел в виду Зандерей? Естественно, он писал автопортреты десятками, когда не мог найти ни одного натурщика…
…Раньше, до того, как Инас Йорл научил его рисовать душу…
Я был слишком занят… Я боялся, — неожиданно понял Лало.
— Что ты увидишь на полотне после того, как убьешь меня? — отразил его страх голос Зандерея.
— Хватит! Оставь меня в покое! — закричал Лало. На следующей за аллеей улице послышался чей-то отдающий команды звучный голос. Мимо поплыли огоньки, бледные в свете луны.
Через несколько минут насыщенные ядом воды поднимутся с ложа, повинуясь неодолимой силе прилива, и, точно клубок разъяренных змей в поисках жертвы, заполнят все подземные каналы города. Через несколько минут Зандерей умрет.
Если он исчезнет, возможно, вину за пожар возложат на комиссионера, и когда все успокоится, я смогу снова начать рисовать. Рука дернулась, точно в поисках кисти, но сознание властно вернуло Лало к последним словам убийцы.
Ты когда-нибудь рисовал свой портрет ?
Лало колотила сильная дрожь. Сумеет ли даже сам Инас Йорл снять проклятие, наложенное на его душу этим человеком?
Отряд солдат пытался сохранить некое подобие строя на неровной, извилистой дороге. Звук шагов стал громче. Через несколько секунд солдаты войдут в аллею, а каналы заполнятся водой.
Не отдавая себе отчета, Лало тяжело рванулся к Серпантину.
— Стража, он здесь, прячется в канализационном люке, здесь, в конце аллеи!
Пока солдаты спорили, Лало стоял недвижимо, уверенный в том, что его нельзя узнать в запачканной дерьмом одежде. Жестом художник пригласил их следовать за ним.
Дойдя до люка, Лало показал на него, бросился бежать и укрылся в тени крутой лестницы. Земля загудела, послышался шум воды, и в тот самый момент, когда крышка люка была сдвинута, поток воды устремился вверх через узкий проход.
Подобно выбегающей из норы крысе, что-то черное перевалилось через край шахты и откатилось в сторону, спасаясь от яростно клокочущей воды. Церберы уже успели окружить лаз, послышались шум, проклятия и крики боли. Среди суматохи Дало различил голос имперского комиссионера.
— Да тот ли ты, за кого себя выдаешь? — раздался в ответ густой бас Квача. — Ну, раз уж мазилка ускользнул от нас, тебя-то мы не упустим. Его высочеству принцу будет интересно узнать, каких острозубых крыс присылает его брат охранять склады! Пошел вперед!
Лало снова укрылся в тени лестницы. Все кончено. Церберы поволокли Зандерея так же, как еще вчера ночью тащили его самого.
Он найдет способ уведомить Корицидиуса о том, что показала картина и в чем сознался ему Зандерей. Но позовут ли они его в суд, чтобы он подтвердил это? Избавятся ли они от убийцы втихомолку или отправят обратно в Рэнке доложить о неудаче?
Эти вопросы теперь казались Лало такими несущественными.
Джилле найдется что сказать ему, когда он доберется до дома, но ее руки будут мягкими и теплыми…
Лало не двигался с места, ибо под покровом несущественных мыслей ключом бился один-единственный вопрос: почему я дал Зандерею уйти?
Сегодня он видел смерть, сражался за жизнь и победил страх.
Он понял, что зло мира сего отнюдь не заключено в Санктуарии, и если он смог сегодня сделать это, значит, он не тот человек, каким считал себя.
Лало подставил навстречу лунному свету свои волшебные руки, руки художника, глядя на
них так, словно под отливающей серебром кожей таилась разгадка тайны. Возможно, это правда, ибо, убей он Зандерея, его последний вопрос уничтожил бы и самого Лало. Ответить художник мог лишь с кистью в руке.
Над черепичными крышами устало висела луна, отдыхая после прилива. Подобно серебряному зеркалу, она лила благословенный свет на улицы Санктуария и залитое слезами лицо человека.
Линн ЭББИВОЛШЕБНАЯ СТАЛЬ
Глава 1
Уэлгрин внимательно прислушивался к едва слышным шорохам, доносившимся из ночной тишины. Его судьба зависела от способности различать ночные звуки и.., обнаженного стального меча, крепко зажатого в руке. Разбойники крались в темноте к его крошечному лагерю.
Ослепительно яркий свет бушевавшего пламени картинно озарял две энлибарские повозки, которые никто не охранял.
Груз их валялся вокруг в поразительном беспорядке. В лунном свете мерцали слитки аквамариновой руды. Мантия Уэлгрина лежала рядом с огнем, скрывая охапку колючек, — хитрость, призванная убедить разбойников, что у него и его людей усталость взяла верх над осторожностью и сон для них дороже жизни.
После того как солдаты оставили разрушенную шахту с драгоценной рудой, они нормально почти не отдыхали, а из двадцати пяти человек, отправившихся из Санктуария, в живых осталось только семь. Но Уэлгрин не поменял бы своих шестерых молодцов и на две дюжины новичков.
Размышления прервал настороженный крик горного ястреба; Мальм, имевший наметанный глаз на опасность, обнаружил противника. Уэлгрин не двинулся с места, пока лагерь не наполнился темными суетящимися тенями и кто-то не пронзил кинжалом мантию, услышав треск дерева, а не костей. Подняв меч, он повел своих людей на врага.
Эти разбойники были лучше вооружены и проявляли большую смелость, чем любые из тех, с кем солдатам приходилось иметь дело раньше, но у Уэлгрина не было времени задуматься над сделанным открытием. Его людям приходилось туго — у них не было привычного превосходства перед выросшими в горах разбойниками. Своим мечом он смертельно ранил двоих, но потом ранили его самого, и ему пришлось вести оборонительный бой в неведении относительно хода сражения и судьбы своих людей. Он вынужден был отступить, и открытая задняя часть повозки уперлась ему в поясницу. Набросившийся на него разбойник был полон сил и невредим. Пришло время последней солдатской молитвы.
Взревев, нападавший обхватил обеими руками рукоять меча, чтобы обезглавить своего противника. Уэлгрин изогнулся, приняв силу удара на свой меч, который он держал в согнутой раненой руке. Удар был столь силен, что меч выпал из внезапно онемевшей руки, но шея на этот раз осталась цела. Разбойник улыбался, глядя на обезоруженного противника.
Пытаясь подняться, чтобы мужественно принять смерть, онемевшими пальцами Уэлгрин нащупал забытый в повозке предмет — старый энлибарский меч, найденный ими в пыли шахты.
На серебристо-зеленой стали не было ржавчины, но никто до сих пор не решился поменять свое надежное рэнканское оружие на оружие, изготовленное за пятьсот лет до собственного рождения. С истошным криком Уэлгрин взмахнул старинным мечом.