Он закрыл глаза, чтобы не отвлекаться, и вызвал в памяти изображение поверхности планеты, виденное на экране секунду назад. Мысленно он как бы продолжил ее движение, сам себе пытаясь заменить локатор. Разворачиваться для посадки кормой вперед уже не было времени. Двигатели взревели, и почти в то же мгновение корабль содрогнулся от удара, пробившего поле противометеорной защиты...
Выбросив носовые опоры, Ротанов рванул красную рукоятку аварийной посадки. Почти сразу по бокам хлопнули четыре пиропатрона, открывая дюзы резервных двигателей разового действия.
Они выровняли раскачивающийся корабль, повели его вниз. Но их действия хватит на сто метров, и если до поверхности окажется больше, корабль всей массой навалится на опоры, сомнет их и рухнет набок. Даже десяти метров будет достаточно, чтобы превратить машину в груду металлолома... Однако почти сразу он почувствовал мягкий толчок, двигатели отключились автоматически, как только опоры коснулись поверхности, и все стихло. Еще секунду-другую скрипели амортизаторы, легкая дрожь пробежала по переборкам, потом смолкла и она. Корабль прочно стоял на опорах, и, значит, Ротанову удалась эта немыслимая слепая посадка на искалеченном корабле.
Когда Ротанов распахнул дверь входного шлюза, лес вокруг корабля горел. Он горел как-то нехотя, чадящим красноватым пламенем. Деревья прикрывали только опоры, вся остальная громада корабля вздымалась высоко над ними и была отличной мишенью.
От дыма пожара солнце казалось фиолетовым, почти красным... Оно уже касалось горизонта, когда Ротанов заметил движение на дальних подступах к кораблю. По тому, как свободно, не прячась, шли люди, он понял, что это не синглиты.
Они радовались кораблю, как дети новой большой игрушке. Разошлись по всем отсекам, разглядывали каждый механизм. Пришлось временно перекрыть помещения, где незнакомые с устройством корабля люди могли попасть в опасную ситуацию... Когда немного утихла радость от благополучного исхода сложной операции, стали думать, что делать дальше.
Охотники захватили на окраине города три ракетные установки, обстрелявшие его корабль, и вывели их из строя. Но могли быть другие, еще не известные разведчикам. Поэтому решили подниматься с наступлением полной темноты. До базы оставалось всего десять километров. Ротанов надеялся выполнить этот последний подскок с включенными локаторами.
По сведениям охотников, с наступлением темноты всякая деятельность синглитов прекращалась. Это было как-то связано с их биологией, и в этом еще предстояло разобраться, сейчас же важно было другое: управляющие передатчики синглитов не смогут помешать. Ночью страшны только люссы. Но никакой люсс не сможет пробиться сквозь поле корабельной защиты.
Через час после наступления темноты корабль плавно опустился на площадку совета около основной базы колонии.
...Это было немыслимо! Ротанов отбросил очередной блок... Десятый день он сидит на площадке перед кораблем, стараясь разобраться хотя бы в основном принципе, на котором работала чужая аппаратура, набитая в четыре пластмассовых куба. Примерно девятьсот контактных точек обнаружил он на поверхности. От них вглубь уходили тонкие, как волос, проводники. На экране электронного искателя он мог просматривать все содержимое блока, слой за слоем, и все равно ничего не понимал. Там не было ни одного активного элемента. Ничто не усиливало электрический ток, никуда не подходило питание, и все-таки ток был внутри этой сумасшедшей схемы, Целые потоки электронов шли в различных направлениях, усиливались, ослаблялись, словно бы сами собой, по щучьему велению, меняли направление движения... Мало того, вся схема этого куба не была постоянной. Она менялась, и там, где недавно были накопленные на невидимых емкостях электрические потенциалы, при следующем просмотре он мог обнаружить все, что угодно, начиная от индуктивности и кончая односторонней проводимостью кристалла. Куб и сейчас что-то выдавал из своего непостижимого нутра на все свои выходные точки, дикую смесь непонятных электрических сигналов...
В этом куске кристаллической массы был ключ к основной проблеме. К возвращению домой земных кораблей... Между прочим, и его корабля тоже... Прежде чем разработать план дальнейших действий, он должен был знать, способна ли их электроника заменить земной компьютер... В том, что она способна на многое, он уже не сомневался, но ему нужно было установить порядок сложности задач, которые может разрешить один такой блок, и узнать хоть приблизительно, сколько блоков понадобится для расчета пространственного перехода, возможно ли принципиально решение подобных задач с помощью этой электрической абракадабры...
Два человека спускались к нему по тропинке. Он просил не беспокоить его без крайней необходимости и сейчас с раздражением смотрел на приближавшихся людей. Прежде чем они подошли, он уже взял себя в руки. Само раздражение говорило о том, что пора сделать в работе основательный перерыв.
К нему подошли доктор и председатель совета. После посадки корабля без участия Ротанова не решалось ни одно важное дело. Корабль стал как бы центром, вокруг которого сосредоточились все надежды колонии на ближайшее время...
Обсуждались текущие дела. Заканчивалась прокладка бронированных кабелей из пещер к энергосистемам корабля, велись работы по освоению техники, привезенной Ротановым для колонии. И хоть большинство аппаратуры вышло из строя во время перехода, все же многое сохранилось, и теперь колония располагала хорошим парком станков для литья любых деталей из сверхпрочного пластика. Можно было не беспокоиться о запасных частях для механизмов и оружия. Трудный ночной сезон впервые пройдет без особых проблем... По настоянию Ротанова заканчивалось проведение подземного хода из пещер к корабельному шлюзу. Как только ход будет готов, корабль превратится на всю долгую зиму в главный форпост колонии. Его энергетическими установками и силовыми полями можно будет прикрывать любые опасные участки, если только удастся восстановить хотя бы простейшие функции корабельной электроники. Все упиралось в электронику. Без нее сложнейший организм звездолета превратится словно в старинный паровоз, могучий, но тупой и неуклюжий. Хорошо, что предусмотрели ручное управление главного реактора, сколько ему пришлось за это биться! И вот теперь они располагают энергией...
Когда с делами было покончено, доктор отвел Ротанова в сторону.
— Одна моя пациентка хотела бы поговорить с вами...
— Какая пациентка? — не сразу понял Ротанов,— Неужели Анна пришла в сознание?!
— Вот уже третий день... Просила не говорить вам, ждет, что вы сами догадаетесь о ней спросить...
Дорога вниз, к жилым пещерам, была довольно долгой. Ротанов шел рядом с доктором и думал о том, что повезло только ему да вот еще Анне. Главной проблемой, даже подходов к которой пока не видно, оставалась действенная защита от люссов.
— Как вы считаете, у нас с Анной природный иммунитет?
— Трудно что-нибудь сказать определенно, мы мало знаем о механизме воздействия люсса. То, что я вам рассказал, это только догадки. А что касается иммунитета... Гибернезация ослабляет наследственность, а мы все — потомки тех, кто много лет провел в корабле в замороженном состоянии. Первое время люди сильно болели. Часто рождались калеки. Так что не знаю, с Анной все очень сложно. Может быть, постепенно наследственность стабилизировалась, может быть, она одна из тех, кто пришел в норму.
— Вы хотите сказать, что воздействие люсса на здорового человека с неповрежденной наследственностью безвредно?
— Это только предположение. Пока мы имеем всего два случая. Ваш и Анны. Проще всего их объяснить природным иммунитетом... Как дела с электроникой, удалось в чем-нибудь разобраться?
— Нет.
— Я так и думал. Чужой разум, чужая логика. Чем дальше они развиваются, тем меньше в них человеческого.
— Меня поражает не это... Вот вы говорите, чем дальше, тем меньше в них человеческого. Но возьмите ту же электронику. Ведь это творчество, доктор, и какое! То, что они создавали до сих пор, все эти роллеры, кары, механизмы... Это все они взяли готовым из наших заводов, книг. Но повторять могут и роботы. А вот творчество — это свойство разума!
— Вы меня не поняли. Нельзя же утверждать, что возможен лишь человеческий разум?
— Конечно, с этим невозможно спорить. Они другие.
— А знаете, почему? Надкорка, кора — это они копируют с человека. Все, что есть в самой коре в момент снятия копии, принадлежит конкретной Личности. Но только в момент снятия копии. Дальше все меняется, вновь созданная система динамична.
— То есть появляется свой опыт, свои воспоминания?
— Не только это. Дело в том, что подсознание у них вообще не копируется. Я подозреваю, что эту область они целиком наследуют от люссов. И все инстинкты, их способность телепатического общения, конфликт человеческой психики и подсознания — это все оттуда... В общем, возникает новая личность, и чем дальше она развивается, тем меньше похожа на первоначальную...
— Я все время думаю, что война с ними — результат трагической ошибки.
Доктор с интересом посмотрел на него.
— Вы первый, от кого я это слышу. Но вам легче судить. Над вами не довлеют наши обстоятельства, наши беды.
— Возможно. Не знаю. Знаю, что всякая война преступна. Мы оставляем планету даже в том случае, если не можем ужиться с местной фауной. А здесь — разум! Впервые за всю историю человечества! Пусть даже он возник в такой неожиданной форме, пусть сами люди явились причиной его возникновения.
— Гибель людей.
— Да. Простите. Но это все равно не меняет сути дела. Войну пора прекращать.
— У вас есть какой-то конкретный план?
— А как вы думаете, они способны соблюдать взятые на себя условия?
— То есть можно ли с ними вести дипломатические переговоры? Ну, знаете, у нас это никому не приходило в голову!
— А жаль... Надо бы попробовать.
— Вряд ли они вообще поймут вас. В их представлении люди — только материал для создания новых синглитов. Может, вы и с люссами собираетесь договориться?