– Да нет. Только ты эта… битую не покупай. Подсунут каку-нибудь дохлятину. Живу возьми.
Вечером, прежде чем слезть в погреб, Степан столкнул туда пеструю, испуганно закудахтавшую хохлатку.
Утром болезнь как рукой сняло.
К середине зимы о шатуне все забыли. Помнил лишь один человек. Долгими темными вечерами он сидел, положив руки на стол и уронив на них голову, и бесцельно глядел то на неяркое пламя керосиновой лампы, то на быстро густеющую прорубь окошка. Несколько раз губы его начинали дрожать, в уголках глаз вспыхивали слезинки, он быстро поднимался и шел к двери, над которой висела берданка. Снимал ее с гвоздя и даже вставлял в ствол патрон, но потом медленно разряжал, резко отбрасывал в угол, а сам падал на лежанку. Только что мирно клохтавшие за прутьями курятника петух и несколько наседок мгновенно затихали и тревожно вытягивали шеи.
Весна и солнце пробудили тягу к жизни. А уж первое полнолуние без снега стало для него настоящим праздником. Молодой сивый зверь, казавшийся в лунном свете синим, катался по поляне, переворачиваясь с боку на бок. Словно щенок, подбрасывал вверх зубами и снова ловил подвернувшуюся палку, раскачивался на толстой нижней ветке сосны и кубарем летел в кусты. А потом вскидывался, бежал и снова падал. Казалось, он был настолько поглощен этой игрой и полной свободой, что даже забыл, чем обязательно должна закончиться ночь.
Но вот чуткие ноздри поймали чей-то запах и вожделенно затрепетали, глаза вспыхнули красноватыми огоньками. Ветерок донес до напряженного слуха какой-то звук, совершенно чуждый для леса. Звук этот медленно приближался. Оборотень затаился за кустом у края тропы. Он долго всматривался в полумрак и наконец заметил неуверенно бредущее маленькое существо. Оно временами останавливалось, подергивая головой, издавало свои странные, похожие на резкие вдохи звуки и терло глаза. Каким-то внутренним чутьем Оборотень осознал, что это та самая добыча, которую он подсознательно стремился отыскать все время и за неимением которой довольствовался другим. Нервы его затрепетали, охотничий азарт слился с предвкушением какого-то негаданного счастья, он подобрал лапы и изготовился к прыжку.
Войдя наутро в сторожку, кладовщик с самого порога спросил Степана, еще сидящего за едой:
– Ты новость-то не слыхал?
– Какую? – Степан задержал в воздухе голую баранью кость, на которой тщетно пытался найти остатки мяса, срезанного еще до продажи.
– Шатун-то опять объявился. И што натворил-то, злодей!..
– Што? – переспросил Степан, невольно дрогнув, но стараясь выглядеть как можно равнодушней. – Опять собаку поймал?
– Каку хрен собаку! Мальчонку! Тот три дня назад пропал, думали, што заблудился, а вчерась вечером нашли. Видно, медведь иво и уволок с-под самого дому. Горло перекусил, разодрал всего, а одну ногу полностью…
Он не успел договорить фразу, как Степан уронил из рук кость, метнулся к двери и, едва не сбив кладовщика, бросился к уборной. Было хорошо слышно, как его начало полоскать.
Когда он вернулся с посеревшим лицом, кладовщик начал искренне извиняться:
– Ты уж прости, Стенька! Не думал я, што ты такой брезгливый. Не сообразил, што за столом.
– Да ладно, чего уж там, – неожиданно для себя вдруг нашелся и соврал Степан, – я эта… пацаном, в тридцать третьем на Украину попал, в самый голод. Че там только не видал. И этих, которые людей ели… Вот и не могу с тех пор слышать.
– Ну, еще раз звиняй, знал бы – не ляпнул. – Кладовщик развел руками и, уже выходя, заметил: – Я ить эта к тому, штоб берегся. Раз он одного порешил, то теперя уж не остановится.
– У меня бердана, – ответил свое привычное Степан и принялся отмывать подбородок и полоскать рот.
– Охотников, говорят, настоящих вызовут на днях, медвежатников откуда-то из глухомани, да солдат им в помощь дадут – будут облаву делать, – все никак не уходил и не умолкал кладовщик. – Я ить эта к тому, что подымут его, разозлят, да вдруг он сюды к нам и вывалит! Ты берегися!
И он поберегся. Когда через месяц, после нескольких облав, жертвами которых стали полтора десятка непричастных к трагедии волков и секачей, медвежатники отбыли в свои края, синий зверь снова появился ночью в пригородном лесу. Конечно, в этом состоянии он не мог воспользоваться и малой частью человеческого сознания, но и заложенного в генах звериного чутья хватало, чтобы понять: дважды устраивать кровавый пир в одном месте – опасно. И он повернул в другую сторону.
В дальнем конце старой лесной дороги, по которой он бежал, появилась пара желтоватых огней. Вместе с урчащим звуком они плыли над землей и быстро приближались. Раньше он несколько раз уже видел подобные огни издалека, они мелькали за деревьями и исчезали, но на этот раз впервые оказались так близко. В том месте, где дорога выныривала на поляну, он свернул с нее, лег за упавшее дерево и стал ждать. Огни выплыли на чистое место и тоже остановились. Он уже видел, что принадлежат они огромному черному существу с резким запахом, которое сейчас прекратило урчать. А затем из него вдруг стали появляться другие существа – двуногие, точно такие, какой была его последняя добыча, только заметно крупнее. Они разделились на две половины, одна подошла к чернеющей посредине поляны яме, другая стала напротив, что-то вскинула. И тут внезапно раздался такой оглушительный и частый гром, что Оборотень испуганно вжал в мох морду и застыл, словно парализованный. Затем огромное существо снова заурчало и звук этот стал удаляться. Когда он исчез совсем, Оборотень сначала боязливо поднял морду, но, видя, что никакой опасности ему не угрожает, приподнялся на лапах, а потом и вовсе осторожно вышел на поляну, всю пропитанную запахом гари. Никого из двуногих существ здесь уже не оказалось, а яма была забросана землей. Подойдя поближе, он уловил идущий из нее запах той самой желанной добычи и как будто даже услышал где-то внизу шевеление. Довольно засопев, Оборотень начал быстро разрывать податливый песок и почти сразу натолкнулся на двуногое существо, которое еще слабо подрагивало. Когти вошли в него легко и радостно.
В небе торжествующе и ярко горела луна, последняя мирная луна 1941 года.
Главный координатор Центра соответствия Кодексу и его помощник снова появились в зале, но на этот раз не опустились на свои кресла, а остались стоять. Он понял, что наступил главный момент, и тоже поднялся.
– В соответствии с установленными инструкциями, – начал официальным голосом Координатор, – мы провели полный сбор информации по ситуации с целью изучения нарушения пунктов три и пять Раздела моральных норм Кодекса планеты Лемар. Все изложенные факты, доводы и наблюдения представителя Службы контроля Кодекса, очевидцев и непосредственных участников ситуации, а также объяснения самого сформировавшего криминальную ситуацию введены в Аналитическую систему Высшей Справедливости. Вы можете что-то добавить? – Координатор посмотрел сначала на строгую особу средних лет из СК, а потом на него.
– Нет. – Голос представительницы Службы контроля прозвучал четко и отчетливо. Видимо, она была удовлетворена ходом слушаний.
– Нет, – гораздо глуше и тише произнес он.
– В таком случае я прошу включить подсистемы независимого анализа.
Помощник Координатора сел за пульт и нажал одну из клавиш. По экранам многочисленных мониторов, в том числе и установленному перед самым его лицом, поползли одинаковые сочетания: «1 – виновен… 2 – виновен… 3 – виновен… 4 – виновен…»
Он знал, что сейчас, наверное, многие миллионы жителей планеты и ее колоний, в основном, конечно, престарелых, кто уже отработал свои положенные десять лемарских лет, живет на отдыхе и имеет достаточно свободного времени, следят на своих экранах за этими бегущими строками на фоне осунувшегося лица: такой прием телероботы применяют всякий раз, когда ведут трансляцию с заключительной фазы слушаний.
Он тоже смотрел на экран, но, в отличие от других нарушителей Кодекса, с надеждой или отчаянием ловивших в подобной ситуации каждую новую строчку, даже не пытался уследить, который уже номер обозначил свой вердикт на мониторе. Потому что знал: все подтвердят его вину. Так оно и случилось.
«Виновен», – заключила последняя, тридцать шестая подсистема.
– Прошу включить систему адекватности наказания, – тем же официально-повышенным тоном произнес Координатор, хотя говорить так громко в небольшом зале, где их находилось только четверо, не было необходимости. Но – протокол есть протокол.
На этот раз, едва помощник Координатора успел выполнить команду, он впился глазами в экран.
«Сколько? Кем?!» – застучало в мозгу.
На мониторе появились первые слова, которые тут же начал дублировать бесстрастный механический голос аудиоробота:
– В соответствии с Кодексом планеты Лемар за нарушение пунктов… гражданину, в дальнейшем именуемому Транскрилом-278 и получающему компьютерный код Т-278, М-19, F-42, В-З, МХ-21, определяется в виде наказания пребывание в течение одного лемарского года на планете В-З пятой стадии развития, звездной системы F-42, галактики М-19 в виде хищного живого существа негуманоидного типа МХ-21 с коэффициентом интеллекта 0,05. Учитывая сотрудничество со следствием и полную достоверность сообщаемой информации во время расследования и слушаний, Система Высшей Справедливости считает возможным один раз во временной природный цикл, определяемый полной фазой спутника В-З, разрешить Т-278 принимать его естественную форму на одну световую и ночную фазу, для чего в программу слежения и трансформирования ввести соответствующую операцию. Система Высшей Справедливости также считает возможным применение при соответствующих обстоятельствах к Т-278 закона о досрочной моральной и физической компенсации наказания.
«F-42, В-З… – повторил он про себя с ужасом, – это же почти дикари, пятая стадия… за пределы своей планеты до сих пор не вышли… Да о чем я! Мне-то придется быть еще более диким, чем они. На целый год… МХ-21 – как оно выглядит?.. Только бы не какая-нибудь окончательная мерзость».