Разобраться с ситуацией для него не составляло большого труда. Судя по тому, где и как были заложены горные выработки, люди пока обнаружили лишь только пять выходов маломощных кварцевых жил с драгоценным для них золотом. С тем самым тяжелым, непрочным, но, правда, очень стойким к агрессивным веществам золотом – он не смог сдержать усмешки, – которое даже в цивилизациях седьмой или шестой ступени используют для изготовления канализационных труб, да на планетах с активной атмосферой – для антикоррозийного покрытия крыш и фюзеляжей летательных аппаратов. Но для них оно пока драгоценность, всемирный эквивалент, фетиш… «Что ж, не будем высокомерны, – остановил он себя, – и лемарцы в свое время прошли через это. Лучше сделаем-ка приятное настоящей драгоценности, открытой в этих диких местах…»
Настроившись на биолокационный режим, он поднялся на водораздел и медленно пошел по нему вверх, к самой высокой точке. Убегающие вниз от его ног направо и налево склоны, покрытые толстым слоем каменных обломков, которые на Лемаре было принято называть эллювием, мгновенно не только как бы сбросили последний, но и под его сканирующим взором оказались прозрачными на глубину почти двухсот метров – в пределах личных возможностей Транскрила. Это, конечно, было немного, у настоящих асов геологической биолокации взгляд проникал до километровых глубин. Но тут оказалось достаточно и его дилетантских способностей. Он почти сразу увидел, что обнаруженные людьми жилы – совсем не главные. Просто они дотянулись до обнажений и потому оказались видимыми, но подобных же заполненных кварцем трещин, только чуть меньшей длины, змеилось в бортах двух соседних долин несколько десятков. И все они были лишь оперяющими, поперечными жилками, тонкими волосками, убегающими в стороны от очень мощного главного рудного тела, которое тянулось под водоразделом вдоль хребта и нигде не выходило на дневную поверхность. Людям можно было хоть сто раз пройти прямо над ним, но так никогда и не догадаться.
Отыскав несколько мест, где густая сеть секущих друг друга золото-кварцевых жил, называемая штокверком, поднималась поближе к эллювию, Транскрил соорудил на них маленькие туры-пирамидки из черных плитчатых обломков сланца.
Он уже закончил свою несложную работу, а геологи только-только показались на участке. Транскрил тут же выделил среди прочих девичью фигурку, и глаза его невольно засветились радостью. Это ничего, что они условились встретиться через месяц, нынешний день только начинался, и он имел возможность до самой полуночи сколько угодно наблюдать за ней. А если улыбнется удача и она окажется одна, то можно даже попытаться еще раз поговорить. Даже не можно, а нужно, чтобы объяснить, почему условные туры оказались наверху. Ведь она наверняка будет искать их где-то у обнажений… И еще он вдруг ощутил нелепо выглядевшее со стороны, но почему-то остро завладевшее им желание, даже потребность… узнать ее имя. Да, то самое сочетание звуков, которым на Земле идентифицируют каждую личность и о котором он почему-то не спросил ее ночью. Да и она не спросила, как его зовут, хотя для землян (он прочел это еще на Лемаре) подобная информация о более-менее близкой личности очень актуальна. Видимо, этот процесс в здешней среде заразителен, поскольку Транскрилу вдруг так захотелось произнести ее имя! Произвести громко, вслух до того горького мига, когда он потеряет дар гуманоидной речи на целых двадцать восемь суток.
Из своего укрытия он видел, как люди немного о чем-то поговорили и Афанасий, разгрузив лошадей, направился в обратный путь. Остальные разделились на пары: двое мужчин остались работать на канавах, двое быстрым шагом, не глядя по сторонам, стали подниматься вверх по ручью. А девушка с еще одним мужчиной пошли вдоль борта долины точно по горизонтали. Время от времени они останавливались, стучали молотками по выходам и обломкам пород, что-то записывали, отбирали образцы. Транскрил понял, что они выполняют то, что на языке землян называется «поисковым маршрутом». Что ж, на их вооружении мог быть лишь такой первобытный способ исследования недр, когда все выводы делаются только по тому, что удастся увидеть с поверхности. Увы, они обречены вот этими маршрутными линиями, вымеренными собственными ногами, расчертить в аккуратную полоску всю территорию, чтобы, может быть, в конце концов так и не узнать о самых главных ее подземных тайнах.
Он проходил за ними следом весь день, прячась за глыбы и выступы скал. Девушка почти все это время молчала, зато мужчина, который, видимо, был в их паре старшим, то и дело пускался в объяснение банальнейших истин о природе, известных на Лемаре каждому ребенку в начальной школе. Невыразительное лицо его при этом становилось увлеченным и даже объективно интересным, но субъективно нравилось Транскрилу все меньше и меньше. «Это, интересно, почему же?» – задал он сам себе вопрос. И ответ оказался настолько нелеп и алогичен, что в другое время он бы над ним только посмеялся. В другое время – да, а сейчас пришлось признаться: мужчина вызывал у него такую неприязнь потому, что… она слишком заинтересованно, а порой чуть ли не восторженно слушала его лепет, явно поддаваясь гипнотизму великовозрастного недоучки. Пользуясь этим, он в ситуациях, где она прекрасно бы обошлась сама, вдруг протягивал руку, как бы помогая ей подняться на уступ или спуститься по осыпи. Время от времени она садилась на камень у края обрыва или вставала в эффектную позу на очередной вершинке, а он начинал суетливо наводить на нее какой-то прибор, видимо, записывая примитивное подобие голограммы. А уж какие он бросал на нее взгляды, когда она за чем-нибудь отворачивалась или чуть отставала!..
К концу дня этот невыносимый тип окончательно испортил ему настроение, и Транскрил с облегчением вздохнул, когда они подошли к лагерю: наконец-то прилипчивый умник удалится в свою палатку, а она, может быть, пожелает освежиться у водопада. Спрятавшись за деревьями, Транскрил начал ждать.
Времени оставалось все меньше и меньше, а она не появлялась. Наконец внутренний хронометр подсказал, что пора уходить, иначе можно превратиться в медведя прямо возле лагеря и получить пулю в бок. Медленно, то и дело с надеждой оглядываясь, он стал удаляться в лес. Вдруг позади грубо затрещали сучья. Транскрил отпрянул в сторону и увидел фигуру бегущего мужчины. Похоже, это был один из двух работавших на канавах – высокий и бородатый. Через миг Транскрил убедился в этом точно, поскольку мужчина, чуть прихрамывая, пробежал совсем близко от него. Похоже, он был немного не в себе и ничего вокруг не замечал, только сверкал глазами и пристанывал, словно от боли. Транскрил не успел сообразить, как мужчина, видимо, запнувшись, упал на четвереньки. Но, к удивлению, он не попытался тут же вскочить, как это должно было быть, а стал двигаться в таком неестественном положении, быстро перебирая руками и ногами. «Точно, сошел с ума! – мелькнуло в голове Транскрила. – Звериное сумасшествие…» Но тут он заметил, что корпус человека стал увеличиваться в объеме и вытягиваться в длину. А еще через несколько секунд вместо гуманоида по прогалине мчался огромный медведь светлой масти. Громко рыкнув, он нырнул в чащу.
«Та-ак. – Транскрил потер лоб, соображая. – Это что же, встреча с коллегой?.. Интересно, очень интересно… никогда не слышал, чтобы существа пятой ступени развития обладали способностью к трансформации…»
Он был настолько поражен и заинтригован, что тут же разрешил себе воспользоваться односторонним телепатическим каналом. Конечно, Кодекс планеты Лемар считал нарушением свободы личности любой не согласованный с абонентом контакт подобного рода, по сути являвшийся бесцеремонным и недозволенным считыванием чужих мыслей, но в данной уникальной ситуации, решил Транскрил, он может быть оправдан. К тому же это существо вряд ли что-нибудь сейчас почувствует и тем более сможет апеллировать к Службе контроля Кодекса, находящейся за сотню световых лет.
Включившись, Транскрил весь покорежился. «Крови! Крови! Пить! Пить! – зазвенело в его голове. – Крови! Скорей! Теплой!..»
Он с омерзением прервал связь. «Вот это образчик!..»
Встречаться с таким коллегой, даже в похожей шкуре, не хотелось, и Транскрил, обогнув лагерь, быстро пошел в другую сторону. Сумерки стремительно заливали лес темно-серой пеленой, и он чувствовал, что до трансформации осталось буквально две-три минуты. Вот-вот должен был зазвучать предупредительный зуммер.
Удачно подкормившись несколько раз бараниной, Зверь заметно потяжелел, округлился, почувствовал, как налились силой его мышцы. Лето тоже входило в полную силу, делая жизнь в горах сытнее и приятней. Поднялись и исходили медовым соком травы и цветы, закачались на веточках белобокие, но уже вполне съедобные голубика и смородина, заплескалась на отмелях идущая на нерест и потерявшая всякий страх рыба. Теперь можно было не бедовать до самого снега.
Раны на животе зарубцевались, засохла и царапина на загривке, оставленная пулей. Зверь уже и не вспоминал о них, но из всех событий тех дней никак не забывался вкус белых камушков и запах подарившей их маленькой человеческой лапы. Наверное, это произошло потому, что на фоне тогдашней боли, зла и голода такое проявление добра ощутилось особенно ярко. Часто теперь, забравшись под утро куда-нибудь в чащу для дневного сна, он долго и медленно облизывал пасть, пытаясь обнаружить на ней хоть какие-то следы этого счастливого события.
И однажды Зверь вдруг подумал, что, может быть, стоит еще раз, уже не поднимая лишнего шума, так, чтобы не услышал злой человек с громыхающей палкой, незаметно подобраться к матерчатому домику и тихонько поцарапать его стенку. И тогда наверняка маленькая лапа вспомнит о нем и будет снова и снова кормить невиданным лакомством.
Дождавшись сумерек, Зверь поднялся с лежки и направился к дальнему ручью, у которого жили люди.
Оставалось совсем немного, он уже почувствовал человеческий дух, смешанный с горьким дымом прогоревшего костра, и приготовился выйти к краю террасы, чтобы оттуда все высмотреть, как вдруг раздался какой-то шум. Зверь прислушался: кто-то двигался к нему прямо со стороны жилья. По звуку шагов он почти сразу понял, что это человек, а ноздри скоро подсказали: нет, не тот, что кормил сладкими камушками… А может, тот, что изрыгал огонь и гром?..