– Точно. Такими…
– И во Вселенной, действительно, подобных уродцев хватает, а также говорящих пауков, мыслящих рептилий и разумных рыб, не говоря уже о светящихся сущностях. И мои далекие предки не раз влезали в подобные шкуры, чтобы лучше адаптироваться к той или иной среде, но однажды, дойдя до крайности, они просто посмотрели на себя со стороны и поняли, что не в одном их содержании суть и великий смысл жизни, что в мире нет ничего прекраснее и идеальнее… – Он восхищенно глянул нее и повторился: – Нет ничего прекраснее вот такого, давным-давно изобретенного эволюцией совершенного человеческого тела. И мы вернулись в него. Мы снова стали мужчинами и женщинами.
– И правильно сделали, – согласилась Верка и призналась: – Иначе я вряд ли бы влюбилась в тебя с первого взгляда. Ты мне сразу очень понравился…
– И ты мне тоже. Очень понравилась! – ответил он и, привлекая ее к себе, чуть заметно внутренне усмехнулся: – Хотя ты вряд ли захотела бы вот так быть со мной, если бы узнала, с кем полтора месяца назад… – Он глянул на нее вопросительно и чуть-чуть насмешливо: – Я… провел ночь.
– Ну, во-первых, это было до меня, до нашей с тобой встречи, а потому, с точки зрения земных женщин, которых я в данный момент представляю, не имеет особого значения. Что было, то прошло. А во-вторых… Во-вторых! – Она неожиданно бросилась к Гиру на грудь и полушутливо сжала его горло: – Отвечай, несчастный изменщик, кто она?!
Не ожидавший такой реакции, он рассмеялся, привлек Верку к себе, поцеловал и произнес почти в ее ухо:
– Мед-ве-ди-ца.
– Как? – удивилась Верка, вскинув голову.
– Да вот так, – произнес он, изобразив растерянность. – Очнулся утром в объятиях незнакомой лохматой красавицы, ничего не понимая и не соображая, как иногда случается с вашими мужчинами, хорошо подгулявшими с вечера. Но! Но… это не моя вина, – начал он оправдываться всерьез, – это все трансформация. Я почти ничего не помню… Только отдельные детали…
– Вот и наши мужики так говорят, – иронично улыбнулась Верка и, хмыкнув, процитировала Высоцкого: – «…Только помню, что стены с обоями…» И у тебя с ней действительно было?
– Видимо, да. Судя по ее довольному утреннему сопению и мохнатой лапе, которая нежно меня обнимала…
– А о чем говорят «отдельные детали» столь романтической ночи? – продолжала она полушутливо его пытать. – Кто же из нас лучше, земная девушка или медведица?
– Не надо о ней напоминать! – Он весь передернулся, и Верка почувствовала, как гладкая загорелая кожа Гира покрылась мурашками. – До сих пор неприятно! Да я бы ни в жизнь к ней не прикоснулся! Как будто вымазался в чем-то… Б-р-р!..
– А вот это хорошо, – улыбнулась Верка. – Будешь знать, как изменять порядочным девушкам!
– Но если бы не она, я бы не побежал отмываться к ручью и, может быть, никогда не встретил бы тебя. Так что мы должны быть благодарны ей.
– А она тебе, – продолжала гнуть свою линию Верка, хоть и понимала, как смешно, даже в шутку, ревновать его к мохнатой сопернице. – Ведь она была у тебя на Земле самой первой, а я только второй… И вообще, скоро в окрестных лесах будут бегать несколько очень умненьких медвежаток, которые в полнолуние станут превращаться в мальчиков и девочек и искать своего космического папашку-беглеца.
– Да-а, – протянул он с удивлением, – такой ход мысли не пришел бы в голову и нашим дамам восьмой ступени развития. Видимо, ревность – кажется, у вас так называется это чувство? – автоматически увеличивает возможности мысленного моделирования земных женщин… Но, к счастью, согласно Закону принудительной трансформации, в форме существа МХ-21 я могу обладать только его свойствами и их же передавать по наследству. И максимум, что может достаться гипотетическим медвежаткам, – это повышенный вдвое коэффициент интеллекта.
– Тоже неплохо, – откликнулась Верка.
– Да хватит уже об этом, – попросил он вполне серьезно. – Расскажи лучше мне, что такое земная любовь. Я… кажется… попал в ее поле. И похоже, что это необратимо. У меня с тобой все совсем не так, как было на Лемаре. Но в чем природа, в чем сущность, в чем неведомая сила и тревога этого «не так»? Что это за субстанция такая таинственная?
– Что такое любовь? – повторила Верка и задумалась, подыскивая слова: с одной стороны, каждый, в том числе и она, знает, что это такое, а с другой – никто толком не может сказать.
Поняв, что ей для ответа, видимо, нужно время, Гир продолжил свои рассуждения вслух:
– Как я выяснил, любовь у вас тоже была не всегда. Она появилась относительно недавно…
– Как недавно?! А что же до этого было? – прервала свои размышления Верка, удивленная таким фактом.
– А до этого ваши питекантропы, неандертальцы и им подобные без всяких возвышенных порывов и метаний просто продолжали свой род, рационально отдавая предпочтение самым сильным самцам и самым здоровым самкам. Примерно, как мы сейчас на Лемаре.
– Да уж точно, – согласилась Верка.
– И жить бы вам так всегда, если бы пять тысяч лет назад египетская богиня Изида не воскресила своими слезами умершего мужа Осириса. От них и пошла эта самая любовь на Земле. Я, конечно, уже не вытерпел, залез утром в информационную систему и кое-что выудил из ваших научных источников. – И он начал цитировать вслух: – «Любовь – это форма духовной культуры, представленная в тезаурусе личности как индивидуальное переживание чувства преданности, когда объект этого чувства становится выше и ценнее личного “Я” и без слияния, единения с избранным объектом личность не мыслит своего существования или ощущает глубокую неполноценность, неполноту индивидуального бытия. Исследования онтогенеза и функций любви показывают, что она играет большую роль в формировании личности и в становлении Я-концепции. Установлено, что фрустрация потребности в любви приводит к ухудшению соматического и психического состояния…» Все предельно просто и понятно, но в то же время звучит так, словно к этой самой любви не имеет никакого…
– Ничего себе понятно! – возмущенно прервала его Верка. – Да я половины этих слов не знаю. И кто-то же накрутил такое!
– Один из твоих современников, имя я не запомнил, ты же знаешь, для меня имена не имеют значения. Кроме твоего. А вот определение из источника, который ты наверняка знаешь, из вашего Священного Писания: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, не превозносит себя, любовь не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…»
– «Любовь никогда не перестает…» – задумчиво повторила Верка. – Это хорошо сказано. А что касается Библии, то я ее совсем не знаю, я же комсомолка.
– То есть атеистка, – кивнул он головой, – мы тоже прошли через это заблуждение.
– А мы на нем надолго застряли, – усмехнулась она. Подумала и добавила: – Может, в этих определениях все и правильно, но им не хватает какого-то полета, ощущения счастья, романтики не хватает!
– Романтика? – Он тут же вспомнил и опять процитировал: – «В романтической любви соединяются мистическая онтология и этика. Любовь для романтика есть мистическое познание сущности жизни, она открывает любящему бесконечную душу любимого. В любви сливается земное и небесное, чувственное одухотворено, духовное находит воплощение; любовь есть молитва и небесное поклонение». Источник XIX века.
– Знаешь, – усмехнулась она, – ты этими своими цитатами напоминаешь мне инопланетного робота.
– Знаю, – ответил он. – Но объясни, пожалуйста, глупому роботу, как у вас говорят, человеческим языком, что же это все-таки такое – любовь?!
– Любовь, это… когда… ты каждую минуточку думаешь о нем или о ней, – начала она подбирать нужные слова, – когда вас тянет друг к другу, как каким-то большим-большим магнитом… – Она повернулась к нему и повела пальцами по его плечам. – Когда он и она готовы ради другого на все, когда они просто не могут прожить друг без друга даже одного денечка…
– Значит, мы с тобой умрем? – грустно спросил он.
– Нет, глупенький! – снисходительно улыбнулась она. – Мы будем жить! Мы будем жить долго-долго! И будем очень-очень любить друг друга! И вообще, – она горячо прильнула к его груди: – Пора переходить от теории к практике, а то у нас осталось слишком мало времени. Обними меня посильнее, дорогой. Еще сильнее!.. Так, так!..
Волны любви накатывали одна за другой на полянку у скалы, захлестывали их и веером разлетались в стороны, а одураченный компьютер слежения Службы контроля, делающий постоянную запись состояния всех поднадзорных во множествах планетных систем, дотошно фиксировал в досье Транскрила-278: «Полное отсутствие на приемном блоке датчика каких-либо интеллектуальных или эмоциональных импульсов. Вероятно нахождение объекта в состоянии глубокого сна…»
Поужинав подгорелой и недоваренной кашей, которую прибежавшая в лагерь Верка едва успела снять с костра к их приходу, Тамерлан повторил Белявскому свой обычный вариант:
– Тушенка надоела. Схожу на озеро, уток гляну. Если че – завтра выходной, отосплюсь.
– Сходи-сходи, – разрешил начальник. – Напарнику твоему сегодня, думаю, не до охоты. Сам знаешь, какой мы с ним маршрут отмотали.
– Да я его и не буду звать, – понимающе кивнул Тамерлан. Но перед выходом все же заглянул в палатку к Валерке.
– Вот что, Григорич, я тут на озеро сбегаю, разведаю – че и как. Ты нынче намотался – отдыхай. А если утка пошла, завтра вместе на перелете посидим.
– Заметано, Петрович! – Только что блаженно растянувшегося на нарах Валерку вполне устраивал такой вариант.
Пока все получалось, как Тамерлан и задумал. Добравшись до озера, он оставил в скрадке ружье, теплую одежду и налегке зашагал к зимовью Афанасия. Да, он хотел выбрать из всех зол, как ему казалось, меньшее. Он знал, что сегодня без человеческой крови не обойтись и, пытаясь спасти Верку, остановил свой выбор на каюре. Это было к тому же безопасней – Афанасий как-никак жил на отшибе. Спускаясь вниз по ручью и подходя все ближе к цели, Тамерлан проклинал себя последними словами: все-таки каюр был не какой-нибудь безвестный и никчемный бич, а неплохой человек, с которым проработали бок о бок уже почти сезон. Но ничего поделать с собой, вернее, с тем зверем, что жил внутри его, Тамерлан не мог. «В конце концов, Афанасий охотник, – пытался время от времени он как-то себя оправдать, – карабин у него есть. Так что все будет по-честному. Сумеет каюр выиграть – и себя спасет, и мою грешную душу освободит…»