В пассаже об Иисусе (Иудейские древности 18.63–64) Иосиф называет Иисуса учителем и «человеком, совершавшим удивительные дела». Далее он говорит, что «наши вожди» обвинили Иисуса, в результате чего Пилат приговорил его к смерти на кресте. В других местах той же книги мы видим, что под «вождями» Иосиф имеет в виду первосвященников (Иудейские древности 11.140–141; 18.121). Таким образом, Иосиф очень коротко, в одной фразе, описывает ту же последовательность событий, что и в евангелиях. Но это еще не все.
Иосиф рассказывает о пророке по имени Иешуа бен Анан, который в 62 г. н.э. начал предсказывать гибель Храма и Иерусалима. Приведем отрывки из рассказа Иосифа об этом иудейском мятежнике:
За четыре года до войны… к тому празднику, когда все иудеи по обычаю строят для чествования Бога кущи… некто Иешуа сын Анана, простой человек из деревни, близ храма вдруг начал провозглашать: «Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом!» [Иер 7:34]… Некоторые знатные граждане в досаде на этот зловещий клич схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но, не говоря ничего в свое оправдание, ни в особенности против своих истязателей, он все продолжал повторять свои прежние слова. Тогда представители народа… привели его к римскому прокуратору, но и там, будучи истерзан плетьми до костей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы… Когда Альбин — так назывался прокуратор — допрашивал его: «Кто он такой, откуда и почему он так вопиет», он и на это не давал никакого ответа… Альбин, полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его… Особенно раздавался его голос в праздники… обходя по обыкновению стену с пронзительным криком: «Горе городу, народу и храму!», он прибавил в конце: «Горе также и мне!» В эту минуту его ударил камень, брошенный метательной машиной, и замертво повалил его на землю
В этом эпизоде мы видим тот же юридический процесс, что состоялся за несколько лет до того над Иисусом из Назарета. Оба входят в Храм. Оба произносят в адрес Храма пророческие угрозы, цитируя строки седьмой главы книги пророка Иеремии, угрожающие Храму разрушением. (Иисус из Назарета цитирует Иер 7:11, Иешуа бен Анан — Иер 7:34). Обоих арестовывают иудейские власти (первосвященники). Обоих допрашивают. Обоих затем передают римскому прокуратору. Обоих допрашивает прокуратор. Обоих бичуют. Единственное различие в том, что Иисуса из Назарета Пилат приговорил к распятию, а Иешуа бен Анана Альбин счел безобидным сумасшедшим.
Итак, в двух эпизодах — один из которых касается самого Иисуса, а другой человека, жившего поколение спустя, — Иосиф воспроизводит ту же последовательность событий, что описана в евангелиях. Выходит, что, с какой стороны не рассматривай евангельский рассказ об аресте Иисуса, его допросах и приговоре, — этот рассказ вполне историчен и заслуживает доверия.
Кроме того, евангелия рассказывают, что римские солдаты насмехались над Иисусом:
А воины отвели его внутрь двора, то есть в преторию, и собрали весь полк, и одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; и начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по голове тростью, и плевали на Него, и, становясь на колени, кланялись Ему. Когда же насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, одели Его в собственные одежды Его и повели Его, чтобы распять Его
Насмешливое величание Иисуса царем иудейским находит себе близкую параллель в одном из сочинений Филона. Это произошло во время визита царя Агриппы в Александрию: местные жители взяли сумасшедшего по имени Карабас, уличного дурачка, над которым часто издевались, и разыграли целое представление с ним в главной роли. Вот как рассказывает об этом Филон:
…Пригнав несчастного к гимнасию, его поставили на возвышенье, чтобы всем было видно, соорудили из папируса нечто вроде диадемы, тело обернули подстилкой, как будто плащом, а вместо скипетра сунули в руку обрубок папирусного стебля, подобранного на дороге. И вот он, словно мимический актер, обряжен царем и снабжен всеми знаками царского достоинства, а молодежь с палками на плечах стоит по обе стороны, изображая телохранителей. Потом к нему подходят: одни — как бы с изъявлениями любви, другие — как будто с просьбой разобрать их дело, а третьи — словно прося совета в государственных делах. Потом в толпе, стоящей вокруг него кольцом, поднимаются крики; Карабаса величают Марином [«мари» — арам, «господин»] (так у сирийцев зовется господин)
В других источниках также можно найти инциденты, схожие с издевательствами над Иисусом. Таков рассказ о жестоком и унизительном обращении римских солдат с бывшим императором Вителлием (69 г. н.э.), которого смеха ради возили по тем местам, где ему прежде воздавались почести (см. Дион Кассий, Римская история 64.20–21). В папирусном фрагменте переговоров нового императора Адриана с иудейским посольством, в связи с восстанием иудеев в конце царствования Траяна (115–117 гг. н.э.), также упоминаются насмешки над бывшим монархом: «Павел [говорил] о царе, как его вывели и (издевались над ним?); и Теон зачитал указ Лупа, где приказывалось вывести царя и смеяться над ним» (P. Louvre 68.1.1–7). Плутарх (текст ок. 100 г. н.э.) рассказывает о том, как пираты издевались над пленником, потребовавшим к себе особого отношения, поскольку он римский гражданин. Они нарядили его («облачили в тогу»), воздавали ему различные почести (в т.ч. вставали перед ним на колени), но после этого заставили пройти по доске (Помпеи 24.7–8)[10].
Итак, внимательное и беспристрастное изучение трудов Филона Александрийского, Иосифа Флавия и других поздне–античных источников показывает нам, что новозаветные евангелия дают точные и достоверные сведения о Понтии Пилате и других исторических личностях. Нет серьезных причин полагать евангельские рассказы выдумками, якобы призванными, из апологетических или богословских соображений, представить фигуру Пилата в ложном свете или очернить первосвященников. В евангельских повествованиях содержатся важные сведения, позволяющие нам лучше понять Палестину первого века новой эры.
На девятнадцатидюймовом фрагменте известняковой плиты содержится предупреждение о том, что язычникам запрещено входить в Храм. Фрагмент был найден в 1935 году с внешней стороны стены, окружающей Старый Иерусалим. Полную версию той же надписи можно найти в Археологическом музее в Анкаре, Турция.
Надпись гласит:
Пусть ни один язычник
Не войдет в освященное место,
За ограду, окружающую Храм:
Всякий, кто будет здесь пойман,
Сам понесет ответственность
За свою смерть.
Возможно, это то же предупреждение, о котором писал Иосиф Флавий:
«На нем [освященном месте] в одинаковых промежутках стояли столбы, на которых на греческом и римском языках был написан закон очищения, гласивший, что чужой не должен вступить в святилище»
9Хронологические неувязки и преувеличения
В последнее время модными стали разговоры о «христианстве» во множественном числе и об огромном количестве утраченных евангелий[1]. Один из героев романа Дэна Брауна «Код да Винчи» утверждает, что в первом веке имели хождение около восьмидесяти евангелий — что попросту абсурдно. Все еще более запутывается, когда ученые пытаются «состарить» сочинения II века, приписывая их I веку и «доказывая» таким образом, что с самого начала христианство было весьма разнообразно и что для всех этих «христианств» характерны более или менее одинаковые древность, ценность и авторитет. Порой эти игры разума заключаются призывами к публике быть более толерантной и с большей открытостью встречать новые формы христианского опыта. Быть может, это политически корректно — но как насчет корректности исторической? В главах третьей и четвертой мы уже рассмотрели проблемы, возникающие при попытках искусственно «состарить» тексты, приписывая раннюю датировку материалам, носящим на себе все признаки возникновения во II веке, часто ближе к его концу — если не еще позже. Однако некоторые ученые упорно стремятся убедить нас, что эти тексты (возможно, в иных, гипотетических, формах) возникли в I веке и отражают идеи еще более ранние, возможно, восходящие к первому поколению христиан. Но, как мы уже видели, для столь ранней датировки неканонических писаний нет никаких убедительных оснований.
Однако, даже если отвлечься от датировки тех или иных текстов, остается разделяемое многими убеждение, что изначально «христианств» было много; и лишь с течением времени одно из них — то, что сейчас известно нам как «ортодоксальное» христианство, — победило в конкурентной борьбе другие формы. Сама эта идея сугубо неверна и, как многие другие тезисы в спорах вокруг раннего христианства, отличается анахронистичностью и склонностью к преувеличению.
Возникновение христианства и взгляды первых христиан
Иисус умер накануне Пасхи (в Страстную Пятницу) 30 или 33 г. н.э[2]. Его последователи полагали, что движение, начатое им и Иоанном Крестителем, на этом окончено. Как говорил в те дни один из них: «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк 24:21). Однако их разочарование оказалось недолгим. Не прошло и трех дней — и все чудесно изменилось.