В одиннадцать она оторвалась от мониторов и увидела, как Джаред заводит стайку новеньких — все ужасно юные, все ступают опасливо, словно боятся разбудить незримого младенца. Джаред рассадил их за столами, и офис, пустовавший две недели, в считанные минуты заполнился почти весь.
Джаред взобрался на стул.
— Так, слушайте все! — сказал он. — Это у нас был рекордно быстрый процесс приема. И рекордно быстрое обучение. И рекордно скоростной первый день. Но я знаю, что все вы справитесь. И я это знаю наверняка, поскольку рядом постоянно буду я и рядом будет Мэй. Мэй, встань, пожалуйста?
Мэй встала. Впрочем, было очевидно, что разглядели ее немногие.
— Давай на стул? — предложил Джаред, и Мэй залезла на стул, разглаживая юбку, надеясь, что не грохнется на пол, дура дурой. — Мы весь день будем отвечать на вопросы и перехватывать у вас непонятное. Если непонятно, переправьте запрос, и он улетит к тому из нас, у кого нагрузка меньше. Если надо что-то уточнить — то же самое. Пошлите по каналу, как я вам показывал, и вопрос уйдет нам. Мы с Мэй вас прикроем. Всем комфортно? — Никто не шевельнулся и ни слова не сказал. — Хорошо. Я открываю канал, работаем до двенадцати тридцати. Обед сегодня короче, чтоб наверстать время обучения, но в пятницу мы вам это возместим. Все готовы? — Кажется, никто не был готов. — Поехали!
И Джаред соскочил со стула, а Мэй слезла, села за стол и тотчас отстала на тридцать запросов. Приступила к первому, и через минуту на четвертом мониторе появился вопрос от нуба:
«Клиент хочет полную платежную выписку за прошлый год. Есть? И где?»
Мэй направила его к нужной папке и вернулась к своему запросу. И вот так, поминутно переключаясь на вопросы нубов, она проработала до двенадцати тридцати, а затем вновь увидела Джареда — он опять залез на стул.
— Тпру. Тпру, — сказал он. — Обед. Мощно. Мощно. Верно? Но нам удалось. Наш общий сводный рейтинг — девяносто три, что вообще-то так себе, но ничего, если учесть новую систему и плотный поток. Поздравляю. Поешьте, подкрепитесь, в час дня увидимся. Мэй, загляни, когда сможешь.
Он снова соскочил со стула и очутился подле Мэй, не успела она сама к нему подойти. На лице его читалось дружеское участие.
— Ты не сходила в поликлинику.
— Я?
— Это правда?
— Ну, наверное.
— Ты должна была сходить в первую неделю.
— Ой.
— Они ждут. Сегодня сможешь?
— Конечно. Сейчас?
— Нет-нет. Мы зашиваемся, сама видишь. Скажем, в четыре? Я последнюю смену возьму сам. И к вечеру нубы лучше навострятся. Весело сегодня было?
— Еще бы.
— Нервно?
— Ну, возник новый уровень.
— О да. О да. И будут новые, уверяю тебя. Я же понимаю, ты такой человек — с текучкой заскучаешь, на той неделе подключим тебя к другому аспекту. Я думаю, тебе понравится. — Он глянул на часы. — Ой блин. Тебе надо поесть. Я буквально вырываю кусок у тебя изо рта. Иди. У тебя двадцать две минуты.
В ближайшей кухне Мэй отыскала готовый сэндвич и поела за столом. Полистала ленту на третьем экране, поискала срочное или такое, на что нужно ответить. Нашла и ответила на тридцать одно сообщение, довольная, что уделила пристальное внимание всем, кто в нем нуждался.
Вторая половина дня мчалась, как поезд-беглец: вопросы от нубов валились сплошняком, вопреки прогнозам Джареда, который то и дело уходил и возвращался, десять раз сбегал из офиса, очень бурно беседовал по телефону. Мэй обрабатывала двойной поток, и к 15:48 ее личный средний рейтинг равнялся 96; средний рейтинг ячейки — 94. Неплохо, решила Мэй, если учесть, что прибавилось двенадцать новых людей и надо было в одиночестве помогать всем почти три часа. В четыре она вспомнила, что ее ждут в поликлинике, и понадеялась, что Джаред тоже не забыл. Она встала, поймала его взгляд; он показал ей большой палец. И она ушла.
Вестибюль поликлиники и вестибюлем-то не был. Больше смахивал на кафе: парочками беседуют сфероиды, во всю стену красивая витрина со здоровыми блюдами и напитками, салат-бар с овощами, выращенными прямо в кампусе, и плакат с рецептом диетического палеосупа.
Мэй не знала, к кому обратиться. В вестибюле пять человек, четверо с планшетами, в углу один с ретинальным интерфейсом. Никаких окошечек, откуда с тобой здоровается физиономия администратора.
— Мэй?
Она проследила, откуда раздался голос, и обнаружила стриженую брюнетку с ямочками на щеках. Брюнетка улыбалась.
— Готова?
Мэй отвели по голубому коридору в кабинет, который больше походил на дизайнерскую кухню, чем на приемную. Брюнетка с ямочками усадила Мэй в мягкое кресло и ушла.
Мэй посидела, затем встала — ее поманили шкафы вдоль стен. Она разглядела нитевидные щели, разделявшие ящики, но никаких ручек. Ладонью огладила поверхности, едва нащупав тонюсенькие стыки. Над шкафами гравировка по стали: ЗНАТЬ, ЧТОБЫ ИСЦЕЛИТЬ. ДЕЛИТЬСЯ, ЧТОБЫ ЗНАТЬ.
Дверь открылась, и Мэй подпрыгнула.
— Привет, Мэй, — промолвило новое лицо, прекрасное и улыбчивое, подплывая ближе. — Я доктор Вильялобос.
Разинув рот, Мэй пожала ей руку. Эта женщина слишком шикарна — ей не место здесь, в этой приемной, с Мэй. Не старше сорока, черный хвост, кожа сияет. На шее висят элегантные очки для чтения — поспешно огибают воротник кремового пиджака и покоятся на пышной груди. Доктор носила двухдюймовые каблуки.
— Я так рада тебя видеть, Мэй.
Мэй не знала, что сказать. В конце концов сочинила «спасибо, что меня приняли» и немедленно почувствовала себя идиоткой.
— Нет, это тебе спасибо, что пришла, — сказала врач. — К нам все приходят, обычно в первую неделю, и мы за тебя тревожились. Были причины отложить?
— Нет-нет. Просто дел много.
Мэй осмотрела врача на предмет физических недостатков и в конце концов обнаружила на шее родинку, из которой торчал одинокий волосок.
— Много дел, нет времени на здоровье? Даже не говори такого. — Врач стояла к Мэй спиной — готовила какую-то микстуру. С улыбкой обернулась: — Это пока вводное обследование, просто диспансеризация, мы в «Сфере» всех обследуем. И в нашей поликлинике главное — профилактика. Чтобы сфероиды были здоровы телом и душой, мы предоставляем всеобъемлющие услуги здравоохранения. Совпадает с тем, что тебе уже говорили?
— Совпадает. У меня подруга работает здесь пару лет. Она говорит, медицина у вас невероятная.
— Приятно слышать. А кто твоя подруга?
— Энни Эллертон.
— А, ну да. Это есть в твоей карте. Кто ж не любит Энни? Передай ей привет. Впрочем, я могу и сама. Она в моей группе, мы видимся раз в две недели. Она говорила, что диспансеризация раз в две недели?
— То есть…
Врач улыбнулась:
— Каждые две недели. Это составляющая охраны здоровья. Если приходишь, только когда что-то болит, нельзя предотвратить проблему. Раз в две недели мы проводим консультации по питанию и следим за всеми колебаниями здоровья в целом. Это ключевой элемент ранней диагностики; это нужно, чтобы регулировать прием медикаментов, чтобы заметить риск за несколько миль, а не когда он тебя уже переехал. Хороший подход?
Мэй подумала про отца, про то, как поздно они сообразили, что его симптомы — это рассеянный склероз.
— Хороший, — сказала она.
— И все наши данные доступны тебе онлайн. Все, что мы делаем, все, о чем говорим, а также, разумеется, все твои предыдущие медкарты. Поступая к нам, ты подписала согласие на то, чтобы мы запросили твои данные у других врачей, и у тебя наконец все будет в одном месте, доступно и тебе, и нам, и мы сможем принимать решения, видеть паттерны, распознавать потенциальные проблемы. Перед нами теперь полная картина. Хочешь посмотреть? — И врач включила монитор на стене.
Перед Мэй возник весь ее анамнез: списки, картинки, иконки, фотографии. Доктор Вильялобос открывала папки, двигала картинки, и появлялись результаты всех визитов Мэй к врачам — с первой диспансеризации перед детским садом.
— Как колено? — спросила врач. Она отыскала томографию, которую Мэй сделала несколько лет назад. Она тогда решила не оперировать крестообразную связку — страховка этого не покрывала.
— Работает, — сказала Мэй.
— Ну, если захочешь им заняться, скажи. Мы это умеем. Отнимет полдня и, разумеется, будет бесплатно. «Сфера» предпочитает, чтобы колени у сотрудников работали. — Доктор Вильялобос отвела глаза от экрана и улыбнулась Мэй заученно, но убедительно. — Собирать по кускам данные из совсем раннего детства было нелегко, но отныне у нас будет практически полная информация. Каждые две недели берем кровь на анализ, когнитивные тесты, рефлексы, проверяем зрение, плюс ротируем более экзотические обследования — МРТ и так далее.
Мэй ничего не понимала.
— Но как вы за это платите? В смысле, одна только МРТ стоит…
— Ну, профилактика дешева. Особенно если сравнить обнаружение опухоли на четвертой стадии и на первой. Разница в стоимости огромна. Сфероиды по большей части молоды и здоровы, наши затраты составляют малую долю затрат на медицину в компании такого же масштаба, но не такой предусмотрительной.
У Мэй опять возникло впечатление — уже привычное, — что на всем белом свете одна лишь «Сфера» способна задумать — или попросту умеет внедрить — реформы до того необходимые и настоятельные, что их уже незачем даже обсуждать.
— Когда в последний раз проверялась?
— В колледже, наверное?
— Так. Ничего себе. Начнем с основных показателей, базовых. Видела такое? — Врач протянула ей серебристый браслет дюйма три шириной. Мэй видела мониторы здоровья у Джареда и Дэна, но у обоих браслеты были резиновые и болтались на руке. Этот был тоньше и легче.
— По-моему, да. Пульс мерить?
— Точно. Многие давние сфероиды носят что-то подобное, но жалуются, что браслет слишком свободный, как бижутерия. Мы его переделали, чтоб держался. Примеришь?
Мэй примерила. Врач приладила ей браслет на левое запястье и защелкнула. Получилось туго.