— Интересно, что бы это могло быть?
— Бет… — начал Барнс.
Но дорожка под ними задвигалась, резиновые звенья под ними поползли вперед с легким гулом.
— Бет, прошу тебя, перестань ты нажимать все эти проклятые кнопки, которые тебе подворачиваются.
Но больше никто не возражал — таким облегчением было катиться гусеничной дорожкой мимо десятков одинаковых хранилищ. Норман решил, что они находятся примерно в четверти мили от жилого отсека, оставшегося позади. А значит, они где-то посреди громадного корабля.
И тут они наткнулись на помещение с оборудованием по жизнеобеспечению и висящими скафандрами.
Тед присвистнул:
— Ну, теперь совершенно ясно. Этот корабль запускали к звездам.
Все заговорили разом, взволнованные этой возможностью. Неожиданно все прояснилось: огромные размеры и протяженность корабля, сложность пульта управления…
— Ах, Бога ради, — сказал Гарри. — Не мог он быть создан для путешествия к звездам. Очевидно же, что это обычный космический корабль. А на обычных скоростях даже до близких звезд нужно лететь 250 лет.
— Может быть, у них появилась новая технология…
— Какая же? Разве что-то в настоящем свидетельствует об этом?
— Ну, а может быть…
— Взгляни фактам в лицо, Тед, — сказал Гарри. — Даже при этих немыслимых размерах корабль оснащен провизией на несколько лет: пятнадцать или двадцать, самое большее. Как далеко он мог улететь за это время? Только за пределы солнечной системы, правда?
Тед мрачно кивнул:
— Это так. Нужно пять лет, чтобы достичь Юпитера, девять лет — Урана. За пятнадцать лет… А может, они направлялись на Плутон?
— Зачем кому-то могло понадобиться лететь на Плутон?
— Ну, мы не знаем точно, хотя…
Послышались радиопозывные. Голос Тины Чан произнес:
— Капитан Барнс, вас вызывают с поверхности для особо секретных переговоров.
— О'кей, — сказал Барнс. — Все равно пора возвращаться.
Они повернули обратно, через весь громадный корабль — к главному выходу.
Пространство и время
Они сидели в кают-компании DH-8, наблюдая, как водолазы работают внутри решетки. В соседнем цилиндре Барнс вел переговоры с поверхностью. Леви готовила завтрак, или обед — какую-то еду, во всяком случае. Всем им было не по себе из-за того, что люди ВМС называли «временем поверхности».
— Время поверхности ничего не значит здесь, внизу, — пояснила Эдмундс своим суховатым библиотекарским голосом. — День или ночь, здесь это безразлично. К этому надо привыкнуть.
Они уныло покивали. Норман заметил, как все устали — напряженность экспедиции истощила их. Бет уже задремала, закинув ноги на журнальный столик и скрестив на груди свои мускулистые руки.
За окном три маленькие субмарины спустились с поверхности и зависли над решеткой. Вокруг них теснилось несколько водолазов; остальные вернулись в свой жилой модуль, DH-7.
— Похоже, что-то случилось, — заметил Гарри.
— Связанное со звонком Барнса?
— Возможно. — Гарри отвечал рассеянно, он был явно встревожен. — Где Тина Чан?
— Она должна быть с Барнсом. А что?
— Мне нужно с ней поговорить.
— О чем? — поинтересовался Тед.
— Это личное, — уклонился Гарри.
Тед завел глаза, но ничего не сказал. Гарри отправился в цилиндр D. Норман и Тед остались одни.
— Странный парень, — заметил Тед.
— Разве?
— Ты и сам это прекрасно знаешь, Норман. Такой надменный. Может, это оттого, что он черный? Как компенсация, не думаешь?
— Не знаю.
— Так и ищет повод поссориться, — продолжал Тед. — Разобижен всем, что касается экспедиции. — Он вздохнул. — Конечно, математики все странные. У него, наверное, совсем нет своей жизни, я имею в виду личной жизни. Я не говорил тебе, что я опять женился?
— Я прочел где-то об этом, — ответил Норман.
— Она телерепортер, — сказал Тед. — Потрясающая женщина. — Он улыбнулся. — Когда мы поженились, она подарила мне «Корветт». Чудесный «Корветт»-58, в качестве свадебного подарка. Знаешь, такого огненно-красного цвета, как в пятидесятые годы. — Тед прошелся по комнате, взглянул на Бет. — Я только думаю, что все это поразительно. И как это можно спать?
Норман кивнул. Интересно, думал он, какие же все они разные. Непоколебимый оптимист Тед, с его кипучим детским энтузиазмом. Гарри, всегда холодный и критичный, с трезвым рассудком и немигающим взглядом. Бет, не такая уж интеллектуальная и элитарная. Зато более плотская и более эмоциональная. Вот почему, хотя все они истощены, только Бет способна спать.
— А правда, Норман, — сказал Тед, — как ты и сказал, это становится жутковатым.
— Я так и думал, — отозвался Норман.
— Ну, — сказал Тед, — если бы мне и хотелось, чтобы кто-то ошибался насчет этой экспедиции, я бы предпочел, чтобы это был ты.
— И я тоже.
— И все же я не могу взять в толк, почему ты отобрал типа вроде Гарри Адамса в эту команду? Не то, что бы он не подходит, но все же…
Норман вовсе не собирался обсуждать Гарри.
— Тед, помнишь, ты сказал, когда мы были на корабле, что время и пространство стороны одного и того же?
— Время-пространство, конечно.
— Я никогда не понимал этого хорошенько.
— Почему? Это так очевидно.
— Можешь объяснить мне?
— Конечно.
— По-английски?
— Ты имеешь в виду — безо всяких математических терминов?
— Да.
— Ну, я попытаюсь. — Тед нахмурился, но Норман знал, что он доволен, он любил читать лекции. Он выдержал паузу, потом сказал: — О'кей. Посмотрим, откуда лучше начать. Тебе знакома гипотеза, что гравитация — это геометрия?
— Нет.
— Искривление пространства и времени?
— Нет, абсолютно.
— Ух. Теория относительности Эйнштейна?
— Извини, — сказал Норман.
— Ничего, — ответил Тед. Он взял круглую фруктовни-цу со стола, высыпав фрукты на скатерть. — Так. Допустим, этот стол — пространство, голое пространство.
— Хорошо, — сказал Норман.
Тед принялся размещать фрукты:
— Этот апельсин — солнце. А это — планеты, которые вращаются вокруг него по своим орбитам. Это солнечная система.
— О’кей.
— Отлично, — сказал Тед. — Солнце, — он ткнул в апельсин, — слишком большое и обладает огромным притяжением.
— Точно.
Тед протянул Норману ягоду.
— Это космический корабль. Я хочу, чтобы ты отправил его в солнечную систему, так, чтобы он прошел близко от солнца.
Норман покатил ягоду по направлению к апельсину.
— Видишь, твоя ягода катится прямо через ровный стол.
— Верно.
— Но что в действительности произойдет с твоим кораблем, когда он приблизится к солнцу?
— Солнце его притянет.
— Да. Мы говорим, что он должен «упасть на солнце». Космический корабль свернет с прямого пути и шлепнется на солнце. А с твоим кораблем этого не произошло.
— Нет.
— Значит, ошибка заключается в ровном столе. Космос не может быть похожим на ровный стол.
— Не может?
— Нет, — ответил Тед.
Он взял пустую фруктовницу и опустил туда апельсин.
— Теперь проведи свой корабль мимо солнца.
Норман направил ягоду в вазу. Ягода закружилась по спирали внутри нее, пока не шлепнулась на апельсин.
— Ну вот, — сказал Тед, — корабль упал на солнце, что и происходит в действительности.
— А если я задам необходимую скорость, — сказал Норман, — он пройдет мимо. Он сможет опуститься и подняться с другой стороны вазы.
— Верно, — одобрил Тед. — Все как в жизни. Если скорость у космического корабля достаточно велика, он может избежать воздействия гравитационного поля солнца.
— Правильно.
— Значит, — продолжал Тед, — наш опыт показывает, что космический корабль проходит мимо солнца в космосе, ведя себя так же, как будто он попадает в искривленную область космоса вокруг солнца. Пространство вокруг солнца искривлено так же, как эта круглая ваза.
— Ага…
— И если у твоего шарика верная скорость, он не выскочит из вазы, а, напротив, будет бесконечно вращаться по краю вазы. Это то же самое, что происходит с планетами. Они бесконечно вращаются внутри сферы, создаваемой солнцем.,
— Представь себе, что в действительности стол сделан из резины, и планеты оставляют на нем впадины. Подлинный космос искривлен — и искривление зависит от силы гравитации.
— Да…
— Значит, — сказал Тед, — космос искривлен гравитацией.
— Ну, пусть.
— И это означает, что можно представить гравитацию как искривление пространства. Земля обладает притяжением, потому что Земля искривляет космос вокруг себя.
— Пусть.
— Хотя все и не так просто, — добавил Тед.
Норман вздохнул:
— Я так и не думаю.
В комнату вошел Гарри, увидел фрукты на столе, но ничего не сказал.
— Теперь, — продолжал Тед, — когда ты запускаешь свою виноградинку через вазу, ты замечаешь, что она не только скатывается по спирали вниз, но и кружится быстрее?
— Да.
— А когда предмет двигается быстрее, время для такого предмета идет медленнее. Эйнштейн доказал это еще в начале века. А именно то, что, говоря об искривлении пространства, вы говорите об искривлении времени. Чем глубже ваза, тем медленнее идет время.
— Ну… — протянул Гарри.
— Как говорят профаны, — поспешай медленнее.
Тед взял в руки вазу:
— Теперь, если проделать все это на уровне математики, можно обнаружить, что закругленная ваза — это не время и не пространство, а комбинация того и другого, их соединение. Эта ваза — соединение времени и пространства, и все предметы, двигающиеся в ней, двигаются в пространственно-временных условиях. Мы не привыкли так думать, но это то, что происходит в действительности.
— Правда?
— Конечно. Возьми бейсбол.
— Идиотская игра, — сказал Гарри. — Я ненавижу игры.
— Тебе знаком бейсбол? — повернулся Тед к Норману.
— Да, — сказал Норман.
— О’кей. Представь, что мяч послан игроку в центре поля плоским ударом над землей. Мяч летит почти прямо, и это занимает, скажем, полсекунды.