Они прошли в спальный отсек. Тед тут же отправился в душ, и они услышали, как он отплевывается и фыркает.
— Бедный Тед, — сказал Гарри, качая головой.
— А что это там за дела с черной дырой, в конце концов? — спросил Норман.
— Черная дыра, — сказал Гарри, — это погасшая, сильно сжатая звезда. Сама по себе звезда похожа на пляжный мяч, накачанный атомными взрывами, происходящими внутри. Когда звезда стареет, иссякает ядерное топливо, и мяч коллапсируется до крохотного размера. Если он сколлапсировался достаточно, он становится столь плотным и обладает столь сильной гравитацией, что он перестает сжиматься, выворачиваясь вовнутрь самого себя, пока он не станет очень маленьким и очень плотным — всего несколько миль в диаметре. Это и есть черная дыра. Нет ничего плотнее во вселенной, чем черная дыра.
— Они черные, потому что мертвые?
— Нет. Они черные, потому что они поглощают весь свет. Черные дыры имеют такую сильную гравитацию, что они все втягивают в себя — как вакуумные очистители — весь окружающий межзвездный газ, и пыль, и даже самый свет. Они просто засасывают его.
— Засасывают свет? — удивился Норман. Ему было трудно осознать это.
— Да.
— А чем вы были так потрясены, занимаясь своими вычислениями?
— О, это длинная история, и это только предположение, — зевнул Гарри. — Возможно, оно ничего не стоит. Поговорим об этом позже, а?
— Ладно, — согласился Норман.
И Гарри отправился спать, а Тед все еще плескался в душе. Норман вернулся в цилиндр D, в царство Тины.
— Гарри получил то, что хотел? — поинтересовался он. — Я знаю, что он хотел вас видеть.
— Да, сэр. Я получила информацию, которая ему требовалась. Вы тоже хотите сделать завещание?
Норман нахмурился.
— Д-р Адамс сказал, что он не успел сделать завещания и хотел бы составить его сейчас. Как бы то ни было, я проверила наверху, оказалось, у вас его тоже нет. Это действительно проблема, что его нет в ваших бумагах: ведь вы не можете передать свое завещание по проводам.
— Ну да.
— Извините, д-р Джонсон, но не думаете ли вы, что мне следует довести это до сведения остальных?
— Нет, — сказал Норман, — не надо их беспокоить. Скоро мы поднимемся наверх, а перед тем еще раз осмотрим корабль.
Огромное стекло
На этот раз они разделились внутри корабля. Барнс, Тед и Эдмундс продолжали исследовать внутреннее пространство корабля, изучая еще не известные им отсеки. Норман, Бет и Барри остались в том помещении, которое они теперь называли кабиной управления полетом, чтобы разобраться с показаниями «черного ящика».
Отправляясь, Тед произнес: «Это далеко не лучшее, что я совершал в своей жизни». Затем он последовал за Барнсом.
Эдмундс оставила им маленький монитор, чтобы они могли следить за продвижениями второй группы. Они могли слышать, как Тед непрестанно приставал к Барнсу, сообщая свое мнение об устройстве корабля. Вид грузоподъемников отчего-то напомнил Теду каменные развалины античных Микен в Греции, особенно знаменитые Львиные ворота…
— Голова Теда забита непригодной информацией больше, чем у кого бы то ни было, — сказал Гарри. — Нельзя ли немного убрать звук?
Норман, зевнув, убрал звук. Он уста-т. Койки в DH-8 были жесткими, электрические пледы тяжелыми и липучими. Уснуть было практически невозможно. Да еще Бет разбушевалась после беседы с Барнсом.
— Черт бы его побрал, — впала она в ярость. — Куда его понесло?
— Он делает, что может, как и любой другой, — примиряюще ответил Норман.
Она отмахнулась:
— Знаешь, Норман, временами ты уж чересчур всепонимающ и психологичен. А этот человек — просто идиот. Полный идиот.
— Может, поищем «черный ящик»? — сказал Гарри. — Это сейчас важнее. — Гарри пытался проследить, куда вел прозрачный кабель, подсоединенный к спине манекена. Ему пришлось даже вскрыть пол.
— Извини, конечно, — продолжала Бет, — но мужчине он бы такого не сказал. Во всяком случае, не Теду, разумеется. Тот из всего устраивает спектакль, и я не понимаю, почему ему это дозволяют.
— Что может поделать Тед с… — начал было Норман.
— …Этот человек — паразит, и больше ничего. Он крадет чужие идеи и выдает за свои. Даже то, как он цитирует чужие высказывания — это же просто возмутительно!
— Думаешь, он крадет чужие идеи?
— Но послушай, еще там, наверху, я заметила в разговоре с ним, что следует заготовить несколько приветственных слов перед тем, как мы откроем эту штуковину. И что же? Тед тут же вылезает с этой идеей, да еще перед самой камерой.
— Ну…
— Ну что, Норман? И не понукай меня ради всего святого. Эта мысль принадлежала мне, а он присвоил ее и даже спасибо не сказал.
— А ты ему об этом говорила?
— Нет, разумеется. Да он и не вспомнит, что это я предлагала, знаю я его: «Ты говорила это, Бет? А, припоминаю, что-то такое, кажется, упоминала…»
— Я все же думаю, тебе следует поговорить с ним.
— Норман, ты что, не слушаешь меня?
— Поговорила бы с ним и не злилась бы так сейчас.
— Да не в этом дело, — Бет обхватила голову руками. — Ты посмотри, Тед делает в этой экспедиции все, что ему вздумается, молотит всякий вздор, произносит свои дурацкие речи. Я же лишь вошла первой в дверь, и Барнс сделал мне замечание. Почему я не могла войти первой? Почему бы женщине не быть первой хотя бы однажды в истории науки?
— Бет…
— …А потом я получаю нагоняй из-за того, что включила свет. Знаешь, что мне наговорил по этому поводу Барнс? Он сказал, что я могла устроить короткое замыкание и подвергнуть нас всех опасности. Он сказал, что я сама не знаю, что делаю. Что я слишком порывиста. Господи. Порывистая. Каменная военщина.
— Верните звук. Лучше уж слушать Теда, — сказал Гарри.
— Валяйте.
— Бет. Мы все находимся под гигантским давлением, — сказал Норман. — Оно на всех действует по-разному.
Она воззрилась на Нормана:
— Хочешь сказать, что Барнс был прав?
— Я хочу сказать, что все мы под давлением. Включая его. Включая тебя.
— Господи, вы, мужчины, всегда заодно. Знаешь, почему я только помощник профессора, а не полный профессор?
— Ты, милое и уживчивое создание?
— Как-нибудь обойдусь и без этого, ей-богу.
— Бет, — сказал Норман. — Видишь, куда ведут эти провода? Они проходят здесь под переборкой. Посмотри-ка, не выходят ли они с той стороны двери.
— Хочешь от меня избавиться?
— Если удастся.
Она засмеялась, и напряженность слегка спала.
— Ладно, пойду посмотрю за дверью.
— С ней здорово работать, — заметил Гарри ядовито, когда она ушла.
— Знаешь историю Бена Стоуна?
— Какую?
— Бет готовила дипломную работу в его лаборатории. Бенжамин Стоун был биохимиком в Бруклинском университете. Колоритный, обаятельный мужчина, с репутацией прекрасного исследователя, он славился тем, что использовал выпускников в качестве ассистентов в своей лаборатории, присваивая полученные ими результаты. В этой научной эксплуатации Стоун был не одинок в академических кругах, но он шел дальше своих коллег.
— Бет спала с ним.
— Угу.
— В самом начале семидесятых. Она провела ряд важных опытов с ресничными, изучая их энергетику. Но они крупно повздорили со Стоуном, и он порвал с ней отношения. Она ушла из лаборатории, а он опубликовал пять статей — всю ее работу, — не упомянув ее имени.
— Очень мило, — сказал Гарри. — И поэтому теперь она поднимает тяжести?
— Ну, она чувствует себя несправедливо обиженной, и я ее понимаю.
— Да, — сказал Гарри, — но ложась с собакой, рискуешь набраться блох, понимаешь?
— Боже, — сказала Бет, возвращаясь. — Похоже, что девушку, которую раз выпороли, всегда расспрашивают об этом. Ведь вы обо мне говорили?
— Нет, — сказал Гарри, продолжая выламывать панели на полу, следуя за направлением проводов. — Но иногда так и тянет спросить, что девушка делала в три часа ночи в темной аллее в той части города, у которой дурная слава?
— Я его любила.
— Это все же дурной квартал.
— Мне было двадцать два.
— А сколько было надо?
— Хотя бы как тебе сейчас, Гарри.
Гарри покачал головой:
— Ты нашла провода?
— Да, нашла. Они ведут к какой-то стеклянной решетке.
— Пойдемте, посмотрим, — сказал Норман, выходя в другую дверь. Ему приходилось видеть «черные ящики» прежде: металлические прямоугольные коробки, напоминающие сейфы, окрашенные в ярко красный или оранжевый цвет. Если это было…
Он остановился.
Он глядел на прозрачный стеклянный куб, длина каждой стороны которого была в один фут. Внутри куба мерцали пересекающиеся линии голубой решетки. Между ними временами вспыхивали голубые огоньки. Два прибора по измерению давления были смонтированы на его вершине, рядом помещались три клапана. По внешней стороне, слева, шли ряды серебряных линий и прямоугольников. Это было непохоже на то, что ему доводилось видеть раньше.
— Интересно, — Гарри заглянул внутрь куба. — Запоминающее устройство, мне кажется. У нас нет ничего похожего, — он потрогал серебряные линии на внешней стороне. — Они не нарисованы. Это какая-то пластика. Возможно, для считывания информации.
— Но чем? Конечно, мы не сможем этого сделать.
— Нет. Должно быть какое-то специальное устройство, вроде робота.
— А приборы для измерения давления?
— Куб наполнен каким-то газом, находящимся под давлением. Может быть, содержащим какие-то биологические компоненты, чтобы добиться плотности. В любом случае, я готов считать этот куб запоминающим устройством.
— Записывающим ход полета?
— По всей видимости.
— Как нам найти к нему доступ?
— Смотрите сюда, — Бет вернулась к пульту управления и стала нажимать на разные его части, приводя его в действие. — Не говорите Барнсу, — произнесла она через плечо.
— Откуда ты знаешь, где надо нажимать?
— Думаю, что это неважно, — ответила она. — Думаю, что пульт имеет представление о том, где мы находимся.