— А что такое?
— Норман, — сказала она, — мы не видели признаков жизни здесь, на дне, в течение дней, — и вот внезапно за последние несколько часов мы обнаружили три новых вида? Это ненормально.
— Мы не знаем, что нормально на глубине в тысячу футов.
— Послушай меня. Это ненормально.
— Но, Бет, ты же сама сказала, что мы просто не замечали тех же веерников раньше. Да и креветки и спруты — разве не могут они мигрировать, проходить через эту область и все такое? Барнс говорит, что им никогда не приходилось опускать ученых на эту глубину так надолго. Может, эти миграции — нормальное явление, мы только не знаем об этом.
— Я так не думаю, — возразила Бет. — Когда я выходила, чтобы собрать этих креветок, я почувствовала, что поведение их нетипично. С одной стороны, они слишком близко держались друг к другу. Креветки на дне соблюдают определенную дистанцию по отношению друг к другу, примерно около фута. Эти же словно слиплись. К тому же, они двигались так, как будто собирали корм, но здесь на дне нет никакого корма.
— Никакого, о котором нам было бы известно.
— Ну, эти-то креветки не могут вообще ничем кормиться, — и она показала на препарированное животное. — У них нет желудка.
— Ты что, смеешься?
— Посмотри сам.
Норман глянул, но разрезанная креветка мало о чем могла сказать ему — просто розовая мясистая плоть. Она была разрезана по неровной диагонали. Бет устала, подумал Норман, она уже не может работать эффективно. Мы должны выспаться. Мы должны убраться отсюда.
— Внешний их вид обычный, за исключением дополнительного хвостового плавника, — сказала она. — Но внутри она вся перекрученная. Да эти животные просто нежизнеспособны — ни желудка, ни органов выделения. Это животное похоже на плохую имитацию креветки.
— И все же это живые креветки.
— Да, — согласилась она, — это правда. — Бет выглядела просто несчастной.
— А спрут был вполне нормальным внутри…
— В действительности, нет. Когда я препарировала одного, я обнаружила, что у него отсутствует несколько жизненно важных структур. У него не было нервного центра.
— Ну…
— И у него нет жабер, Норман. У спрута должна быть длинная жаберная структура, для газообмена. Но ее не было. У этого спрута не было дыхательного аппарата, Норман.
— У него должен был быть такой аппарат.
— Говорю тебе — не было. Мы находим здесь, внизу, невозможных животных. Животных, каких не может быть.
Она отвернулась от яркой лампы, и он заметил, что она чуть не плачет. Руки у нее дрожали, она быстро опустила их на колени.
— Ты очень обеспокоена, — заметил Норман.
— А ты нет? — Она приблизила к нему лицо. — Норман, все это началось, когда Гарри вернулся из сферы, ведь так?
— Кажется, да.
— Гарри вернулся из сферы, и теперь вокруг нас эта невероятная морская жизнь… Мне это не нравится. Хотелось бы мне отсюда поскорее выбраться.
Он обнял ее и мягко произнес:
— Мы не можем отсюда выбраться.
— Знаю, — сказала она, и, тоже обняв его, заплакала, уткнувшись ему в плечо.
— Все в порядке…
— Ненавижу себя в такие минуты, — сказала она. — Просто ненавижу.
— Я понимаю…
— И ненавижу это место. Все здесь ненавижу. Ненавижу Барнса, и ненавижу Теда с его лекциями, и ненавижу дурацкие десерты Леви. Не хочу тут больше оставаться.
— Понимаю…
Она всхлипнула, затем внезапно отстранила его своими сильными руками, и, отвернувшись, вытерла глаза.
— Все в порядке. Спасибо тебе.
— Все хорошо, — ответил он.
Она все еще стояла к нему спиной.
— Где же этот чертов платок? — она высморкалась. — Только ничего не говори остальным…
— Ну разумеется.
Раздался звонок, напугав ее:
— Господи, что еще?
— Думаю, это обед, — просто сказал Норман.
Обед
— Не понимаю, как это можно есть, — кивнул Гарри на блюдо со спрутом.
— Это деликатес, — не согласился Норман. — Фаршированный спрут. — Только оказавшись за столом, он понял, как он зверски голоден. За едой он почувствовал себя лучше; в этом было что-то приятно обыденное — сидеть за столом, с ножом и вилкой в руках. Почти забывалось, где они находятся.
— Я больше люблю жареных, — сказала Тина.
— Жареные кальмары, — отозвался Барнс. — Отлично. Мое любимое блюдо.
— Я тоже люблю их жареными, — сказала Эдмундс. Она и за столом сидела чопорно, очень прямо, и ела очень аккуратно, и приборы клала правильно, как заметил Норман.
— А почему эти не поджарены?
— Мы не можем здесь прожаривать пищу, — пояснил Барнс. — Горячее масло забивает воздушные фильтры. Но и тушеное с овощами тоже очень неплохо.
— Ну, не знаю, как насчет спрута, но — креветки замечательные, — заявил Тед. — Правда, Гарри? — Тед и Гарри ели креветок.
— Превосходные креветки, — согласился Гарри. — Деликатесные.
— Знаете, кем я себя ощущаю? — сказал Тед. — Я чувствую себя Капитаном Немо. Помните, он жил под водой, питаясь дарами моря?
— «Двадцать тысяч лье под водой», — вспомнил Барнс.
— Джеймс Мэзон, — сказал Тед. — Помните, как он играл на органе? Ду-дy-дy, дa-дa-дa дaaaaa дa! Бах, Токката и Фуга До минор.
— И Кирк Дуглас.
— Кирк Дуглас был великолепен.
— Помните, как он сражался с гигантским спрутом?
— Это было великолепно.
— Помните, у Кирка Дугласа был топор?
— Да, и он отрубил одно из щупалец спрута.
— Этот фильм, — сказал Гарри, — пугал меня до смерти. Я смотрел его ребенком, и он жутко пугал меня.
— Я не думаю, чтобы он был таким страшным, — удивился Тед.
— Ты был старше.
— Ненамного.
— Нет, ты был старше. Для ребенка это было кошмаром. Наверно, поэтому я и сейчас не очень-то люблю спрутов.
— Ты не любишь спрутов, — сказал Тед, — потому что они отвратительные. И какие-то резиновые.
Барнс сказал:
— Из-за этого фильма я и решил стать моряком.
— Могу себе представить, — кивнул Тед. — Так потрясающе романтично. И чудеса прикладных наук. Кто там играл профессора?
— Профессора?
— Да, помните, там был профессор?
— Как-то смутно. Старый чудак.
— Норман! И ты не помнишь, кто играл профессора?
— Нет, не помню.
Тед спросил подозрительно:
— Ты опять наблюдаешь за нами, Норман?
— Что ты имеешь в виду?
— Анализируешь нас. Как будто мы душевнобольные.
— Да, — улыбнулся Норман. — Ну конечно.
— Ну и как мы тебе?
— Я бы назвал это показательным — группа ученых не может вспомнить, кто играл ученого в их любимом кино.
— Ну, это потому, что Кирк Дуглас играл героя. А ученый не был героем.
— Франко Тоун? — предположил Барнс. — Клод Рейнс?
— Нет, не думаю. Какой-то Фритц?
— Фритц Уэвер?
Они услышали щелчок, сип и затем звуки органа. Токката и Фуга до минор.
— Превосходно, — сказал Тед. — Я и не думал, что здесь есть музыка.
— Целая музыкальная библиотека, Тед, — сказала Эдмундс, возвращаясь к столу.
— Не думаю, чтобы это было подходящим для обеда, — заметил Барнс.
— А мне нравится, — блаженствовал Тед. — Не хватает только салата из морских трав. Его, кажется, всегда подавали к столу капитана Немо?
— Может, что-нибудь полегче? — спросил Барнс.
— Легче, чем морской салат?
— Легче, чем Бах.
— А как называлась подводная лодка?
— «Наутилус», — ответила Эдмундс.
— Ох, правда. «Наутилус».
— Потом так назвали атомную подлодку, которую построили в 1954-м, — добавила Эдмундс. И широко улыбнулась Теду.
— Точно, — сказал Тед. — Точно.
Норман подумал, что судьба посмеялась над Тедом, послав ему такую половину.
Эдмундс подошла к иллюминаторам и воскликнула:
— О, новые визитеры!
— Кто на этот раз? — быстро спросил Гарри.
Испуганно? — подумал Норман. Нет, просто быстро. Заинтересованно.
— Какие великолепные, — с чувством произнесла Эдмундс. — Похоже на маленьких медуз. Вокруг всего модуля. Нам необходимо заснять их. Как вы думаете, д-р Филдинг? Следует нам их заснять?
— Я думаю, что сейчас я ем, — немного резко ответил Тед.
Эдмундс казалась обескураженной. Следовало ожидать, подумал Норман. Она повернулась, чтобы выйти, остальные взглянули в иллюминатор. Но все продолжали оставаться за столом.
— Вы когда-нибудь ели медуз? — спросил Тед.
— Некоторые из них ядовиты, — отозвалась Бет. — Яд у них в щупальцах.
— А китайцы не едят медуз? — поинтересовался Г арри.
— Да, — ответила Тина. — Из них варят суп. Моя бабушка варила такой в Гонолулу.
— А вы из Гонолулу?
— Для еды лучше Моцарт, — заговорил Барнс. — Или Бетховен. Что-то струнное. Органная музыка слишком мрачная.
— Драматичная, — поправил Тед, дирижируя в такт музыке, имитируя телодвижения Джеймса Мэзона.
— Мрачная, — повторил Барнс.
Щелкнул динамик.
— О, видели бы вы это, — произнесла Эдмундс. — Это великолепно.
— Где она?
— Должно быть, снаружи, — сказал Барнс, подходя к иллюминатору.
— Словно идет розовый снег, — уточнила Эдмундс.
Все выскочили из-за стола и приникли к иллюминаторам.
Эдмундс в самом деле была снаружи, вооруженная видеокамерой. Они едва могли разглядеть ее через густые облака медуз. Медузы были маленькие, величиной с наперсток, и нежно-розовые. Они и правда напоминали идущий снег. Некоторые проплывали совсем рядом с иллюминатором, хорошо видные.
— У них нет щупальцев, — сказал Гарри. — Они похожи на маленькие шевелящиеся мешочки.
— Так они передвигаются, — пояснила Бет. — Мускульное сокращение, преодолевающее сопротивление воды.
— Как спрут, — заметил Тед.
— Не совсем, но в общих чертах — да.
— Они липкие, — сказала Эдмундс, — они прилипают к моему костюму.
— Этот розовый цвет необыкновенен, — произнес Тед. — Как снег на закате.
— Весьма поэтично.
— Мне так подумалось.
— Сколько угодно.
— Они прилипают и к стеклу на шлеме, — сообщила Эд