т парень. Настоящее чудовище.
Опять тишина.
— Хотел бы я видеть лучше!
Тишина.
— Тина? Это…
И затем глухой удар, по всей вероятности, взрыв. Они вопрошающе смотрели друг на друга, пытаясь понять, что означает этот звук, но в следующее мгновение модуль опять начало трясти и разламывать, и не ожидавший этого Норман, отброшенный в сторону, налетел на острый угол двери, и в глазах у него потемнело. Он видел, как Гарри сползал по стене рядом с ним, очки слетели у него с носа и проехались по щеке Нормана, и Норман еще успел поймать их и отдать Гарри, потому что тот не мог без очков. Потом Норман потерял сознание, и все погрузилось в темноту.
После нападения
Горячие струи обтекали его, и он задержал дыхание.
Стоя под душем, Норман разглядывал свое тело и думал: я выгляжу, как человек, перенесший крушение самолета. Как один из тех, которых я столько раз видел и поражался, что они еще живы.
На голове у него набухли шишки. Щеки были расцарапаны, и ссадины тянулись вниз к животу. Его левое бедро было кроваво-красным; до правой руки было больно дотронуться.
Но, правда, болело все тело. Он застонал, подставляя лицо под воду.
— Эй! — окликнул его Гарри. — Ну как там?
— Неплохо.
Норман вылез, и Гарри шагнул под душ. Синяки и ссадины покрывали его тощее тело. Норман взглянул на Теда, который лежал навзничь на одной из коек. Тед вывихнул оба плеча, и Бет пришлось провозиться почти полчаса, чтобы вправить их, даже после того, как она впрыснула ему морфин.
— Ну как теперь? — спросил у него Норман.
— О’кей.
Выражение лица у него было несчастное, настроение подавленное. Его восторженность прошла. Норман подумал, что ему нанесена большая травма, чем вывих обоих плеч. Так похожий на наивного ребенка, Тед, должно быть, был страшно потрясен тем, что пришелец повел себя враждебно.
— Очень больно? — осведомился Норман.
— Ничего.
Норман медленно опустился на койку, ощутив резкую боль в спине. Пятьдесят три года, подумал он. Все же мне следовало играть в гольф. А еще подумал: мне бы следовало находиться где угодно, только не здесь. Он содрогнулся и начал тихонько натягивать ботинок на поврежденную ногу. Неизвестно почему ему припомнились обнаженные ступни Леви, мертвый цвет кожи, ноги, задевающие защитное стекло его шлема.
— Барнса нашли? — спросил Тед.
— Ничего об этом не слышал, — ответил Норман. — Думаю, что нет.
Он закончил одевание и отправился в цилиндр D, переступая лужи в коридоре. В самом цилиндре D вся мебель пропиталась водой, пульты управления были влажными, а стены были покрыты пузырями разной формы в тех местах, где Флетчер запломбировала специальным составом трещины.
Флетчер стояла посреди комнаты, держа распылитель в руке.
— Уже не так хорош, как прежде, — пожаловалась она.
— Но будет держаться?
— Конечно. Но я вам гарантирую: второй атаки мы не выдержим.
— А электроника? Она работает?
— Я не проверяла, но она должна быть в порядке. Она вся водонепроницаемая.
Норман кивнул:
— От капитана Барнса ничего? — он взглянул на кровавый отпечаток на стене.
— Нет, сэр. От капитана Барнса совсем ничего. — Флетчер проследила за его взглядом. — Сейчас я здесь все уберу.
— А где Тина? — спросил Норман.
— Отдыхает. В цилиндре Е.
Норман кивнул:
— В цилиндре Е посуше, чем здесь?
— Да, — ответила Флетчер. — Там все отлично. Никого не было в цилиндре Е во время нападения, и он остался почти сухим.
— От Джерри ни слова?
— Контактов нет, сэр.
Норман постучал пальцем по пульту одного из компьютеров.
— Джерри, ты здесь?
Экран оставался чистым.
— Джерри?
Он подождал еще немного, затем повернул выключатель.
Тина сказала:
— Взгляните-ка на это. — Она села и откинула плед, обнажая свою левую ногу.
Рана была хуже, чем в тот момент, когда они услышали ее вскрик, бросились через весь модуль и втащили ее через люк цилиндра А. Теперь по диагонали всей ноги шел ряд круглых рубцов, пунцовых и раздувшихся в центре.
— Они сильно распухли за последний час, — сказала Тина.
Норман изучал раны. Края рубцов были окружены явными следами зубов.
— Не помнишь, что ты почувствовала? — спросил он.
— Это было ужасно, — ответила Тина. — Сначала что-то липкое, знаешь, как прилипает клей или что-то в этом роде. А потом как ожог в каждом из этих кругляшей, очень-сильный.
— А что ты разглядела? Что это за существо?
— Просто — это было что-то длинное, ровное, вроде шпателя. Или что-то похожее на гигантский лист; он протянулся и обвил меня.
— А цвет?
— Что-то коричневатое. Я не разглядела хорошенько.
Он минутку помедлил.
— А капитан Барнс?
— Когда все это происходило, я была отрезана от капитана Барнса, сэр. Я не знаю, что случилось с капитаном Барнсом, сэр, — Тина говорила официально, с обычной непроницаемой маской на лице. Он подумал, что не следует сейчас лезть во все это. Если ты и сбежала, то это не мое дело.
— А Бет видела твою рану. Тина?
— Да, сэр, она была тут несколько минут назад.
— Ладно, попробуй просто отдохнуть.
— Сэр?
— Да, Тина?
— Кто будет составлять рапорт, сэр?
— Не знаю. Давай-ка не будем сейчас думать о рапортах, а лучше подумаем, как нам перенести все это.
— Да, сэр.
Когда он добрался до лаборатории Бет, он услышал, как голос Тины произносит:
— Как ты думаешь, они когда-нибудь откроют сферу?
— Возможно, — сказала Бет, — я не знаю.
— Она пугает меня.
И вновь голос Тины:
— Как ты думаешь, они когда-нибудь откроют сферу?
— Возможно. Я не знаю.
— Она пугает меня.
В лаборатории Бет, сидя за монитором, прокручивала запись.
— Та самая? — спросил Норман.
— Да.
На экране Бет доедала свой пирог, говоря:
— Не вижу причин для испуга.
— Неизвестность.
— Конечно, — говорила с экрана Бет. — Но неизвестное не всегда опасное или страшное. Неизвестное скорее непонятно.
— Знаменитые последние слова, — сказала Бет, глядя на свое изображение.
— В тот момент они были уместны, — заметил Норман, — чтобы успокоить ее.
На экране Бет спрашивала у Тины:
— Ты боишься змей?
— Змеи меня не волнуют.
— Я терпеть не могу змей.
Бет остановила запись, обернулась к Норману:
— Как будто это было давным-давно.
— Я как раз подумал об этом, — ответил Норман.
— Не значит ли это, что мы прожили полную жизнь?
— Я думаю, это значит, что мы находимся в смертельной опасности, — сказал Норман. — Почему тебя так заинтересовала эта запись?
— Потому что мне нечем заняться, а когда мне нечем заняться, я иногда закатываю традиционные женские истерики. Ты уже видел как-то одну, Норман.
— Я? Что-то я не припомню.
— Спасибо, — сказала она.
Норман заметил плед на банкетке в углу лаборатории. И Бет прикрепила одну из лабораторных ламп над этим ложе.
— Ты теперь спишь здесь?
— Да, мне здесь больше нравится. На вершине цилиндра — я чувствую себя как королева подводного мира. — Она улыбнулась. — Вроде дома на дереве, который так любят дети. У тебя когда-нибудь был такой дом на дереве, когда ты был ребенком?
— Нет, — ответил Норман, — у меня не было.
— У меня тоже, — призналась Бет. — Но я представила себе, что он был бы именно таким.
— Выглядит очень уютно, Бет.
— Думаешь, я свихнулась?
— Нет. Я только сказал, что выглядит очень уютно.
— Ты можешь мне сказать, если ты думаешь, что я свихнулась.
— Я думаю, что у тебя все в порядке, Бет. А что Тина? Ты видела ее рану?
— Да, — нахмурилась Бет. — Но я видела и еще кое-что. — Она показала на несколько белых яиц в стеклянном контейнере на полке.
— Еще яйца?
— Они прилипли к костюму Тины, когда она вернулась. Помнишь форму и размеры ее ран? К тому же запах: помнишь, чем от нее пахло, когда мы втаскивали ее сюда?
Норман прекрасно помнил — Тина сильно пахла аммиаком, как будто она была погружена в его раствор.
— Насколько мне известно, — сказала Бет, — только одно животное издает подобный запах. Архитевтис санктипаули.
— Что это?
— Один из видов гигантских спрутов.
— Это он напал на нас?
— Я думаю, что да.
Она объяснила то немногое, что было известно о гигантском спруте, потому что изучены были только экземпляры тех животных, которых обнаружили на берегу и уже в стадии разложения, издающих сильный запах аммиака. На протяжении почти всей человеческой истории гигантского спрута почитали мифическим морским чудовищем. Первые достоверные сведения появились в 1961 году, после того, как французский военный корабль отбуксировал к берегу останки одного из гигантских животных. Множество китов со следами громадных щупалец свидетельствовали о подводных битвах. Киты считались единственными потомками гигантских спрутов — только эти животные были достаточно велики, чтобы походить на потомков этого чудовища.
— Сейчас, — сказала Бет, — гигантских спрутов обнаружили практически в каждом из мировых океанов. Существует по крайней мере три их вида. Эти животные вырастают до громадных размеров и в весе превышают 209 тысячу фунтов. Голова у них длиной более двадцати футов, она окружена восемью щупальцами, каждое длиной около десяти футов с рядами присосок. А на макушке находится рот с острым клювом, вроде клюва попугая, за исключением того, что длина его — семь дюймов.
— Порванный костюм Леви?
— Да, — кивнула она. — У клюва мускулистое основание, так что он может вращаться во всех направлениях. А язык спрута имеет шершавую, как терка, поверхность.
— Тина упоминала какой-то лист, что-то похожее на коричневый лист.
— У спрута еще имеются еще два особых щупальца, вытягивающихся на целых сорок футов. Каждое такое щупальце заканчивается «манусом» или «ладонью», которая очень похожа на огромный лист. Этой самой ладонью спрут и хватает свою добычу. Присоски на ладонях имеют округлую форму и покрыты колючей щетиной, вот откуда расположенные по кругу следы зубов вокруг раны.