— Можешь вставать, Норман, — разрешила Бет.
Он вскочил на ноги и его тут же вырвало.
07.00
Голова у него раскалывалась от головной боли. Свет в модуле казался слишком ярким. Его бил озноб. Бет закутала его в пледом и поместила рядом с калориферами в цилиндре D — так близко, что от гула электрических батареек у него звенело в ушах, и все равно ему было холодно. Он смотрел на нее сверху, пока она бинтовала его пораненное колено.
— Как оно? — спросил он.
— Неважно, — ответила она. — Рана глубокая, почти до кости. Но все будет в порядке. Осталось всего несколько часов.
— Да, я… ох!
— Прости. Почти все. — Бет следовала предписаниям по оказанию первой помощи, извлеченным из компьютера. Чтобы как-то отвлечься от головной боли, он стал читать текст на экране:
ВТОРОСТЕПЕННЫЕ МЕДИЦИНСКИЕ /НЕЛЕТАЛЬНЫЕ/ ОСЛОЖНЕНИЯ
— ТРАВМА
— МИКРОСОН
— ГЕЛИЕВЫЙ ОЗНОБ
— ОТИТ
— ЗАРАЖЕНИЯ
— МЫШЕЧНЫЙ БОЛИ
Выберите одно:
— Вот что мне надо, — сказал Норман. — Микросон. А еще лучше — основательный макросон.
— Да, мне тоже.
Внезапно ему в голову пришла одна мысль:
— Бет, помнишь, ты сбрасывала с меня змей? Почему ты так упорно интересовалась временем?
— Морские змеи — дневные животные, — сказала Бет. — У большинства ядовитых змей чередуются двенадцатичасовые циклы активности и пассивности, соответственно день и ночь. В течение дня, когда они пассивны, с ними можно делать все, что угодно. Например, индийские сильноядовитые змеи никогда не ужалят днем, так что даже детишки играют с ними. Но ночью надо быть настороже. Поэтому я и пыталась определить, в какой стадии цикла находились в тот момент змеи, пока не решила, что они в пассивной дневной стадии.
— А ты сумела правильно вычислить?
— Но ты же жив! — Вот почему решив это, она принялась сбрасывать с него змей голыми руками, зная, что они ее не укусят.
— С руками, полными змей, ты была похожа на медузу Горгону.
— Кто это? Звезда хард рока?
— Нет, мифологический персонаж.
— Та, которая убила своих детей? — спросила она, метнув на него подозрительный взгляд. Бет всегда оставалась настороже, готовая к скрытой насмешке.
— Нет, это другая. То была Медея. А Медуза Горгона была женщиной со змеями вместо волос, обращавшая мужчин в камень, когда они смотрели на нее. Персей убил ее, глядя на ее отражение на поверхности щита.
— Прости, Норман. Это не моя сфера.
А как было замечательно раньше, подумал Норман, когда все образованные европейцы знали мифологических персонажей и связанные с ними легенды так, как знают сокровенные семейные предания. Мифы составляют всеобщее достояние человечества, являясь чем-то вроде карты культуры. А теперь образованный человек вроде Бет совсем не знает мифов. Как будто человек решил, что обойдется и без карты культуры. Но разве это так? Норман покачал головой.
— Все еще холодно, Норман?
— Да. Но хуже всего головная боль.
— Ты, наверное, потерял много жидкости. Давай-ка я поищу, не найдется ли для тебя какого-нибудь питья. — Она подошла к настенному шкафчику первой помощи.
— Сам знаешь, сколько всего ты натворил, — говорила Бет. — Прыгнул в воду без гидрокостюма, а температура воды на несколько градусов ниже точки замерзания. Это было очень отважно. Глупо, но отважно. — Она улыбнулась. — Ты спас мне жизнь, Норман.
— Я не думал об этом, — признался Норман. — Просто взял и сделал. — И он рассказал ей, как увидел ее снаружи с облаком ила, крутящимся за ее спиной и готового поглотить ее, и как почувствовал старый детский страх, что-то из глубин памяти.
— Знаешь, что это было? — сказал он. — Это напомнило мне о смерче из «Волшебника Изумрудного города». Этот смерч заставлял меня в детстве холодеть от ужаса. И как будто я вдруг снова его увидел.
А потом он подумал, что, возможно, это и есть наши новые мифы — Элли и Тотошка, Злая Колдунья, Капитан Немо и гигантский спрут.
— Ну, — сказала Бет, — как бы там ни было, а ты спас мне жизнь.
— Всегда пожалуйста, — улыбнулся Норман. — Только больше так не делай.
— Нет, больше я туда не пойду.
Она принесла какое-то питье в бумажном стаканчике, густое и сладкое.
— Что это?
— Глюкоза. Выпей.
Он глотнул, но было нестерпимо сладко. На экране в другом конце комнаты все еще светилась надпись: «Я ТЕБЯ СЕЙЧАС УБЬЮ*. Он взглянул на Гарри, лежащего без сознания, с трубкой капельницы, протянувшейся по руке.
Все это время Гарри был без сознания.
Ему не хотелось смотреть правде в глаза, но пора было это сделать. Он не хотел, но должен был спросить: «Бет, как ты думаешь, почему все это произошло?»
— Что — это?
— Слова, появившиеся на экране. И еще одна манифестация, похожая на нападение.
Бет смотрела на него прямым немигающим взглядом:
— А что ты думаешь, Норман?
— Это не Гарри.
— Да. Это не он.
— Но тогда почему же это произошло? — Он встал, раскидав одеяла, согнул перевязанное колено: оно болело, но не очень сильно. Норман подошел к иллюминатору и выглянул. На некотором расстоянии от модуля виднелась цепочка красных огней от расставленных Бет взрывателей. Он так и не понял, зачем ей это понадобилось. Все это выглядело так странно. Он опустил глаза к основанию модуля.
И там светились красные огоньки, как раз под иллюминатором. Она расставила взрыватели и вокруг модуля.
— Бет, зачем ты это сделала?
— Что сделала?
— Ты замкнула взрывные устройства вокруг DH-8.
— Да, Норман, — сказала она, стоя перед ним — совершенно спокойная, неподвижная.
— Бет, ты обещала не делать этого.
— Знаю. Но я должна была.
— Как они подсоединены? Где кнопка, Бет?
— Там нет кнопки. Они приводятся в действие вибрационными датчиками.
— Ты хочешь сказать, что они срабатывают автоматически.
— Да, Норман.
— Бет, это безумие. Кто-то продолжает эти манифестации. Кто это делает. Бет?
Она улыбнулась медленной, лукавой кошачьей улыбкой, как будто он разыгрывал ее.
— Ты правда не знаешь?
Он знал. Да, думал он. Он знал, и это кидало его в дрожь.
— Ты делаешь эти манифестации. Бет.
— Нет, Норман, — сказала она совершенно спокойно. — Я этого не делаю. Это делаешь ты.
06.40
Он вспомнил, как в далекие годы, когда он проходил практику в государственном госпитале в Боррего, его шеф поручил ему наблюдать за одним необычным пациентом. Это был молодой человек лет около тридцати, обаятельный и хорошо образованный. О чем только Норман с ним ни беседовал: о. водных передачах Олдсмобиля, о лучших пляжах для виндсерфинга, о последней предвыборной кампании Стевенсона, о распродаже «фордов» и даже о теории Фрейда. Молодой человек был поистине очарователен, хотя курил он почти непрерывно и скрытое напряжение порой проступало в нем. Наконец Норман стал осторожно расспрашивать, почему тот оказался в госпитале.
Молодой человек не помнил. Он очень хотел вспомнить и не мог. Настойчивые расспросы Нормана приводили пациента во все большее раздражение. В конце концов он стал злиться и угрожать, стучал по столу и требовал, чтобы Норман сменил тему.
Только тогда Норману сообщили, кто был этот молодой человек: Алэн Вайтьер, который еще подростком убил мать и сестру в их трейлере в Палм Дезерт, а потом еще шестерых человек на заправочной станции и трех других на стоянке у супермаркета, пока наконец он не явился, рыдая, в полицию, в истерике от содеянного. Он находился в государственном госпитале уже десять лет, и за это время успел совершить несколько жестоких нападений на служащих.
И вот теперь этот человек бесновался от ярости напротив Нормана, пиная стол и швыряя об стены стулья. Норман был еще студентом, он не знал, как сдержать его. Он развернулся, чтобы выскочить из комнаты, но дверь была заперта: ее всегда запирали при беседах с буйнопомешанными. Позади него Вайтьер поднял стол и бросил его об стену; он наступал на Нормана. Норман испытал мгновенный ужас, но вдруг услышал, что замок открывается. Три дюжих санитара ввалились в комнату, подхватили Вайтьера и потащили его прочь, все еще вопящего и вырывающегося.
Норман пошел к шефу разбираться, почему его подставили. Подставили? — удивился шеф. Да, сказал Норман, подставили. Шеф поинтересовался: но разве тебе не сообщали перед этим имя пациента? Разве тебе ни о чем не сказало это имя? Норман ответил, что он как-то не обратил на это должного внимания.
А следовало бы обратить, Норман, заметил руководитель. В местах, подобных этому, нельзя забывать о своей безопасности. Это место слишком опасно.
И теперь, глядя через комнату на Бет, Норман приказал себе: соберись, ты не должен забывать о своей безопасности. Потому что ты имеешь дело с сумасшедшей и еще не понял этого в должной мере.
— Вижу, что ты мне не веришь, — начала Бет, по-прежнему очень спокойно. — Но ты способен просто поговорить?
— Разумеется, — ответил Норман.
— И следовать логике?
— Разумеется, — сказал он, подумав: если здесь и есть сумасшедший, то это не я.
— Хорошо, — сказала Бет. — Помнишь, ты рассказывал мне о Гарри — как все происходящее сходится на Гарри?
— Да, конечно.
— Ты спросил, вижу ли я другое объяснение, и я ответила, что нет. Но другое объяснение есть, Норман. Были в твоем рассказе такие моменты, которые ты намеренно опустил. Вроде медуз. Почему медузы? Ведь это твоего маленького брата обожгла медуза и это ты чувствовал себя виноватым. А когда начинал говорить Джерри? Когда ты был там, Норман. А когда прекратил свое нападение спрут? Когда ты лишился сознания, Норман. Не Гарри, а ты.
Ее голос звучал так спокойно, так убедительно. Он с трудом воспринимал то, что она говорила. Возможно ли, чтобы она была права?
— Вспомни. Подумай, — продолжала Бет. — Ты психолог, единственный человек среди специалистов, имеющих дело с конкретными вещами. Тебе здесь, внизу, нечего делать, — говоришь ты себе. А было ли раньше в твоей жизни такое время, когда ты точно так же чувствовал себя профессионально обойденным? Не было ли это худшим временем для тебя, не ты ли рассказывал мне однажды, что ненавидишь то время в своей жизни?