Комиссар отложил очки и закурил сигарету.
— Должен заметить, мистер Проктор, вы пока не предъявили мне никаких доказательств, что этот парень вас обокрал. Все это были подарки — м-м? — и автомобиль тоже, по сути дела, можно расценивать как подношение.
— Ни в коем случае! Машину я одолжил ему временно.
— На чье имя оформлены документы?
— На мое, разумеется.
— Хорошо. Но временное пользование вполне допускает поездку в Париж. Автомобиль ведь не стоит на месте, а? Он снимается со стоянки и едет. На каком этапе можно установить, что этот парень хочет присвоить вашу собственность? Через какой промежуток времени? Возможно, он вернется сегодня вечером.
— Корсиканец забрал свои пожитки, а это совершенно недвусмысленно показывает, что он не намерен возвращаться.
— Прекрасно, — кивнул комиссар, любивший иногда быть въедливым и занудным. — У нас по-прежнему нет четкой юридической основы, чтобы предъявить обвинение в краже. Вы сами отдали ключи от машины. Вы сказали при этом, что молодой человек в какой-то степени может считать автомобиль своим, — устное заявление, к тому же весьма расплывчатое. Я не усматриваю тут оснований для ареста. Единственное ограничение, какое я рискнул бы предложить, — географического характера, то есть попытку пересечь французскую границу позволительно, хоть и с натяжкой, расценить как не совсем законную и втолковать этому корсиканцу, что он положился на вашу… дружбу больше чем следовало.
— Собрать вещи и уехать, не сказав ни единого слова, — указывает ли это на неприкрытое вероломство?
— Возможно. Но позвольте мне сделать одно замечание. Если вы и впредь собираетесь делать парням дорогие подарки, то непременно еще не раз попадете в такого рода истории. Я достаточно ясно выразился? Хорошо, месье Проктор, мы сделаем то, что в наших силах. Коли парень всего-навсего отправился покататься за город… Помимо того, я установлю наблюдение на границе. А теперь извините — у меня дела.
— Свобода, свобода — замечательная это штука! — воскликнул корсиканец, проносясь вверх-вниз по горной дороге. Они миновали Ниццу и подъезжали к Эзу. — Через час мы будем в Ментоне и там, пожалуй, выпьем, да? А там рукой подать до границы. Ах, прекрасная Италия, с каким удовольствием я тебе ее покажу! И никаких больше напастей. Никакого носатого Винсента, сопящего от страсти! Каждый раз, когда я возвращался, весь обед шел дурацкий допрос — где я был да чем занимался. Нет, это не по мне. Никакие яхты и коктельные бутербродики не заменят свободы. Я не взял ничего, кроме того, что дадено мне по доброй воле, так что до свидания, Соединенные Штаты, страна героев! Осточертели мне эти идиотские сказочки о героизме, пусть глупые павлины бренчат своими медалями без меня. Можешь не сомневаться, я заработал все, что у меня есть. Вот погоди, я отвезу тебя в Портофино. Какая все-таки радость — жить на этом свете!
Патриция, тоже вне себя от счастья, поцеловала тыльную сторону ладони, лежавшей на баранке.
А полицейские Сен-Тропе ломали голову в поисках улик.
— Сработано на редкость чисто. По-любительски, конечно, — какой профессионал станет создавать себе столько хлопот из-за такого мизера? Денег было больше обычного, и они наверняка это знали. Ага, вот это и послужит ключом к разгадке, вне всякого сомнения. Ладно, пусть всех берут на заметку. Все перемещения в округе, границы, конечно, любого, у кого внезапно завелось больше денег, чем ему положено. Проверить все необычные покупки или расходы. Деньги всегда жгут им руки — тотчас подавай новый костюм. Будем надеяться, что у грабителей возникнет искушение обналичить чеки. А теперь — за дело, — распоряжался комиссар.
— Жена потерпевшего здесь, патрон.
— Проводите ее ко мне… Позвольте выразить вам глубокое сочувствие, мадам. Мне приятно сообщить вам, что, по словам врача, у вашего супруга нет никаких увечий или серьезных повреждений. Ему нужны всего несколько недель отдыха… Но вы, конечно, уже и сами побывали в больнице… Мы делаем все возможное, у нас очень неплохие шансы быстро раскрыть это дело. Грабители — дилетанты, мадам. — Он презрительно скривился. — А теперь, просто для порядка… у вас есть что нам сообщить? Я исхожу из того, что грабители каким-то образом проведали о необычно крупной сумме. Иначе это было бы слишком невероятным совпадением. Есть ли у вас хоть какие-то догадки, мадам, как это стало известно? Возможно, вы сумеете вспомнить брошенное ненароком слово, клочок бумаги или телефонный звонок? Короче говоря, маленькую неосторожность, не более чем легкое ослабление бдительности, каковое в другой ситуации не повлекло бы за собой никаких последствий?
— Боюсь, я не заметила ничего такого, — спокойно сказала Натали, — хотя нисколько не сомневаюсь, что вы правы.
— Почему?
— Что — почему?
— Вы не сомневаетесь в моей правоте. Вам приходила в голову та же мысль?
— Вероятно, иначе сформулированная, но мой муж часто бывает неосмотрителен — увлекшись, он забывает обо всем на свете. Впрочем, он ни с кем не говорил об этом в моем присутствии, насколько я помню.
— Однако вы, разумеется, были в курсе?
— Конечно. Мы вместе провели уик-энд на Поркероле.
— Ах да. Посмотрим, что ваш супруг сможет вспомнить, когда очнется.
Увы, Фред очень мало что вспомнил. Упомянул только, как подумал, что в городе очередной карнавал, а это никому особенно не пригодилось. Голова отчаянно болела, но, как только общительный хирург заверил, что Фред не умрет, тот снова начал проявлять интерес к жизни. Ограбление станет хорошей рекламой — дела в магазине пойдут как никогда бойко. Плюс к тому будет хоть какая-то отдача от непомерных страховых взносов. Серва глубоко возмутило предположение, что он мог проявить неосмотрительность. О деньгах не могла знать ни одна живая душа, кроме, конечно, Дельфин и Натали. Он рвался к телефону, чтобы позвонить старухе из Сен-Клу, но врач на все походы наложил вето. И миссия была поручена жене. Фред весьма приободрился, услышав, что старая курица проявила сочувствие, даже сговорчивость. Картина все равно достанется ему, хотя, безусловно, жаль пропускать аукцион. Натали заказала номер в отеле, позвонила на Поркероль распорядиться об отправке своих вещей, а потом — в Париж, чтобы горничная прислала кое-какие, чуть менее легкомысленные туалеты и пижаму для Фреда. Дел у нее в этом круговороте медсестер и полицейских с лихвой хватало. Предвидя, что, когда головная боль утихнет, Фред начнет занудствовать, Натали купила три-четыре детектива в мягкой обложке, чтобы его нейтрализовать.
Баки для топлива и воды были полны, и Раймонд стал подниматься по склону холма, рассчитывая купить немного провизии. Большие запасы ни к чему. Ровно столько, сколько потребуется на первом этапе плавания. Хватит с него и Лазурного Берега, и людей — на очень-очень долгое время.
Но куда плыть? На Канары? В любом случае подальше от Средиземноморья, прочь из Франции. А почему бы и не на Канары? Вполне подходящее место для осмотра и ремонта судна. А если ему будет все так же невыносим вид суши, Канары станут первым этапом пути к Вальпараисо.
«А почему бы и нет, в конце концов». Ничто его не останавливало — или, во всяком случае, меньше, чем когда бы то ни было.
Конечно, дул мистраль, который, если он не уляжется, не сулил ничего хорошего. Раймонд не боялся этого. Он предпочитал мистраль встречам с людьми, которые, казалось, смотрели на него с одинаково спокойным, невозмутимым выражением, давали тысячу фунтов так, будто это были три полупенсовика, а в обмен просили оказать любезность — отправиться куда-нибудь подальше.
Ладно, так Раймонд и поступит. Он не страшился ветра. Немного подумав о подгнившем корпусе «Оливии» с металлической заплатой, капитан пожал плечами. Либо она поплывет, либо нет. Но никаких оснований отчаиваться нет. Мистраль — всего лишь ветер. Он поднимает короткие, хлесткие, сердитые волны, но это не тот шторм, что налетает в Атлантике с северо-востока, сметая все на своем пути. «Оливия» способна нести парус на таком ветру и скользить по крутым коротким бурунам. Двигаясь, как решил Раймонд, на запад, она удалится на порядочное расстояние от суши. А именно об этом он мечтал прежде всего. У «Оливии» неплохие шансы дойти при попутном ветре до самой Минорки. Там он отдохнет, обдумает, чем рискует и каким курсом идти дальше. А главное, будет достаточно далеко от Франции.
У Раймонда было два якоря, удерживающих за ним место стоянки на Поркероле. Он не собирался плыть туда за ними. Зачем ему сейчас якорь на Поркероле? Капитану не хотелось медленно и методично вытягивать корни. Он жаждал все отрубить разом, сплеча, сию секунду. Подчистую.
На границе, у Вентмилье, корсиканец небрежно протянул свои документы. Пограничник, взглянув на паспорт, а потом на Жо, направился к таможеннику, махавшему рукой водителю автомобиля, стоявшего впереди. Таможенник взглянул на водительскую и таможенную лицензии корсиканца.
— Формуляр, пожалуйста. — Он окинул взглядом машину. — Вы владелец этого автомобиля?
— Ну да.
— Но в документах стоит другое имя. Проктор — это кто?
— Он был владельцем раньше, но мы не стали заново возиться с регистрацией.
— И вы утверждаете, что это ваша машина?
— Я ничего не утверждаю. Это действительно моя машина.
— Тогда как вы объясните, что мистер Проктор подал жалобу, обвиняя вас в краже его автомобиля?
Корсиканец изумленно вытаращил глаза, но тут же ухмыльнулся:
— Все ясно. Старый ублюдок взъелся за то, что я уехал, вот и пытается окунуть в дерьмо.
— Это не мое дело. Я вижу одно: автомобиль зарегистрирован на имя Проктора, он заявил о краже, а вы пытаетесь перегнать машину через границу.
— Но он подарил ее мне!
— Подарил или одолжил на время?
— Насовсем, черт возьми.
— А у вас есть какие-то бумаги или другие подтверждения тому, что это подарок?
— Вообще-то нет, но…
— Выходите из машины.
Корсиканец вскипел:
— Черт подери, да я…