— Он не проявляет большой активности на этом поприще.
— Вы имеете в виду, что его иногда видят в ресторанах с чужими женами, но это никого особенно не беспокоит?
— Именно так.
— По вашим словам получается, что он исчез без шума и скандала, совершенно просто, не оставив сведений, куда и почему?
— Правильно.
— А вы просто хотите его отыскать.
— Совершенно справедливо. Все это приводит в замешательство, но вы поняли. Может быть, это было проявление какой-то тревоги, всплеска эмоций, которому предшествовали годы спокойствия и стабильности. Он не выказывал никаких признаков душевного волнения, не совершал никаких экстравагантных поступков, не демонстрировал никому и нигде размеров своего состояния и был абсолютно здоров.
— Я не могу понять одного, мистер Канизиус, — почему вы пришли именно ко мне? Вы сами подтвердили, что он не совершал ничего противозаконного. В вашем рассказе не прозвучало ни намека на какое-либо мошенничество или обман. Он просто исчез, и это никоим образом не затрагивает его состояния. Что вас беспокоит? Я все понимаю, но разве эта работа не для частного детектива?
В первый раз за все время разговора на губах мистера Канизиуса появилась легкая улыбка. Он поднялся и одернул пальто — надо отметить, что оно оставалось застегнутым на все пуговицы на протяжении всего разговора. Взял шляпу и внимательно осмотрел ее, словно проверяя на предмет возможного загрязнения. Не обнаружив ни пятнышка, он аккуратно надел ее, затем неторопливо натянул перчатки.
— Не думаю, что мне нужно отвечать на этот вопрос, мистер Ван дер Вальк. Я полагаю, что вы тем не менее можете ответить на него сами. — Он отвесил инспектору легкий церемонный поклон, открыл дверь и с достоинством удалился.
Ван дер Вальк недоуменно пожал плечами. Задумчиво потер подбородок, затем почесал за ухом, одновременно перечитывая сделанные за время разговора заметки, — несколько вероятностей все же вырисовывалось. Достойный господин вполне мог отправиться со своей женой в небольшое путешествие, не желая предавать огласке этот факт. Он мог сделать что-то, что превратило его в жертву шантажа. Он мог внезапно почувствовать потребность на время отойти от дел и забыл предупредить об этом заинтересованных людей. В конце концов, мистер Канизиус вполне мог наврать ему с три короба. Какая досада, что существует миллион гипотетических причин и мотивов, по которым очень богатый человек может пуститься в бегство. Ни одна из них не была интересна инспектору; его основная работа заключалась в том, чтобы выявлять и предотвращать нарушения уголовного кодекса на территории города Амстердама.
Он захлопнул блокнот и взял папку, от изучения содержимого которой был неожиданно отвлечен, — но вдруг почувствовал, как что-то щекочет его где-то посередине спины — наверное, волосок за шиворот попал. Значит, теперь ему предстояло довольно сложное и увлекательное занятие: свободной рукой он расслабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и почесал карандашом то место, где шея плавно переходит в спину. Мистер Канизиус, конечно, персона, вызывающая интерес, а уж мистер Жан-Клод Маршал тем более, и вообще, все это очень загадочно, но не дающий покоя зуд в спине на данный момент оказался делом гораздо более срочным.
К несчастью, карандаш оказался недостаточно длинным. Где-то здесь была деревянная линейка; он увлеченно копался в поисках необходимого предмета в ящике стола, как вдруг зазвонил телефон.
— Ван дер Вальк. Слушаю. — Ах, вот же она; он с наслаждением засунул линейку сзади за шиворот и пошевелил обоими плечами.
— Говорит комиссар Хуфд, — несколько нервно заявил голос пожилого господина — Ван дер Вальк почувствовал, что наконец-то линейка достала до зудящего места, — это был шеф полиции Амстердама, а значит, его самый главный начальник.
— Да, сэр.
— Вы дежурный офицер?
— Да, сэр.
В трубке воцарилась довольно долгая пауза, во время которой, сложив руку рупором, шеф с кем-то общался. Скрипучий голос старичка звучал раздраженно. Небось снова ругается, что в умывальнике слишком быстро извели полотенца. Это была единственная ситуация, в которой полностью раскрывались детективные и административные таланты шефа полиции. Ван дер Вальк всей душой ненавидел эти полотенца; они были засунуты в ужасную механическую штуку, которая яростно жужжала и щелкала, когда на нее нажимаешь, а потом скупо выплевывала кусочек бумажного полотенца размером в жалких десять сантиметров. За последнюю неделю он уже дошел до ручки, его просто трясло от злости на этот огромный, ненавистный, упрямый рулон омерзительной туалетной бумаги.
— Вы получили заявление от мистера Канизиуса?
Ну вот, снова здорово.
— Да, сэр. Пропавший человек.
— Вы будете работать с этим делом, Ван дер Вальк. Лично, самостоятельно, и начнете немедленно. Вы освобождаетесь от обычных дежурств, ваши сменщики будут предупреждены. Вы должны сделать все, чтобы найти этого человека.
Н-да… Чрезвычайно категоричное заявление. Интересно, его шеф самостоятельно сделал такой отличный выбор в пользу его персоны? Или на нем настоял мистер Канизиус?
— Э-э… Гм. Вы ни в коем случае не должны пользоваться служебным транспортом и официальными каналами информации. Все ваши издержки будут оплачены, в пределах разумного конечно. Никаких помощников. Работать будете в условиях повышенной секретности. Вежливость, Ван дер Вальк, внимание и такт — непременно. Вы меня поняли? Все ясно? Быстрота, энергичность и аккуратность. И никакого шума! Э?
— Так точно, сэр.
— Вы можете начинать немедленно. Вас сменит младший инспектор. Комиссар будет у себя после полудня.
— Понятно, сэр.
Голос шефа был скрипучим, ворчливым, неприятным — хуже, чем треклятые бумажные полотенца.
— Мистер Канизиус ждет вас в своем кабинете в два часа пополудни.
— Хорошо, сэр. — В трубке клацнуло и раздались короткие гудки. Н-да… Вот невезуха, как будто цыгане сглазили.
Мистер Канизиус или фирма «Сопекс» — как ни скажи, все едино — обладают чертовски сильным влиянием. Они не хотят огласки, о боже, конечно не хотят! Это ведь не какие-нибудь мелкие сошки. Они набирают номер и просят к телефону самого министра. Ну да, иногда в крупных фирмах случаются пропажи такого рода, но причины исчезновений, как правило, не имеют криминальной подоплеки. Он вспомнил последний случай, нет, совсем не похожий на этот; один крупный олигарх, действительно важная шишка в одной из огромных индустриальных пирамид, внезапно исчезает, возвращаясь с какой-то конференции, проходившей в Париже. На ноги была поднята вся полиция страны, причем проделано это было просто с невероятной скоростью. Почтенный господин был обнаружен неделю спустя в какой-то богом забытой деревушке на побережье. Объяснение его исчезновения оказалось донельзя банальным; старый бедный козел переутомился на работе и по-тихому смылся, потому что его психиатр прописал ему полный покой и рыбалку. У парня совершенно сорвало крышу от переутомления — жаль, конечно, беднягу олигарха, — он даже забыл сообщить о своем незапланированном отпуске собственной жене. А она, несчастная, так перепугалась и растерялась, что стала бить во все колокола.
Но здесь бить во все колокола никто не станет.
Здесь совсем другой случай. Существует большая разница между тем, чтобы поднять на ноги всю полицию страны, и тем, чтобы поручить задание одному-единственному инспектору полиции, снабдив его строжайшими инструкциями типа: без шума, тактично, результативно. Ха, да еще и сообщив ему, что все его расходы будут оплачены, конечно! Бедный старый шеф наверняка от волнения руки ломает.
У него возникла догадка: вполне возможно, что «Сопекс» гораздо более влиятельная контора, чем ему показалось вначале, или вообще больше чем просто крупная фамильная фирма с мировым именем. Если что-то хорошо для «Дженерал моторс», например, то это хорошо и для всей нации, вполне возможно, что, по этому же принципу, если что-то плохо для «Сопекса», то это плохо не для одной, а даже для нескольких наций.
Но, собственно говоря, ему-то от этого ничуть не легче…
Делая пометки в блокноте, он продолжал методично скрести себя линейкой по спине. В конце концов он решил, что такое сложное и важное дело следует начинать с похода домой; там он спокойно пообедает, сменит рубашку, попросит жену собрать ему чемодан, а потом непременно отправится и сделает первоклассную стрижку, затем вернется, переоденется в новый темно-коричневый английский костюм — словом, приведет себя в порядок — ведь никогда не знаешь, с кем придется встречаться.
Туристу, прослушивающему краткое изложение жизненного пути и заслуг Рембрандта, обычно сообщают, что у славного города Амстердама существует несколько отличительных черт: во-первых, наличие большого количества водных путей и мостов, совсем как в Венеции, а во-вторых, великолепно сохранившаяся архитектура семнадцатого века. Совершенная правда то, что в то время, когда Париж и Вена были еще только на пути к своему мировому величию, а политической столицей мира был Мадрид, мировой столицей дипломатии и искусства была Венеция, Амстердам был столицей коммерции и банковского дела. Турист, не видя достаточно убедительных доказательств этому заявлению, как правило, склоняется к тому, чтобы впасть в скепсис. Местные отцы города проявляют меньше здравого смысла, чем их коллеги в Венеции, в Инсбруке и даже в Сен-Мало, предоставив полную свободу автомобилистам, паркующимся где попало и тем самым изрядно портящим красоту города.
А ведь этот город по-настоящему красив и не менее, чем красив, деловит. Среди загребающих лопатой деньги материалистов в Амстердаме было немало самых передовых покровителей искусства; они любили красоту и платили за нее деньги. Если художники умирали без гроша в кармане или в работном доме, как, например, Франц Халс, или расплачивались своими картинами с булочником, как, например, Вермер Делфтский, это не было целиком и полностью виной рвачей и хапуг, к этому безобразию приложили руку и банкиры и бургомистры, строившие для себя великолепные особняки и старательно наполнявшие их прекрасным, за бесценок скупая у художников их произведения искусства.