— И никто другой.
— Сбежал в Инсбрук. Это мероприятие выглядит довольно рискованным, но на самом деле оказалось абсолютно безопасным. Н-да… а что же случилось с автомобилем?
— А уж это твоя работа, — все еще ухмыляясь, ответил Ван дер Вальк.
— Но у меня все автомобили проверены! — возмутился Штоссель. — Купленные, взятые напрокат, взятые взаймы и угнанные.
— Ты еще не знаешь и не будешь знать, пока кто-нибудь не доложит тебе о том, что он угнан.
— Да, но…
— Как ты думаешь, какой самый лучший способ для того, чтобы избавиться от автомобиля, который можно легко опознать? Оставь его на улице такого города незапертым, и в течение трех часов его благополучно угонят, можешь не сомневаться. А для парня такого высокого полета новый «порше» — это всего-навсего красивая игрушка, не более того.
— Понимаю. Неудивительно, что мы потеряли его… Как бы то ни было, у нас есть две зацепки. Мы теперь знаем, что он уехал вместе с девушкой. Найдем его, а значит, и девушку. А можно по-другому. Я свяжусь с шефом, а потом позвоню в Инсбрук…
— Не надо. Я все сделаю сам.
— Но у тебя нет полномочий.
— А и не надо. Единственное, что нужно сделать, — это пойти к нему и сообщить, что вечеринка окончена. После чего драма благополучно завершится и девушка вернется домой к мамочке. Да и что все это, в конце концов? Просто прихоть богатого мужчины. Этакая романтическая эскапада. Так что девушка вернется в родные пенаты целая и невредимая. А вот он подвергается опасности попасть на первые полосы немецких газет, а это не смешно, Хайнц, сам понимаешь, так что не дай этой истории просочиться в прессу.
«Я словно попал из одного мира в другой», — подумал Ван дер Вальк, сидя в самолете. Он не мог поделиться с Хайнцем, но все говорило о том, что ключ к разгадке преступления еще не найден: декорации и свет совершенно неправдоподобные и мелодраматичные, тени чересчур огромные и резкие, а эмоции насквозь фальшивые. Если девушка исчезает, значит, совершено преступление; если она не изнасилована, или не убита, или не продана в рабство, или еще что-либо подобное, значит, она похищена. Обезумевшие от горя родители, кричащие заголовки статей в прессе, сотни полицейских, пожарных и солдат в высоких ботинках прочесывают местность — на ноги подняты все. Жан-Клод Маршал преступления не совершал. Обстоятельства говорят об обратном, но он уверен, что это правда. Вряд ли Жан-Клод мог предположить, что германская полиция воспримет все настолько серьезно. Для него увезти с собой молодую девушку — это новые ощущения, совершенно новые обстоятельства, новый опыт. Но как все это выглядит со стороны — он этого и сам не знает. Жан-Клод сбежал, и он уверен или хотя бы предполагает, что его будут искать. А в самом ли деле его будут искать? И кто? Полиция? Ему удалось довольно хорошо спрятаться, но все же он умудрился промелькнуть в деле, которое ведет Хайнц Штоссель, вплестись тоненькой ниточкой в лассо телетайпной ленты. Благодаря этому стечению обстоятельств его и обнаружили.
Внезапно глубокомысленные размышления Ван дер Валька были прерваны — во-первых, стюардессой, которая являлась обладательницей столь богатой шевелюры, что этого зрелища пропустить было нельзя, во-вторых, предложенным ему пивом. Пиво оказалось просто превосходным, но, благодаря странной снобистской алхимии авиалиний, оно почему-то было датским. «А все потому, — возмущенно подумал он, — что мы летим на высоте три или четыре тысячи футов над территорией Федеральной Республики, и немецкое пиво незамедлительно становится слишком пролетарским для таких людей, как мы, — а я, черт подери, все равно раскошелюсь на этот золотой «Карлсберг», покорный и смиренный, как Минни Маус, потому что другого пива мне не принесут!» Его негодование собственной покорностью постепенно остывало, и он наконец снова смог сконцентрироваться на Маршале.
Маршал должен осознавать, что полиция разыскивает людей, которые, судя по заявлениям, пропали. Ему ничего не оставалось, как надеяться на то, что Анн-Мари не станет поднимать суматоху вокруг его исчезновения, здесь он не просчитался — она не захотела вмешивать в это дело полицию. Он также должен был рассчитывать на то, что Канизиус тоже останется невозмутим, — но здесь он ошибся. Он знал, что его внезапная отлучка не повредит делам, и он знал, что, как наследник состояния Маршалов, он является довольно важной персоной для многих и очень многих людей. Из всего этого следует, что его просчет относительно того, что Канизиус не станет предпринимать никаких шагов для того, чтобы разыскать его, был основан на том, что, по его разумению, Канизиус должен был быть счастлив, что он убрался с его пути.
И тем не менее Канизиус предпринял эти шаги — и даже очень решительные. Немедленно был привлечен инспектор криминальной полиции, наделенный широкими полномочиями, и ему было гарантировано, что все его расходы будут оплачены. Все выглядело так, словно было совершено преступление. Но тем не менее пока никакого криминала инспектор не обнаружил. Да, уговорить несовершеннолетнюю девушку уехать из родного дома было правонарушением, но Маршал об этом явно не подумал. В противном случае он должен был знать, что полиция станет разыскивать девушку, так же как и его самого. Подумал ли он о том, что девушка, сбившись с толку, обеспечивала ему прекрасный камуфляж?
Пиво было отличным. Ван дер Вальк с удовольствием отметил про себя, что за этот божественный напиток платит Канизиус, впрочем, как и за билет на самолет, и взбодрился.
А Канизиус? Было ли ему что-нибудь известно об этой девушке? Нет, это вряд ли. Мог ли он знать или подозревать о том, что Маршал способен отмочить что-то в таком духе? Что-то неординарное, что-то безумное? Может быть, им известен какой-то секрет, какой-то внутренний порок этого человека? По этой ли причине Канизиус подключил к делу инспектора криминальной полиции? В таком случае почему он об этом ничего не сказал?
Может, Маршал лишен душевного равновесия? Возможно ли, что в прошлом он совершил какое-нибудь преступление? Может быть, эта молодая немка в опасности?
Нет и нет. Он отбросил эту мысль — это было хуже, чем беспочвенное теоретизирование, это было бесполезное напряжение мозгов. Начальник полиции Амстердама, вполне возможно, несколько нервный служитель закона, но и он был бы очень доволен тем, что преступлением здесь и не пахнет. Если бы здесь был хоть какой-то намек на криминал, то он бы придерживался обычной схемы ведения дел — Интерпол и все прочее — и он не отступил бы от этой привычной процедуры даже ради двадцати миллионеров. Нет, его высочество вел себя достаточно прилично и заслуживал доверия. Миллионер с амнезией, которого нельзя преследовать и волновать, который должен быть найден очень деликатно и осторожно ответственным, опытным офицером — все расходы которого оплачиваются, — этой магической фразы вполне достаточно, чтобы успокоить совесть его высочества, без сомнения!
Ван дер Вальк подумал, что так разгорячить себя поисками мотивов — это было серьезной ошибкой. Он — инспектор криминальной полиции, что ж, прекрасно, это означает только то, что он обыкновенный полицейский, как и многие другие, действующий в соответствии с приказом, в данном случае с приказом искать человека, непременно найти его и просто сообщить о его местонахождении Канизиусу. Этот приказ был неофициальным и подразумевал его беспрекословное исполнение даже в том случае, если искомый человек был злоумышленником. Тоненькая ниточка привела его в Кельн, где работал его хороший приятель, который для того, чтобы помочь другу, привел в движение весь полицейский аппарат страны — Ван дер Вальк знал, что Хайнц Штоссель не сделал бы этого, если бы не выяснилось, что чек, выписанный в счет уплаты за лыжное обмундирование и предназначенный для обналичивания его в банке, не был бы подписан именем одного из генералов Наполеона, что означало ответственность мистера Маршала за исчезновение маленькой Дагмар Швивельбейн. Помимо того, что он, Ван дер Вальк, согласился пойти на это, он, затратив неимоверное количество энергии, добился положительного результата и выяснил местонахождение Маршала меньше чем за сорок восемь часов.
Следующая тоненькая ниточка вела в Австрию, может, она и была не намного длиннее, но именно по ней Ван дер Вальк вышел на этого сбежавшего миллионера. Граница находилась под наблюдением, так как Штоссель послал полиции Инсбрука сообщение о разыскиваемой девушке. Теперь он найдет Маршала легко, сделает телефонный звонок — и все, конец истории. На место приедет Канизиус или пришлет доверенное лицо, с Жан-Клодом будет проведена маленькая беседа, после чего юную немку отошлют домой к родителям. Возможные обвинения в похищении будут преданы забвению. И инцидент можно будет считать исчерпанным… Жан-Клод Маршал не преступник. Во всем этом деле нет состава преступления.
А Анн-Мари? Поблагодарит ли она его за такой исход событий? Она не слишком-то радела о том, чтобы к делу подключилась полиция, каким бы ответственным, каким бы опытным, каким бы тактичным и осторожным ни был преследователь ее мужа. В конечном итоге она согласилась на то, чтобы помочь, стала более открытой, но тем не менее не утратила всей подозрительности. Она согласилась с тем, что Маршала надо отыскать, но прозрачно намекнула на то, что ее муж довольно неординарный субъект, и открыто попросила Ван дер Валька попытаться понять его и не принимать на веру все, что ему о нем наговорили. Почему она стала более откровенной, только потому, что он немного понимал в скульптуре и кое-что слышал о знаменитой мебели хепплуайт? Конечно нет, но она хотела, чтобы он понял, что ее муж совсем не обычный человек. «Я по-настоящему верю…» — сказала она тогда. Что она имела в виду?
Было ли возможно, что… Почему же все-таки Канизиус обратился к инспектору криминальной полиции? Возможно, за этим что-то кроется?
Нет, нет и нет. Он ровным счетом ничего не знает, он просто выполняет приказ, следует инструкциям… Жан-Клод Маршал не причастен к преступлению, он даже не совершал похищения — он не злоумышленник.