— А я тем не менее вижу. Да еще для горнолыжницы!
— Так вы хотите просто подойти и похлопать его по плечу.
— Ну, скажите мне теперь, что вы бы сделали, если бы я не приехала сюда, чтобы разыскать его для вас?
— О, это было бы долгое и нудное мероприятие, — невозмутимо сказал он, не сводя с нее глаз. — Ездил бы кругом на машине, проверял все отели, рестораны, шале, сданные внаем, гаражи, магазины — все, если бы возникла такая необходимость. — Говорить ей, насколько мало энтузиазма проявила австрийская полиция, необходимости не было. Проверить все между Страсбургом и Фелдкиршем!
— Вы думаете? — Она пожала плечами. — Это же идиотизм. И вообще, забудьте, что вы полицейский. Я буду учить вас кататься на лыжах.
— Прекрасно, — невозмутимо отозвался он.
Горнолыжница! Ладно, он станет придерживаться ее версии; вообще в ее рассказе было достаточно правды для того, чтобы он не сомневался в том, что поступает правильно. Без сомнения, она хотела отыскать Жан-Клода, и, без сомнения, с ней это сделать гораздо легче, чем без нее. В огромной толпе он вполне мог бы и не узнать ее мужа. А уж она точно не ошиблась бы! Он, конечно, был уверен, что в конце концов отыскал бы Маршала самостоятельно, перевернув все от Страсбурга до Фелдкирша, — ведь люди должны где-то питаться и спать, а Маршал был к тому же богат и взыскателен в запросах…
Но какая это была бы работа! Он абсолютно не сомневался в том, что она была права — эти двое где-то в Инсбруке или в его окрестностях и они конечно же оставили след, по которому их можно найти. Он ничего не сказал о банковских счетах, но в банк с ней поехал — она собиралась в спешке и взяла с собой мало денег. Он подумал о том, что просто великолепно, что эти люди так легко могут получить деньги, для них это было словно напиться воды из-под крана — надо просто повернуть кран, и все, вот она, вода.
Он с интересом наблюдал за тем, как она обменивается шутками с банковским кассиром, а потом идет к нему, засовывая в карман своей куртки с капюшоном пачку австрийских банкнотов.
— У вас есть счет в Инсбруке?
— Нет — в Вене.
И вот теперь они стояли в толпе, наблюдая за соревнованиями. Нигде не было никаких признаков кого-нибудь похожего на Жан-Клода или его молоденькую подружку.
Лыжи никогда особенно не интересовали Ван дер Валька. Первый раз в жизни он смотрел соревнования. Ему нравилось, как девушки с шумом мчались по кривой, вспарывая лыжами снег, отклоняясь то туда, то сюда, сопротивляясь центробежной силе, зажав под мышками лыжные палки, лавировали между стойками и, с легкостью преодолев последний кусок спуска, тормозили, поднимая фонтаны снежных брызг. Это происходило очень быстро, выглядело очень грациозно и было очень захватывающе.
Девушка, преодолевшая спуск быстрее всех, не произвела на Анн-Мари должного впечатления.
— Коротконогая, скудоумная, сексуально привлекательная так же, как стакан выдохшегося пива. Точно так же.
— Да?
Здесь, возможно, было тысяч десять зрителей, а возможно, и больше, а еще пара тысяч рассредоточилась по всей белой долине. Люди заполонили все пространство, весь горный склон сверху донизу; толпа растянулась километра на четыре вдоль всей олимпийской лыжни, так что разглядеть в ней кого-либо было просто невозможно. В районе финишной прямой сгрудилась пара тысяч человек; возможно, он был среди них, наблюдая за соревнованиями в бинокль.
— Точно так же, — продолжала она. — По-настоящему хорошие лыжницы, на которых интересно смотреть, обладающие талантом и стилем, получили плохие стартовые номера, а у великолепных победительниц стиль как у джипа.
Он был полностью с ней согласен. Одна из лучших, по его мнению, девушек, стремительно и грациозно взрезавшая снег, ободряя себя громкими вскриками, слишком далеко отъехала от накатанного лыжного пути и попала на полосу льда, потеряв самообладание, она с воем врезалась в толпу. Ей тут же помогли подняться, но она снова плюхнулась в снег, смеясь.
Соревнования еще не завершились, но первая дюжина уже прошла трассу, так что настоящие фанаты, которых интересовали только лучшие участницы, а не само зрелище, как таковое, и которых не волновала бодрящая атмосфера праздника, уже покидали склон, направляясь к своим автомобилям, стоявшим у его подножия.
Ван дер Вальк не спускал глаз с парочки, беседующей метрах в четырехстах, может, пятистах ниже того места, где стояли они с Анн-Мари. Это ведь вполне могли быть Жан-Клод и его юная немка. Девушка в большой белой меховой шапке была одета в форму участницы; мужчина грузил лыжи на багажник красного фургончика. Проблема была в том, что еще по крайней мере тысяча парочек выглядела совсем как эта. А уж нос мужчины Ван дер Вальк не мог разглядеть вовсе, он видел только пятно лица. Он подрегулировал бинокль, поджидая, пока мужчина повернется в профиль, вдруг бинокль был вырван из его рук — это Анн-Мари заметила, чем он занят. Красный автомобиль подал чуть назад, а потом, выехав на дорогу, запетлял между соснами. Ван дер Вальк вернул себе бинокль и присмотрелся к машине. Это был «Фиат-2300».
— Обратите внимание, — удовлетворенно посоветовал он.
Это были они! Они в самом деле были здесь! Он вдруг почувствовал себя так, словно выпил в одиночку бутылку шампанского. Его ноги больше не были холодными, а его зрение больше не было нерезким. Он взглянул на свою спутницу; ее лицо было совершенно индифферентным.
— Ну?
— Я не могу с уверенностью сказать, Жан-Клод это был или нет, — покачала она головой. — Кто бы это ни был, когда я на него смотрела, он уже согнулся, залезая в машину.
Ван дер Вальк услышал явную фальшь в ее голосе.
— Австрийская полиция может отыскать этот автомобиль в течение получаса. — Он вовсе не собирался обращаться за помощью к австрийской полиции, но ему хотелось увидеть, какова будет ее реакция.
— Не будьте таким идиотом, — злобно выплюнула она. — Если вы позвоните в полицию, то вся эта нелепая история выплывет наружу. Вы не можете этого сделать. Да в этом и нет необходимости. Они наверняка приедут сюда завтра на слалом. Вам следует быть поосторожнее, это не слишком трудно.
— Гораздо проще будет выманить их прямо сейчас. Они без труда могут заметить нас… вас, я полагаю.
— Вы глупец… глупец — разве вы не понимаете, что именно этого и добивается Канизиус?
Он быстро направился вниз по склону, она поспешила за ним, чтобы не отстать.
— Стойте.
Он остановился. Автомобиль, который она взяла напрокат, был припаркован где-то в гуще толпы, шагах в пятидесяти от того места, где стоял «фиат» Жан-Клода.
— Пожалуйста, — попросила она, — сядьте со мной в машину, мне нужно вам кое-что объяснить. Вы ведь не станете совершать чего-нибудь неосмотрительного, пока не услышите то, что я должна сказать?
— Хорошо.
Она открыла автомобиль; в салоне стоял обычный, несколько спертый запах. Это был самый обыкновенный прокатный «рекорд». Официально во всем Инсбруке не осталось ни одной свободной машины, которую можно было бы взять напрокат, но она все-таки отыскала одну. Да уж, она умела взять то, что ей нужно.
Все утро ярко сияло солнце, но вдруг голубизну небосвода закрыли тяжелые серые облака, явно собирался пойти снег. Вчерашний снег толстым слоем покрыл всю долину, но дорога была расчищена, так что ехать можно было довольно быстро. Анн-Мари ехала несколько быстрее, чем хотелось бы Ван дер Вальку, но вела она прекрасно.
— Не слишком хорошая машина, как по-вашему? — Она пожала плечами. — Вообще, все они никуда не годные железяки. У меня побывали все, так что я знаю. У меня были и разные «феррари», и «мазерати», и «Испано-1930» с рулем из слоновой кости. На всех на них чувствуешь себя так же, как на детском самокате.
Горнолыжница! Или нет — он теперь думал о ней по-другому: горнолыжником был Жан-Клод, а не она… Его действия с грехом пополам объяснить было можно. Хладнокровно сманить за собой молодую девушку, ни на секунду не задумавшись о том, что ее семья будет беспокоиться за нее, о том, что наверняка они заявят об исчезновении в полицию. Не думая о том, что искать станут и его. Не говоря уже о девушке — люди никогда не станут просто сидеть, смирившись с тем фактом, что восемнадцатилетняя красавица бесследно исчезла. Нет, ни о чем таком он не беспокоился… Просто он приехал в Инсбрук от души покататься на лыжах, и ничто в мире его не заботило. Хотя… это не имело смысла. Им что-то двигало, точно. Он хотел быстро достичь чего-то. И Анн-Мари об этом знала.
Горнолыжники называют спуск с горы «воронкой». Ты прыгаешь в нее, и все. Выбраться уже невозможно. Тебя не может остановить ничто. Значение имеет только лыжня, больше ничего — ни то, что ты можешь сломать ногу или даже шею, когда обнаружишь себя задыхающимся, дрожащим в снегу, а может, хохочущим, как та девушка сегодня, или рыдающим, как три другие, которые попали на тот же обледенелый участок, что и она. Ты ничего не знаешь и ни о чем не думаешь. Ты просто есть там, действуют только твои мышцы и инстинкты, а скорость твоя почти сто километров в час. Сами по себе соревнования по скоростному спуску — нонсенс, потому что победить в них не может никто, потому что твое положение изменяется в минуту и самого именитого чемпиона можно опередить на сотую долю секунды. Здесь имеет значение только скорость, остановить тебя не может ничто, а каждый метр трассы может стать началом долгого пути по больницам. Но тем не менее никакой другой вид спорта не имеет такой магической силы и способности навсегда завоевывать сердца людей. Ван дер Вальк убедился в этом утром.
Нет, Анн-Мари была больше, чем просто горнолыжницей. В слаломе есть два пути. Или ты рискуешь, надеясь, что ни на что не наткнешься, или используешь все свое мастерство, заботясь о том, чтобы ни на что не наткнуться. Из-за этих хрупких, тонких стержней с трепещущими на них флажками ты можешь из легкой переливчатой стрекозы превратиться в убогую неповоротливую гусеницу. Их даже делают из специального мягкого, гибкого пластика, потому что сегодняшний слалом манипулирует такими высокими скоростями, что деревянные или бамбуковые ограничители трассы стали слишком опасными.