— Может, он радовался тому, что оказался таким хитрым? Адреналин в крови от сознания того, что делаешь что-то необычное. За ним охотится полиция трех стран. Я пытаюсь добраться до него из Голландии, немецкая полиция разыскивает девушку — они знают, что она с ним, австрийцы не слишком беспокоятся о своем вертолете, но все-таки были бы рады как следует пнуть его под зад. Все пограничные посты о нем предупреждены.
— Я даже и не представлял себе… я был за рулем. Просто показал документы на автомобиль и свой паспорт. Да они и так всех нас знают как облупленных.
— Именно на это он и рассчитывал.
— Будь я проклят.
— Куда он направился?
— Я приглашал его вернуться сюда, но он отказался и ответил, что поедет дальше на поезде.
— Какой поезд?
— На Безансон, на север.
— Вы знаете, каков его маршрут?
Прежде чем ответить, Серайе долго и пристально смотрел своими светло-голубыми глазами на Ван дер Валька. Ван дер Вальк очень надеялся на то, что он ответит, потому что не имел права заставлять его это сделать.
— У меня есть одна мысль, — медленно, с неохотой выдавил журналист, — что у него есть коттедж или что-то вроде этого в Вогезах.
— Адрес знаете?
— Нет.
— Телефон?
— Там нет никакого телефона.
— Где находится это место?
— Боюсь, я не знаю.
Ван дер Вальк одарил собеседника доброй, простодушной улыбкой.
— Как же вы узнали, что там нет телефона?
— Вы думаете, что он немного того? Сошел с рельсов? — внезапно спросил Серайе.
— Я ни черта не знаю. Меня все это беспокоит. Я хотел бы, чтобы родители девушки узнали, что она жива и здорова. Я хотел бы поговорить с Маршалом. У меня нет против него абсолютно никаких обвинений. Я не собираюсь его арестовывать или еще что-то в этом роде. Он вправе покидать свой дом тогда, когда он этого пожелает. Но это касается и других людей. Он уехал от жены — она беспокоится. Он бросил свою работу — там тоже беспокоятся. Несомненно, вы думаете, что во всей этой истории есть что-то странное, иначе вы не стали бы так осторожничать со мной. Поверьте, будет лучше, если вы скажете мне.
— У меня есть телефон одного кафе, — медленно проговорил Серайе. — Он сказал, что они могут передать ему сообщение.
— Он не должен звонить вам?
— Нет.
— Но он дал вам номер этого телефона на случай, если кто-нибудь станет разыскивать его, — вы должны сообщить ему об этом.
— Думаю, так, — несчастным голосом согласился Серайе.
— Вы понимаете? Не звоните по этому номеру — это может только ухудшить положение. Вы ведь заметили, что я не угрожаю вам и не пугаю вас, но если в этом деле всплывет какой-нибудь криминал, то законники непременно выяснят, что вы помогали ему дважды, притом один раз после моего предупреждения, это может сыграть не в вашу пользу. Это просто дружеское замечание.
Серайе поднялся, подошел к своему столу и вытащил из ящика записную книжку. Пролистав страницы, он вырвал одну, не глядя на Ван дер Валька, подошел к нему и протянул бумажку:
— Вот. Может быть, вы и правы. Я не знаю, что это за место и где оно находится. Что вы сделаете с этим листочком — ваше дело. Жан-Клод не сможет сказать, что я предал его. Он должен был сказать мне, что, провозя его через границу, я рискую нарваться на неприятности.
— Что сказали вам на пограничном посту?
— Спросили, кто они. Я ответил, что просто двое моих друзей. Я уже собрался разбудить их, но он засмеялся и сказал, что спящие пусть спят, и раз я их хорошо знаю, то все в порядке.
— Если бы он настоял на том, чтобы вы их разбудили, и вы сделали бы это, у вас были бы неприятности — это совершенно точно.
— Это приходило мне на ум, но я забыл об этом, потому что он мой друг. Но в будущем я постараюсь быть более осмотрительным.
Телефонный номер был нацарапан на листочке торопливо, кривовато, так, словно его писали, положив бумажку на руль автомобиля. Где-то в Вогезах… Он отправился с этим листочком на почту. Во Франции узнать адрес по телефону не так сложно, они все зарегистрированы — точно так же, как номера автомобилей…
Полтора часа спустя он сидел в кафе и пил настойку горечавки — в выборе напитков он отличался завидным постоянством.
«Именно то, что нужно, — удовлетворенно подумал он. — Это горный напиток, и вся эта история тоже какая-то горная». Он купил карту Вогез и после нескольких минут ее тщательного изучения обнаружил маленькую деревушку, приткнувшуюся у подножия гор, между хребтом и равниной Эльзаса, недалеко от Саверни и перехода Зорна. «Должно быть, там очень мило», — подумал он; в отдалении от излюбленных туристических мест и от мест, славящихся своими винами, это была мало кому известная деревушка, притаившаяся среди буковых и сосновых лесов.
Было вполне понятно, почему Маршал выбрал именно это место в качестве надежного убежища, — для этой цели оно было чрезвычайно подходящим. Легко верилось в то, что он держал это место в секрете от своей жены, бывая там лишь изредка, возможно с перерывами в несколько лет. Типичный кусочек северного романтизма, который совершенно не гармонировал с миллионерской частью натуры миллионера, но служил местом отдыха для мальчишеской части натуры Маршала. Что ж, у каждого человека есть право на отдых. Это могло бы послужить хорошим противоядием от Канизиуса, от «Сопекса», от пристального внимания общественности и, может быть, от Анн-Мари. Нет, он не собирался звонить Канизиусу: он еще далеко не во всем разобрался. Партия Канизиуса в этом спектакле была сыграна. Он почувствовал, что готов заключить пари, что Канизиус знал — или хотя бы предполагал, — что Жан-Клод способен на гораздо большее, чем он сообщил полиции.
Поезд из Шамоникса до Страсбурга отправился в долгий, но отнюдь не скучный переезд — по красивейшему маршруту, и на Ван дер Валька, наблюдавшего за солнечным закатом, снизошло умиротворение. Все это были пустые хлопоты и сплошная говорильня. Если бы мистер Маршал не имел таких огромных денег, его побег был бы гораздо труднее и менее напоминал бы каникулы, но большие деньги, подобно комете, оставляли за собой яркий хвост. Ван дер Вальк совершил довольно забавный вояж по Альпам, и к чему это привело? Что это прояснило? Нервный мужчина с огромными деньгами, одновременно слишком старый и слишком молодой для своего возраста, который никогда ничего не хотел и ни в чем не нуждался, не получивший урока стойкости, упрямства и терпения — такие уроки получают только бедные люди, которым нужно бороться за каждый шаг в своей жизни. Если у человека нет денег, он печален. Если у человека слишком много денег, он точно так же печален. Нет, Ван дер Вальк был совершенно спокоен, в его размышлениях не было ни намека на истерику: он ведь все равно нагонит этого парня, поговорит с ним и вернет девушку домой, и то, что делает Маршал, — теперь его дело. А вообще, пусть бы об этом беспокоился Канизиус, откровенно говоря, все это было делом частным, не касающимся полиции.
Он перекусил, достал из чемодана свой костюм, сменил на него свою лыжную экипировку и, удобно расположившись, принялся за купленный на вокзале роман Альбера Симонэна{8}. Книга оказалась очень увлекательной благодаря интересному сюжету и тому, что изобиловала гангстерским сленгом, так что он провел несколько счастливых часов, пытаясь представить, как Раймонд Чандлер пересказал бы эту историю, перебросив ее героев в Америку.
Был вечер, сумрачный промозглый вечер в Страсбурге. Он никогда здесь не бывал, в атмосфере этого города царило умиротворение, и это ему очень импонировало. Он пожалел, что не может задержаться здесь подольше, — как бы ему хотелось спокойно насладиться этим городом хоть несколько дней! Нет, он уже достаточно поездил. Теперь он был настроен отправиться домой, почувствовать этот неповторимый вкус собственного дома, услышать голос любимой жены, насладиться домашней едой, ощутить, что его окружают любимые вещи, сказать себе, что он дома и что на следующее утро он проснется, позавтракает и поедет на велосипеде, как обычно, в свой полицейский участок. Ему уже было вполне достаточно гор, живописной обстановки и своеобразного острого удовольствия, которое он испытывал, наблюдая за девушками, катающимися на лыжах по слаломной трассе.
Он наскоро, невыразительно пообедал в совершенно не впечатлившем его отеле неподалеку от вокзала и позвонил Арлетт, прежде чем завалиться спать.
— Я в Страсбурге. Здесь так хорошо, мы как-нибудь съездим с тобой вместе.
— Ты все еще не закончил с этим делом, да? А как твои лыжи?
— О, не напоминай мне про лыжи. Мое плечо все еще болит. Сейчас я хочу только одного — увидеть наш дождливый Амстердам. Прелестный и ровный!
— Когда предполагаешь вернуться домой?
— Если повезет, может быть, закончу со всеми делами завтра. Все это буря в стакане воды. Просто этот парень, за которым меня послали, мечется, словно кролик в поисках убежища. Но я разузнал, где находится его норка. Несомненно, мне придется перетерпеть сцену с его девушкой, но от этого никуда не денешься. Все это путешествие позволило мне снова почувствовать вкус к домашней жизни. А у тебя все в порядке?
— Да, но, правда, я чувствую себя почти вдовой. Удовольствие еще то.
— Да уж. Я позвоню тебе завтра — к тому времени я уже должен что-нибудь разузнать.
На следующее утро все было по-другому: на улице тяжелыми хлопьями валил мокрый снег. На улицах Страсбурга он задерживался не слишком долго, но все же достаточно, чтобы сделать неприятной прогулку.
Он не стал надевать костюм, а выбрал саржевые брюки, канадскую куртку, которую купил — в счет расходов — в Инсбруке, тяжелые ботинки и, между прочим, свитер, который подарила ему Анн-Мари. Это снова заставило его задуматься: почему Анн-Мари пыталась соблазнить его? Почему она криком предупредила Жан-Клода об их присутствии? Он приписал это прихоти женщины, которая по причине своего крайнего богатства может потакать своим капризам. Подавив свое недовольство и досаду от того, что его мечтам о спокойной жизни дома пока не грозит сбыться, и от неуверенности, что он все правильно сделал тогда в горах, он взял напрокат машину. Как все прокатные машины, она вела себя безобразно — передачи переключались из рук вон плохо, видимость была ужасная, подогрев работал слишком сильно, как всегда, он несколько раз повернул не туда, куда надо, — нет, он должен был схватить, пока не поздно, зубами терпения эту пулю раздражения.