БУДЬ ЗАЩИТНИКОМ МОИМ!
«Величая, величаю тебя, Господи, потому что снизошел ты на смирение мое: в руки врагов не предал меня и среди горьких бед спас душу мою. И в день сей, Владыка, да благословит меня десница Твоя и да почиет надо мной милосердие Твое! Смущена душа моя и охвачена тоской: грустит она и терзается в мыслях, и исполнена страха, и трепещет. Боится она, как бы при исходе ее из тела не встретили ее враги и не удержали бы во мраке за грехи, совершенные мною – сознательно или бессознательно – в течение жизни моей. Яви ко мне милость Свою, Владыка всех. Да не увидит бедная душа злобных бесов, но да встретят ее светлые ангелы Твои! Имя святое Свое прославь и к Божественному престолу своему приведи меня.
На суде да не коснется и не захватит меня рука мира сего, чтобы увлечь меня, грешного, в глубину преисподней. Предстань мне во славе своей и будь защитником моим! Помилуй, Господи, душу мою, оскверненную страстями! Если в чем согрешил я по слабости телесной – словом, делом или мыслею – прости мне все, Ты, имеющий власть прощать грехи. Прости меня, Господи, помилуй и даруй мне прохладу рая Своего, и да очищенного от грехов примет меня рука твоя, Владыка, потому что благословен ты во веки веков. Аминь».
ПОМИЛУЙ ВРАГА МОЕГО!
«Помилуй, Господи, ненавидящих меня и завидующих мне! Помилуй, Господи, клевещущих на меня и наносящих мне обиды!
Ничего злого не сотвори с ними за недостойного раба Своего, но по неизреченному милосердию Своему и по безмерной благости Своей ни в этой жизни, ни в будущем веке да не потерпят они зла за меня, грешного. Освети их милостью Своей и осени благодатью Своей, Всеблагий, потому что пред всеми благословен Ты во веки веков. Аминь».
Глава 12 Изгонят козла – не будет зла!
Всякий возвышающийся над обыкновенным уровнем подвергается почти всегда зависти и ревности. Те люди, которые не способны достигнуть его высоты, стараются унизить его презрением, злословием и клеветой. И кричат они тем сильнее, чем мельче сами, думая, что таким образом возвысятся, умалив его достоинства и заслуги. Отсюда и стремление навредить, сглазить, совершить действия, от которых человеку стало бы плохо. Они колдуют сами, идут с этой целью к чародеям. Достигают своей цели, радуются. Но всякое зло наказуемо. И рано или поздно таким людям приходится отвечать за свои нечистые поступки. А почему это неизбежно, может быть, нам объяснит Иван Щеголихин вот в этом отрывочке из своей повести «День Лазаря».
«Решение… просто – регуляция отбора из космоса. Устранение тела греховного… Напакостил – тут же сработал отказ твоему потомству, будто перегорела лампочка и дальше мрак. Персональный. „Смерть плохим, жизнь хорошим“.
Сколько же людей останется на Земле? Мало останется. Возможно, со временем никого не останется. Фильтр жесткий, требовательный и беспощадный…
Детали – тайна, а принцип прост. В момент совершения греховного дела у греховного тела возникает особое поле, едва уловимое отличие – и тут же бьет из космоса молниеносный импульс. Самый скрытый поступок в пустыне и в одиночестве, во мраке и в закрытом пространстве, где ни окон, ни дверей, не слышит никто, не видит, – грех будет неизбежно наказан отлучением от жизни. Лучом – отлучить. Любое непосредство, явное или скрытое, изменяет биоэлектрический потенциал особи, приходит искрение, а оно служит пуском для гамма-лазера. Не видно, не слышно. Ни запаха, ни цвета. Живи, как жил, – в настоящем. А будущего ты лишен, поскольку о нем не думал и не заботился. „Да будет потомство его на погибель, и да изгладится имя их в следующем роде“.
Для того чтобы люди были счастливы на Земле, надо, чтобы не было на ней недобрых людей, приносящих зло, вредящих другим. Богословы говорят так: надо, чтобы земля была населена только добрыми Духами – как воплощенными, так и бесплотными. А для этого необходимо, чтобы „все те Духи, которые очерствели во зле и своим пребыванием поселяли бы смуты, были бы удалены из нее“. И уже сейчас, говорит церковь, происходит борьба дряхлого прошлого, против молодого будущего. Выдвигается идея прихода Духов нового поколения, новой эры, возрождения человечества. „Настоящая эпоха есть эпоха переходная; элементы обоих поколений смешиваются. Находясь на точке промежуточной, мы присутствуем при уходе одного и приходе другого… Настоящее поколение исчезнет постепенно, и новое заступит его место“.
Злые духи будут сосланы в низшие миры и будут замещены лучшими. Видимо, это сделает Христос во время второго своего пришествия. Когда же придет Сын Человеческий во славе Своей и все святые ангелы с Ним, тогда сядет на престол славы своей, и соберутся перед Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую сторону, а козлов – по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: „Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира…“ (Матф, 25, 31–36. Евангелие, гл. XV).
Не будет злых духов, не будет злых людей, не будет порчи и сглаза. Но и не будут случаться с людьми всякие истории, связанные с колдунами, ведьмами и оборотнями, подобные тем, которые мы хотим привести в заключение нашей книги, поскольку эти злыдни тоже исчезнут с лица земли. Но это и лучше. Пусть все эти злые сущности живут только в сказках и легендах, которые, может быть, дойдут и до тех непостижимых для нашего ума времен, когда не будет никакого зла на Земле».
Колдунья
«О том, что моя жена колдует, я узнал случайно на пятнадцатый год супружества. Дело было так…
Прибыл я, значит, домой в самом наигнуснейшем расположении духа, наскоро поужинал, рассеянно взглянул на экран телевизора и, прихватив вечернюю газету, тихонько двинулся по направлению к спальне. Маневр мой не остался незамеченным супругой.
– Ты уже спать? – расстроенно спросила она.
– Спать, – подтвердил я и уже из дверей, желая оправдаться, добавил: – Сегодня день был на редкость тяжелый, неудачный день… я с ног валюсь.
– Конечно, конечно, – кротко согласилась моя жена. – Естественно, тебе надо отдохнуть. Твоя пижама под подушкой… Оказавшись в спальне, я облегченно вздохнул и с вожделением устремился к кровати. Здесь надобно оговориться.
Дело в том, что в последнее время я взял за привычку отходить ко сну в рань поднебесную: перекушу наспех, посижу для отвода глаз несколько минут в обществе жены и – на боковую… Если быть откровенным, то усталость, неприятности по работе тут совсем ни при чем. Все куда печальнее: я охладел к своей супруге. Что греха таить, с годами Лида стала не красавицей. В свои сорок лет она выглядела на полные пятьдесят. (Я же благодаря регулярным занятиям с гантелями и умеренной диете сохранил почти юношескую стройность). Все в ней теперь меня раздражало – и ее аляповатая, безвкусная манерам одеваться, и ее упорное пристрастие к брошкам, кулонам, сережкам, и то, что из из ноздрей у нее торчали черные волоски, и то, что щеки ее отвисали на манер брыльев собаки породы боксер… А так как я патологически не выношу ложь, общаться мне с ней было просто невыносимо. Попробуйте-ка целый вечер благодушно улыбаться, строить планы на лето, обсуждать покупку мебели, когда через два дома по той же улице вас ждет не дождется молодая, свежая, привлекательная, а главное – любимая женщина!..
…Про себя я давно решил уйти к Верунчику и начать новую жизнь, но все как-то мужества не хватало объявить об этом жене…
Проснулся я от каких-то странных толчков…
– Лида, – позвал тогда я жену. – Лида!
Лида не отозвалась… Мои надежды на то, что Лида засиделась в гостиной, не оправдались, свет был потушен. Я вышел в коридор. В коридоре тоже царила кромешная тьма. Не было супруги ни в ванной, ни в туалете. Оставалась кухня… Не успел я сделать по направлению к ней и двух шагов, как до меня донеслись удивительные звуки: бульканье – не бульканье, шипение – не шипение, мяуканье – не мяуканье. Подобных звуков я отродясь не слышал. Постепенно звуки перешли в негромкое заунывное завывание. Несколько мгновений я простоял в совершеннейшем оцепенении, не в силах сдвинуться с места. Завывание тем временем продолжалось. Скоро к нему присоединился резкий, тошнотворный запах, какой мне приходилось встречать возле мыловаренных заводов… Осторожно, на цыпочках, я приблизился к кухонной двери и припал к замочной скважине.
Обзор был неважный, но все же кое-что разглядеть было можно. Я увидел краешек стола, газовую плиту с зажженной конфоркой. Пламя от нее освещало кухню тусклым мертвенно-голубоватым светом. Временами мимо плиты мелькало что-то белое.
Я толкнул дверь, включил выключатель. Картина, представшая передо мной, на несколько мгновений лишила меня дара речи. Моя супруга, наряженная в белую простыню, притопывала, пританцовывала, размахивая руками. Волосы у нее были распущены, рот искривлен в дикой гримасе, глаза закатились и имели совершенно отсутствующее выражение.
– Гыуууу! – завывала она. – Ыуууу!
– Лида, – ошарашенно проговорил я. – Что все это значит?
– Ыыыыыуууу! – был мне ответ.
Тогда я приблизился к ней, схватил ее за плечи и несколько раз что было мочи встряхнул. Подействовало. Она перестала приплясывать, размахивать своими конечностями, с лица сошло животное выражение. Когда я отпустил ее, она обессиленно рухнула на стоявшую поблизости табуретку. Ее все еще продолжала бить дрожь, на губах проступила желтоватая пена, однако постепенно взгляд делался все осмысленнее и осмысленнее, казалось, она возвращается откуда-то издалека. Я дождался, когда она окончательно придет в себя, выдержал паузу и строго спросил:
– Ну и как мне это понимать? – Я обвел кухню широким жестом. – Эти пляски, вопли? Наконец эту нелепую простыню?
Лида молчала. Плечи у нее были безвольно опущены, она нервно покусывала губы и напоминала мне пятиклассника, которого родители застали за курением сигареты.
Уж не увлеклась ли она наркотиками? – мелькнула у меня мысль. – Интересно, что там у нее варится?