– Она была там одна, – выдавил наконец патрульный Манкузо, пытаясь спасти собственный допрос от полного провала.
– Знакомая дама в таком месте одна? – заорал сержант. – Что ж у тебя за знакомые дамы? Она, наверно, сама – наемная проститутка. Убирайся отсюда, Манкузо, и приведи мне настоящего подозрительного субъекта. Ты мне никого еще так и не привел. И никаких больше верных сведений от проституток. Сходи загляни в свой шкафчик. Ты сегодня солдат. Вали.
Патрульный Манкузо сокрушенно отчалил к шкафчикам, задаваясь вопросом, почему у него с сержантом никогда не получается как надо. Едва он вышел, сержант повернулся к детективу и сказал:
– Отправь-ка парочку наших людей в «Ночь утех» как-нибудь вечерком. Там у кого-то хватило ума лясы точить с этим тупицей. Только ему ничего не говори. Я не хочу, чтобы вся слава досталась этому болвану. Пусть ходит ряженым, пока не задержит кого-нибудь.
– Знаешь, а ведь нам сегодня еще одна жалоба на Манкузо поступила: дамочка утверждает, что какой-то заморыш в сомбреро прижимался к ней вчера вечером в автобусе, – сказал детектив.
– Дело серьезное, – задумчиво ответил сержант. – Что ж, еще одна такая жалоба – и мы арестуем его самого.
III
Мистер Гонсалес включил в небольшой конторе свет и зажег газовую грелку около своего стола. Все двадцать лет работы в «Штанах Леви» он всегда приходил в контору первым.
– Было еще темно, когда я сегодня утром прибыл, – говорил он мистеру Леви в тех редких случаях, когда мистеру Леви приходилось навещать «Штаны Леви».
– Вы, должно быть, слишком рано из дому выходите, – отвечал мистер Леви.
– Я стоял на ступеньках конторы сегодня утром и беседовал с молочником.
– Ох, помолчите, Гонсалес. Вы получили мои билеты на самолет до Чикаго на игру «Медведей» с «Упаковщиками»?
– Я уже обогрел всю контору к тому времени, как на работу прибыли остальные.
– Вы жжете мой газ. Сидите в холоде. Вам полезно.
– Я сделал две страницы в гроссбухе за сегодняшнее утро, пока находился здесь один. Смотрите, я поймал крысу у питьевого фонтанчика. Она думала, что еще никого нет, а я пристукнул ее пресс-папье.
– Да уберите же от меня эту чертову крысу. Меня это место и так угнетает. Садитесь-ка на телефон и закажите мне гостиницу на дерби.
Однако мерила усердия в «Штанах Леви» были весьма низки. Исполнительность являлась достаточным поводом к повышению. Мистер Гонсалес дослужился до заведующего конторой и принял на себя командование несколькими удрученными клерками. Он никогда не мог в точности припомнить фамилий клерков или машинисток. Временами казалось, что они появляются и исчезают чуть ли не ежедневно, – за исключением мисс Трикси, восьмидесятилетней помощницы бухгалтера, которая вот уже почти полвека с ошибками переписывала цифирь в гроссбухи Леви. Даже свой зеленый целлулоидный козырек она не снимала по пути на работу и домой, что мистером Гонсалесом истолковывалось как символ лояльности «Штанам Леви». По воскресеньям мисс Трикси иногда надевала козырек и в церковь, по ошибке принимая его за шляпку. Надела она его и на похороны брата – там его сорвала с ее головы более бдительная золовка слегка помоложе. Однако миссис Леви некогда отдала приказ держать мисс Трикси на работе несмотря ни на что.
Мистер Гонсалес повозил по своему столу тряпкой, думая, как это с ним бывало каждое утро именно в это время, когда в конторе еще зябко и пустынно, а причальные крысы под полом играют сами с собой в исступленные игры, о счастье, которое подарил ему союз со «Штанами Леви». Сухогрузы, скользившие по реке сквозь расползавшийся утренний туман, ревели что-то друг другу, и низкие звуки их сирен эхом отдавались в конторе среди ржавых шкафов-регистраторов. Под боком щелкал и потрескивал маленький обогреватель – детали его раскалялись и расширялись. Закуривая первую из десяти своих ежедневных сигарет, мистер Гонсалес бессознательно внимал звукам, начинавшим его рабочие дни все двадцать лет. Докурив до фильтра, он погасил окурок и вытряхнул пепельницу в мусорную корзину. Ему всегда нравилось поражать мистера Леви чистотой своего стола.
Рядом с его столом стояла конторка мисс Трикси. Полуоткрытые ящики были набиты старыми газетами. На полу среди маленьких сферических образований пыли лежал кусок картона, подоткнутый под один угол конторки, чтобы та стояла ровнее. Вместо мисс Трикси стул ее занимали коричневый бумажный пакет, набитый ветхими лоскутами, и моток бечевки. Окурки вываливались из пепельницы прямо на стол. Эту загадку мистеру Гонсалесу так и не удалось разгадать: мисс Трикси не курила. Он допрашивал ее на сей предмет несколько раз, но связного ответа не добился. В рабочем месте мисс Трикси было нечто магнетическое. Оно притягивало к себе все конторские отходы, и кто бы ни терял ручек, очков, кошельков или зажигалок, находили их обычно где-нибудь в недрах ее конторки. Мисс Трикси также копила все телефонные справочники, которые припрятывала в каком-нибудь своем набитом ящике.
Мистер Гонсалес собирался было обыскать рабочее место мисс Трикси, рассчитывая найти пропавшую подушечку для печатей, когда дверь открылась, и в контору вползла сама мисс Трикси, шаркая по деревянному полу резиновыми подошвами. При ней находился другой бумажный пакет, похоже, содержавший тот же ассортимент лоскутов и бечевки – с единственным дополнением: сверху виднелась подушечка для печатей. Уже пару лет мисс Трикси таскала с собой эти пакеты: иногда под ее конторкой скапливалось три или четыре – их смысла и назначения она никогда никому не открывала.
– Доброе утро, мисс Трикси, – выкрикнул Гонсалес своим искрометным тенорком. – И как мы сегодня поживаем?
– Кого? О, здрасьте, Гомес, – немощно отозвалась мисс Трикси и галсами, будто вступая в единоборство с бурей, подрейфовала в сторону дамской комнаты. Мисс Трикси никогда не принимала идеально вертикального положения: они с полом постоянно держали друг друга в состоянии некоторого крена.
Мистер Гонсалес воспользовался ее исчезновением, чтобы изъять свою подушечку из пакета, и обнаружил, что искомый предмет весь покрыт субстанцией, на ощупь и по запаху оказавшейся жиром копченой грудинки. Интересно, размышлял он, вытирая подушечку, сколько еще сотрудников появится сегодня. Как-то год назад на работу пришли только они с мисс Трикси, – правда, это случилось еще до того, как компания ввела пятидолларовую месячную надбавку. Но все равно конторские помощники в «Штанах Леви» частенько бросали работу, даже не позвонив мистеру Гонсалесу. Это служило постоянным источником беспокойства, и после прибытия мисс Трикси управляющий конторой всегда с надеждой поглядывал на дверь, а особенно – теперь, когда фабрика вот-вот начнет поставки весенне-летнего сезона. Говоря откровенно, помощь в конторе ему требовалась до крайности.
За дверью мистер Гонсалес приметил зеленый козырек. Неужели мисс Трикси вышла через фабричный цех и решила вернуться сквозь парадную дверь? С нее станется. Однажды утром она удалилась в дамскую комнату и была обнаружена мистером Гонсалесом в конце рабочего дня спящей на кипе товара на верхнем складском этаже. Но тут дверь открылась, и в конторе обозначилась одна из самых крупных фигур, какие мистер Гонсалес видел в жизни. Мужчина удалил с головы зеленую шапочку и явил густые черные волосы, по моде двадцатых годов размазанные вазелином по черепу. Когда с фигуры слезла куртка, мистер Гонсалес обратил внимание на складки жира, затянутые в узкую белую рубашку, вертикально разделенную широким цветастым галстуком. Похоже, вазелином удобрялись и усы, поскольку блестели они очень ярко. Выше наблюдались невероятные изжелта-небесные глаза, обрамленные тончайшей вязью розоватеньких сосудов. Мистер Гонсалес чуть ли не вслух взмолился, чтобы этот библейский бегемот оказался претендентом на должность. Он был поражен и ошеломлен.
Игнациус же обнаружил себя, наверное, в самой сомнительной конторе из всех, куда ему доводилось заглядывать. Голые лампочки, свисавшие через неравные интервалы с испятнанного потолка, отбрасывали слабый желтый свет на вздутые половицы. Старые шкафы для бумаг делили комнату на несколько маленьких закутков, и в каждом стояло по столу, некогда покрытому своеобразным оранжевым лаком. Сквозь пыльные конторские окна открывался серый вид на причалы Польского проспекта, Армейский Терминал, Миссисипи и в отдалении – сухие доки и крыши Алжира на другом берегу. В комнату бочком проковыляла очень старая женщина и немедленно врезалась в стенку картотеки. Вся атмосфера напомнила Игнациусу его собственную комнату, и клапан его согласился с таким выводом, радостно открывшись. Игнациус чуть ли не вслух взмолился, чтобы его приняли на работу. Он был поражен и ошеломлен.
– Да? – жизнерадостно осведомился резвый человечек, сидевший за чистым столом.
– О, я просто подумал, что здесь заправляет всем эта дама, – ответил Игнациус самым своим громоподобным голосом, решив про себя, что этот живчик отравляет всю контору. – Я пришел в ответ на ваше рекламное объявление.
– О, чудесно. На которое? – восторженно вскричал человечек. – Мы публикуем в газетах два – для мужчины и для женщины.
– А по которому, вы считаете, я пришел? – возопил Игнациус.
– Ох, – ответил мистер Гонсалес в великом смятении. – Я очень извиняюсь. Я не подумал. Я имею в виду, что пол значения не имеет. Вы могли бы справиться с любой работой. Я имею в виду, что пол меня не интересует.
– Прошу вас, не стоит об этом, – промолвил Игнациус. Он с интересом заметил, что старушка за своим столом уже клюет носом. Условия работы выглядели превосходно.
– Заходите, садитесь, прошу вас. Мисс Трикси возьмет ваши куртку и шляпу и повесит их в гардероб для служащих. Нам хочется, чтобы в «Штанах Леви» вы чувствовали себя как дома.
– Но я же с вами даже не поговорил.
– Это ничего. Я уверен, что наши взгляды совпадают. Мисс Трикси. Мисс Трикси!
– Кого? – вскрикнула та, сшибая заряженную пепельницу на пол.