Таких работников, как мистер Райлли, еще надо поискать. Он так предан делу, так заинтересован в предприятии. Он даже планирует посетить фабрику – как только клапану станет лучше, – чтобы посмотреть, как можно улучшить там условия. Прежние работники всегда были так равнодушны, так неаккуратны.
Дверь медленно приоткрылась, и мисс Трикси, предваряемая большим пакетом, совершила свой каждодневный заход внутрь.
– Мисс Трикси! – сказал мистер Гонсалес тоном, который для него звучал непривычно резко.
– Кого? – неистово вскричала мисс Трикси.
Она опустила взгляд и обнаружила на себе драную ночнушку и байковый халат.
– Ох, батюшки, – прохрипела она. – То-то я думаю, чего на улице так похолодало.
– Ступайте домой немедленно.
– На улице холодно, Гомес.
– Вам нельзя оставаться в таком виде в «Штанах Леви», извините.
– Я уже на пенсии? – с надеждой вопросила мисс Трикси.
– Нет! – пискнул мистер Гонсалес. – Я просто хочу, чтобы вы сходили домой и переоделись. Вы ведь живете сразу за углом. Поторопитесь.
Мисс Трикси прошаркала за дверь, захлопнув ее за собой. Затем вернулась за пакетом, оставленным на полу, и хлопнула дверью снова.
Когда час спустя прибыл Игнациус, мисс Трикси еще не вернулась. Мистер Гонсалес прислушивался к тяжелой, медленной поступи мистера Райлли по лестнице. Дверь распахнулась от тычка, и появился изумительный Игнациус Ж. Райлли – вокруг шеи обмотан шарф из шотландки, огромный, как шаль, один конец его заткнут в куртку.
– Доброе утро, сэр, – величественно произнес он.
– Доброе утро, – с восторгом отозвался мистер Гонсалес. – Вы хорошо доехали?
– Всего лишь средне. Я подозреваю, что водитель оказался латентным автогонщиком. Я вынужден был непрерывно его предостерегать. В действительности мы с ним расстались с определенной долей враждебности с обеих сторон. Где наш женский член коллектива сегодня?
– Я вынужден был услать ее домой. Она пришла на работу в ночной сорочке.
Игнациус нахмурился и произнес:
– Я не понимаю, зачем ее услали. В конечном итоге мы все здесь довольно неформальны. Мы – одна большая семья. Я лишь надеюсь, что вы не нанесли урона ее моральному состоянию. – Он наполнил в питьевом фонтанчике стакан, чтобы полить свои бобы. – Возможно, вас не удивит, если однажды утром я появлюсь в своей ночной рубашке. Я нахожу это одеяние довольно комфортабельным.
– Я определенно не намереваюсь диктовать, что вам обоим следует носить, – встревоженно ответил мистер Гонсалес.
– Мне следует надеяться. Нашему с мисс Трикси терпению может прийти конец.
Мистер Гонсалес сделал вид, будто ищет что-то у себя в ящиках стола, чтобы только избежать ужасного взора, вперенного в него Игнациусом.
– Я завершу распятие, – наконец произнес Игнациус, извлекая из мешкообразных карманов куртки две кварты краски.
– Это чудесно.
– Распятие в настоящее время – наш самый первый приоритет. Систематизация, алфавитизация – все должно подождать, пока я не завершу этот проект. Затем, по окончании распятия, я намереваюсь посетить фабрику. Подозреваю, что эти люди просто криком исходят, желая довериться сострадательному слуху, преданному вождю. Я могу оказаться в силах им помочь.
– Разумеется. Не давайте мне собою помыкать.
– Не буду. – Игнациус уставился на управляющего конторой. – Наконец-то мой клапан, кажется, позволяет мне нанести визит на фабрику. Я не должен упускать такой возможности. Если я помедлю, он может запечататься на несколько недель.
– Тогда вам следует идти на фабрику сегодня, – с энтузиазмом подхватил управляющий.
Мистер Гонсалес с надеждой посмотрел на Игнациуса, но ответа не получил. Игнациус систематизировал свою куртку, шарф и шапочку в один из шкафчиков и приступил к распятию. К одиннадцати часам он покрыл его первым слоем краски, тщательно размазывая ее маленькой акварельной кисточкой. Мисс Трикси по-прежнему пребывала в самоволке.
В полдень мистер Гонсалес поднял голову от стопки бумаг, над которыми работал, и произнес:
– Интересно, где может быть мисс Трикси?
– Вы, вероятно, сломили ее дух, – холодно отозвался Игнациус. Он мазал кисточкой неровные края картона. – Тем не менее она может появиться к обеду. Вчера я сообщил ей, что принесу бутерброд с мясным рулетом. Я обнаружил, что мисс Трикси находит мясной рулет довольно аппетитным деликатесом. Я бы и вам предложил такой бутерброд, однако боюсь, что хватит только нам с мисс Трикси.
– Не стоит беспокоиться. – Мистер Гонсалес выдавил изнуренную улыбку и стал смотреть, как Игнациус разворачивает жирный бумажный пакет. – Я все равно собирался работать весь обеденный перерыв, чтобы закончить эти ведомости и счета.
– Так и нужно. Мы не должны позволить «Штанам Леви» отстать в борьбе за выживание сильнейшего.
Игнациус вонзил зубы в первый бутерброд, раздирая его напополам, и некоторое время удовлетворенно жевал.
– Я очень надеюсь, что мисс Трикси все же придет, – произнес он, разделавшись с первой порцией, и выпустил очередь отрыжек, звучавших так, точно расстреливали весь его пищеварительный тракт. – Боюсь, мой клапан не вынесет мясного рулета.
Как раз когда он отдирал зубами от хлеба начинку второго бутерброда, вошла мисс Трикси: зеленый целлулоидный козырек ее смотрел назад.
– Вот она, – сообщил Игнациус управляющему конторой сквозь большой лист вялого салата, свисавший изо рта.
– Ох, да, – обессиленно произнес мистер Гонсалес. – Мисс Трикси.
– Я предполагал, что мясной рулет активизирует ее способности. Сюда, Мать Коммерция.
Мисс Трикси столкнулась со статуей Святого Антония.
– Я так и знала, что у меня на уме что-то было все утро, Глория, – сказала мисс Трикси, вцепившись когтями в бутерброд и уволакивая его к своему столу. Игнациус завороженно наблюдал за сложным процессом приведения челюстей, языка и губ в действие каждым куском бутерброда.
– Вы очень долго переодевались, – сказал управляющий мисс Трикси, с сожалением отмечая, что нынешний ее ансамбль лишь ненамного презентабельнее халата и ночнушки.
– Кого? – переспросила мисс Трикси, высунув язык, на котором громоздился пережеванный мясной рулет с хлебом.
– Я сказал, что вы долго переодевались.
– Я? Я только что вышла.
– Будьте любезны, прекратите ее третировать, – рассерженно вмешался Игнациус.
– Не было совершенно никакой надобности задерживаться так долго. Она живет где-то рядом с причалами, – ответил управляющий и вернулся к своим бумагам.
– Вам понравилось? – осведомился Игнациус у мисс Трикси, когда последняя гримаса сошла с ее губ.
Мисс Трикси кивнула и прилежно взялась за второй бутерброд. Но сжевав половину, вдруг откинулась на стуле.
– Ох, я уже наелась, Глория. Очень вкусно.
– Мистер Гонсалес, не хотите ли кусочек бутерброда, который мисс Трикси уже не съесть?
– Нет, спасибо.
– Лучше, если б вы его взяли. Иначе крысы кинутся на нас штурмом en masse[26].
– Да, Гомес, возьмите, – настойчиво произнесла мисс Трикси, роняя влажную половину недоеденного бутерброда прямо на кипу бумаг на столе управляющего.
– Ну посмотрите, что вы наделали, старая идиотка! – заорал мистер Гонсалес. – Черт бы побрал миссис Леви. Это же ведомость для банка.
– Как смеете вы совершать нападки на сам дух благородной миссис Леви? – загрохотал Игнациус. – Я доложу о вас соответственно, сэр.
– Я готовил эту ведомость больше часа. Посмотрите, что она сделала.
– Я хочу пасхальной ветчины! – прорычала мисс Трикси. – Где моя индюшка на День благодарения? Я бросила чудесную должность кассирши в синематографе, чтобы прийти работать в компанию. А теперь, наверное, так и помру в этой конторе. Должна вам сказать: к работникам тут относятся подло. Я ухожу на пенсию прямо сейчас.
– Почему бы вам не сходить вымыть руки? – предложил ей мистер Гонсалес.
– Это хорошая мысль, Гомес, – согласилась мисс Трикси и галсами пошаркала в дамскую уборную.
Игнациус чувствовал себя обманутым. Он надеялся на сцену. Когда управляющий конторой принялся переписывать ведомость, Игнациус вновь обратился к кресту. Однако сначала надлежало поднять на ноги мисс Трикси, уже вернувшуюся из уборной: теперь она стояла на коленях непосредственно под распятием и молилась – как раз там, где Игнациус красил крест. Мисс Трикси висела у него над душой все время, отходя лишь для того, чтобы заклеить мистеру Гонсалесу конверты, несколько раз в уборную, да вздремнуть. Единственный шум в конторе издавал своей пишущей машинкой и арифмометром управляющий – Игнациус находил, что и то, и другое слегка отвлекает. К половине второго крест был почти завершен. Недоставало только букв из золотой фольги, гласивших «БОГ И КОММЕРЦИЯ», которые Игнациус собирался приклеить к нижней части распятия. Когда девиз утвердился на месте, Игнациус отошел на шаг и сообщил мисс Трикси:
– Дело сделано.
– Ох, Глория, как красиво, – искренне ответила мисс Трикси. – Вы посмотрите, Гомес.
– Какая красота, – сказал мистер Гонсалес, устало изучая распятие.
– Теперь – к систематизации, – деловито произнес Игнациус, – а потом – на фабрику. Я не могу терпеть социальной несправедливости.
– Да, вам следует сходить на фабрику, пока у вас еще функционирует клапан, – подтвердил управляющий.
Игнациус зашел за стенку конторских шкафчиков, взял в руки скопившуюся стопку еще не разложенного по папкам материала и швырнул ее в мусорную корзину. Заметив, что управляющий сидит за своим столом, прикрыв глаза ладонью, Игнациус вытащил первый ящик с папками и, перевернув, вывалил все его алфавитное содержимое туда же.
А после этого затопотал к фабричной двери, прогрохотав мимо мисс Трикси, снова молившейся на коленях перед распятием.
III
Патрульный Манкузо в попытках задержать кого-нибудь – хоть кого-нибудь для сержанта – пробовал левачить. Высадив тетушку возле дома после кегельбана, он решил самостоятельно зайти в бар и посмотреть, не перепадет ли чего-нибудь. Перепали три жуткого вида девахи, которые его же и побили. Он поправлял повязку на голове, входя в участок, куда его вызвал сержант.