Но вернемся к вопросу хранения. Лишь когда автобус пересек Елисейские Поля, Джордж кое-что придумал. Вот же место, все время перед носом маячило – он просто не сообразил. Джордж готов был пнуть себя в лодыжку заточенным мыском собственного цыганского сапога. Перед глазами у него стоял прекрасный, просторный, защищенный от превратностей погоды металлический ящик, мобильный несгораемый шкаф, который ни одному шпику на свете, сколь бы хитер он ни был, не придет в голову открыть, – сейф, охраняемый самым большим олухом в мире: отсек для булочек в жестяной сосиске этого придурочного киоскера.
Одиннадцать
I
– Ай, погляди тока, – сказала Санта, поднося газету к самом носу. – Какую славненькую картину у нас показывают с малюткой Дэбби Рэйнолдз[68].
– Ай, какая миленькая, – откликнулась миссис Райлли. – Вам она нравится, Клод?
– А это кто? – благодушно осведомился мистер Робишо.
– Маленькая Дебра Рейнолдз, – пояснила миссис Райлли.
– Кажется, не припоминаю. Я не ходок по кино.
– Она дорогуша, – сказала Санта. – Такая щуплэнькая. Ты ей видела в той прэлестной фильме, где она там Тэмми играла, Ирэна?[69]
– Это там, где она слепая стала?
– Нет, дэушка! Ты, наверно, с другой перепутала.
– Ох, я даже знаю, с кем, лапуся. Я про Джун Уайман[70] думала. Тоже милашечка была.
– Ай, хорошая какая, да, – откликнулась Санта. – Помню ту картину, где она играла куклу такую глупую, ее еще потом снасильничали.
– Боже-сусе, хорошо, что я не пошла.
– Ай, чудэсная картина была, малыша. Очень драматиццкая. Какое у этой куклы лицо было, когда ей снасильничали. Никогда не забуду.
– Кому-нибудь еще кофы налить? – спросил мистер Робишо.
– Ага, вот суда плэсните, Клод, – сказала Санта, снова складывая газету и швыряя ее на холодильник. – Как жалко же, что Анджело не смог. Бедненький мальчик. Сказал мне, что день и ночь работать сам будет, чтоб хоть кого-нить привлэчь. Наверно, дэжурит сегодня где-то. Вы б слыхали, чего мне Рита евонная грит. Анджело, кажись, пошел и накупил сэбе носить много дорогой одёжи, чтобы, наверно, какого супчика привлечь. Ну стыд же ж какой, а? Оно и видно же ж, как мальчик органы любит. Ежли его вышибут, у него ж сэрце разобьется. Ох, хорошо б он побродягу какого привлек.
– Тяжкая у Анджело дорожка, – рассеянно произнесла миссис Райлли. Она вспомнила о вывеске «МИР ВСЕМ ЛЮДЯМ ДОБРОЙ ВОЛИ», которую Игнациус прикрепил кнопками к фасаду их дома, вернувшись как-то раз с работы. Едва табличка появилась, мисс Энни устроила допрос с пристрастием – свои вопросы она орала из-за ставней. – А что вы думаете, Клод, если кому-то мира хочется?
– По мне, так это чистый комуняс.
Худшие страхи миссис Райлли подтвердились.
– А кому это мира нада? – спросила Санта.
– Игнациус вывеску на дом повесил про мир.
– Я так и знала, – рассердилась Санта. – Сначала этот мальчик короля сэбе хочет, тэперь – мира. Говорю тебе, Ирэна. За ради твово же блага. Мальчика твово слэдывает посадить.
– А сережку он уже не носит. Я его спросила, а он говорит: «Не ношу я никакой сережки, мамуля».
– Анджело врать не станет.
– Может, у него – малюпусенькая.
– По мне так сэрежка сэрежка и есть. Правда же ж, Клод?
– Это правда, – степенно ответил Клод Санте.
– Санта, лапуся, какая миленькая у тебя Святая Дева на телевизере, – поспешила отвлечь их от сережки миссис Райлли.
Все посмотрели на телевизионный приемник, стоявший рядом с холодильником, и Санта ответила:
– Ну она же правда хорошенькая? Это наша маленькая Матерь Чиливидэнья. У нее снизу присоска, чтоб я ее не сшибла, когда грохочу тут по кухне. Я ее у Лэнни купила.
– У Ленни все есть, – сказала миссис Райлли. – И, похоже, с хорошего пластика сделали, не сломается.
– Ну, как вам, дэтишки, ужин понравился?
– Он был восхитителен, – ответил мистер Робишо.
– Чудесный, – подтвердила миссис Райлли. – Уж я давненько так хорошо не кушала.
– Гаарфф, – рыгнула Санта. – Я, мне кажется, сильно много чэсноку бухнула в эти шпигованные баклажаны, да токо чэсноку я всегда пэреложиваю. Мне даже внучата твэрдят: «Эй, мамо, ты точно всегда чэсноку пэреложиваишь».
– Ай, как же ж мило, а? – заметила миссис Райлли по поводу внучат-гурманов.
– А по мне, так баклажаны отличные, – сказал мистер Робишо.
– Я самая щасливая, токо когда полы драю или покушать готовлю, – сообщила Санта гостям. – Ох и люблю я касрулю коклэт наготовить или джамбалаи с крыветками.
– И мне готовить нравится, – вставил мистер Робишо. – Дочке помощь иногда.
– Ну это уж точно, – подтвердила Санта. – Мущщина, который готовыть умеет, – пэрвый помощник в дому, уж мне повэрьте. – Она лягнула под столом миссис Райлли. – Коли у жэнщины мущщина готовыть любит, так, щитай, повэзло дэвоньке.
– А вам нравится готовить, Ирэна? – спросил мистер Робишо.
– Это вы мне, Клод? – Миссис Райлли пыталась себе представить, как Игнациус выглядит с сережкой в ухе.
– Хватит же ж в облаках витать, дэушка, – распорядилась Санта. – Тут Клод у тебя спрашивает, ты готовку любишь?
– Ага, – соврала миссис Райлли. – Нравится мне готовить, нравится. Только иногда на кухне так жарко, а особо – летом. Из проулка почти совсем не дует. Игнациус же ж все равно всякую дрянь обожает. Дай ему побольше «Доктора Орешка» да выпечки, и он уже довольный ходит.
– Вам надобно лектрическую плитку завести, – посоветовал мистер Робишо. – Я своей дочке такую купил. От нее не столько жару, как от газовой.
– Откуда ж у вас стока дэнег, Клод? – заинтересовалась Санта.
– А у меня пензия хорошая от железнодороги. Я ж у них сорок четыре года прослужил. Мне же такой красивый золотой значок дали, когда уходил.
– Ай, как мило, а? – сказала миссис Райлли. – Так вы хорошо добились, а, Клод?
– Потом, – продолжал мистер Робишо, – у меня недвижность внаем вокруг дома. Я всегда чуточку зарплаты откладывал, чтоб в недвижности потом инвестирывать. Недвижность – это же хорошая инвестицыя.
– Еще бы, – закивала Санта, делая страшные глаза миссис Райлли. – Так вы, значит, тэперь обеспэчены, а?
– Мне довольно прилично хватает. Но знаете – надоедает иногда с дочкой и ее мужем жить. То есть их дело молодое. Своя семья, опять же. Они ко мне очень хорошо относятся, да мне бы все равно лучше какой-нибудь домишко, но чтоб свой. Понимаете, да?
– На вашем месте, – сказала миссис Райлли, – я бы там и осталась. Если ваша маленькая дочка не против то есть, – так-то у вас там все налажено славно. Ох, вот бы только у меня послушный мальчик был. Скажите же ж спасибо за то, что у вас есть, Клод.
Санта впечатала каблук миссис Райлли в лодыжку.
– А-ай! – заверещала та.
– Х-хосподи, прости меня, малыша. Всё мои ноги большущие. Всэгда меня подводют. В обувном не подбэрешь никада ничё. Продавец видит – я иду, и думает уже: «Боже ж мой, вон опять мисс Батталья идет, что же ж мне дэлать?»
– Да не такие ж они у тебя и большие, – заметила миссис Райлли, заглядывая под кухонный стол.
– Я ж их просто в эти тюфли тэсные втиснула. Видела б ты, какие они, когда я босяком хожу, дэушка.
– А у меня ноги хроˊмые, – сообщила миссис Райлли остальным. Санта сделала ей знак не обсуждать свои недостатки, однако закрыть миссис Райлли рот было непросто. – Иной день и вообще ходить не могу. Мне кажется, они у меня болеть начали, когда Игнациус был совсем кроха, а я его повсюду на себе таскала. Боже-сусе, как же он медленно ходил. И носом все время падал. Да и тяжеловат был для свойво возраста. Может, от этого у меня артюрит.
– Послушайте-ка меня, дэтки, – быстро вмешалась Санта, чтобы миссис Райлли не успела пуститься в описание какого-нибудь нового ужасного изъяна. – А не сходить ли нам, не поглядэть ли милашечку Дэбби Рэйнолдз?
– Это будет мило, – ответил мистер Робишо. – Я никогда на картины не хожу.
– Ты хочешь сходить картину посмотреть? – переспросила миссис Райлли. – Ну, я не знаю. У меня ноги.
– Ай, да ладно тебе, дэушка. Давай иˊз дому выберемся. Тут чэсноком воняет.
– Игнациус, кажись, мне говорил, это фильма никудышняя. Он кажную новую картину не пропускает, этот мальчик.
– Ирэна! – рассердилась Санта. – Ты все врэмя про этого мальчика думаешь, а он тебе столько хлопот чинит. Да проснись же ж наконэц, малыша. Если б у тебя понятие хоть какое было, ты б давно его уже в Благодаритэльную больницу сдала. К нему б там шлан включили. Ему б там летрицкую розэтку вставили. Игнациусу твому б там показали, где раки зимуют. Он бы там сразу сэбя вести стал.
– Да-а? – с интересом спросила миссис Райлли. – А скока это стоит?
– Это бэсплатно все, Ирэна.
– Государственное здравохранение, – заметил мистер Робишо. – Там, наверно, сплошь комунясы с попутчиками работают в этом месте.
– Этой больницей монашки заправляют, Клод. Х-хосподи, и где вы только всю эту ахинэю про камуняков нахватали?
– А может, сестер этих обдурачили? – сказал мистер Робишо.
– Ай, какой ужас, – сокрушенно покачала головой миссис Райлли. – Бедненькие сестрички. Заправляют всем для банды комунястов.
– Да плювать мне, кто там запрывляет, – сказала Санта. – Если там бэсплатно людей дэржут, Игнациусу там самое что ни на есть мэсто.
– Игнациус только начнет там с народом разговоры вести, так они, наверно, разозлятся и надолго его запрут хорошенько, – произнесла миссис Райлли. Однако думала она о том, что даже в такой перспективе могут быть свои преимущества. – Может, он дохторов слушаться не буйт.
– Заставют, куда денецца. По кумполу надают, в мирительную рубашку запрут, да еще воды на него свэрху накачают, – с несколько чрезмерным воодушевлением высказалась Санта.
– Вы о себе совсем не думаете, Ирэна, – вмешался мистер Робишо. – Этот ваш сынишка вас же в могилу загонит.