На сей раз я по-настоящему вступлю в противоборство с распутницей Мирной. План этот слишком поразителен и невероятен для буквального либерального мышления распутницы, погрязшего в клаустрофобских тисках клише и штампов. Крестовый Поход за Мавританское Достоинство, моя первая блистательная атака на проблемы современности, стал бы довольно-таки грандиозным и решающим путчем, если бы не мелкобуржуазное в основе своей мировоззрение сравнительно простого люда, что возглавил его авангард. На сей раз я буду работать с теми, кто избегает пресной философии среднего класса, с теми, кто не прочь становиться на противоречивые позиции, следовать своим курсом, сколь непопулярным бы он ни оказался, сколь мощно ни угрожал бы он самодовольству среднего класса.
М. Минкофф желает секса в политике? Я предоставлю ей секс в политике – и в изобилии! Вне всякого сомнения, она окажется слишком ошеломлена, чтобы отозваться на оригинальность моего проекта. По самой крайней мере, она вся изойдет завистью. (Этой особой женской принадлежности следует заняться. Подобное бесстыдство нельзя не пресекать.)
В мозгу моем бушует полемика между Прагматизмом и Нравственностью. Оправдывает ли достославную цель – Мир – столь ужасное средство – Дегенерация? Подобно двум фигурам средневековой моралитэ, Прагматизм и Нравственность сошлись в спарринге на боксерском ринге моего мозга. Я не имею права дожидаться исхода их неистового спора: я слишком одержим Миром. (Если какие-либо перспективные продюсеры кинематографа заинтересованы в приобретении прав на этот Дневник, я могу привести здесь свои замечания по поводу того, как следует снимать эту полемику. Музыкальная пила может предоставить отличный фон аккомпанемента, а глазное яблоко главного героя – наложиться на сцену поединка самым символическим образом. Разумеется, неизвестного привлекательного актера на роль Рабочего Парнишки всегда можно будет обнаружить в аптечной лавке или мотеле – или же в ином притоне, где обычно делаются подобные «открытия». Фильм можно снимать в Испании, Италии или другой столь же интересной стране вроде Северной Америки, которую захочет посетить актерский ансамбль.)
Прошу прощения. Те из вас, кто заинтересован в последних унылых новостях из мира сосисок, их здесь не обнаружат. Разум мой слишком озабочен великолепием этого нового плана. Теперь я должен выйти на связь с М. Минкофф и набросать конспект своей лекции на первом митинге.
Об общественном здравии: моя прогульщица-мать снова исчезла из дому, что в действительности довольно-таки удачно. Ее энергичные нападки и гневные атаки на мое существо негативно воздействуют на клапан. Она сказала, что собирается посетить Коронование Майской Королевы в какой-то из церквей, но поскольку сейчас у нас не май, я склонен сомневаться в ее правдивости.
«Изощренная комедия» с участием моей излюбленной кинозвезды женского рода номер один начинает демонстрироваться в центральном кинематографическом театре тотчас же. Я неким образом должен попасть туда в день премьеры. Могу лишь вообразить себе все новейшие ужасы этого фильма, его показную рисовку своей вульгарностью перед лицом теологии и геометрии, вкуса и пристойности. (Я не понимаю своей неодолимой тяги к просмотру кинофильмов; почти кажется, что кинематограф – «у меня в крови».)
О личном здоровье: желудок выходит за все мыслимые пределы; швы моего халата киоскера уже зловеще потрескивают.
До будущих встреч,
Тэб, Ваш Рабочий Парнишка-Пацифист
III
Миссис Леви помогла обновленной мисс Трикси подняться по ступенькам и открыла перед нею дверь.
– Это же «Штаны Леви»! – прорычала мисс Трикси.
– Вы вернулись туда, куда хотели, и где в вас нуждаются, дорогуша. – Миссис Леви будто успокаивала ребенка. – И как же здесь вас не хватало. Каждый день мистер Гонсалес обрывал телефон, умоляя вернуть вас. Ну разве не чудесно сознавать, что вы так необходимы предприятию?
– Я думала, я уже на пенсии. – Массивные зубы щелкнули медвежьим капканом. – Вы меня надули!
– Ну, теперь ты счастлива? – спросил мистер Леви супругу. Он шел за ними следом с пакетом лоскутов мисс Трикси в руках. – Если б у нее был при себе нож, я бы уже вез тебя в реанимацию.
– Ты прислушайся, сколько огня в ее голосе, – сказала миссис Леви. – Столько энергии. Это невероятно.
Мисс Трикси попыталась вырваться из хватки миссис Леви, как только они вступили в контору, однако новым туфлям-лодочкам не хватало того сцепления, что давали старые тапочки, и мисс Трикси только шкивнуло.
– Она вернулась? – сокрушенно взвыл мистер Гонсалес.
– Вы глазам своим не верите? – спросила миссис Леви.
Мистер Гонсалес вынужден был посмотреть на мисс Трикси, чьи очи казались тусклыми лужицами, обведенными синими тенями. Губы ее были растянуты оранжевыми мазками, сверху доходившими почти до ноздрей. Около сережек из-под черного парика, сидевшего несколько набекрень, выбивалось несколько седых клочков. Короткая юбка обнажала иссохшие кривоватые ноги и крохотные ступни, на которых туфли-лодочки выглядели снегоступами. Несколько дней, проведенных мисс Трикси в дреме под ультрафиолетовой лампой, испекли помощницу бухгалтера до золотисто-бурого оттенка.
– Она выглядит явно отдохнувшей, – произнес мистер Гонсалес. В голосе его звучала фальшь, а улыбка была вымученной. – Вы оказали ей чудесную услугу, миссис Леви.
– Я очень привлекательная женщина, – пролепетала мисс Трикси.
Мистер Гонсалес нервически рассмеялся.
– Теперь послушайте сюда, – распорядилась миссис Леви. – Все беды этой женщины отчасти как раз коренятся вот в таком отношении. Насмешки ей не нужны.
Мистер Гонсалес безуспешно попробовал поцеловать миссис Леви руку.
– Я хочу, чтобы вы заставили ее почувствовать себя нужной, Гонсалес. Ум этой женщины по-прежнему остёр. Давайте ей такую работу, которая будет тренировать эти ее свойства. Предоставьте ей больше полномочий. Ей отчаянно нужна активная роль в этом бизнесе.
– Определенно, – согласился мистер Гонсалес. – Я сам это все время твержу. Разве нет, мисс Трикси?
– Кого? – рявкнула та.
– Мне всегда хотелось, чтобы вы брали на себя больше ответственности, больше полномочий, – заорал управляющий конторой. – Разве не правда?
– Ох, заткнитесь, Гомес. – Зубы мисс Трикси щелкнули, словно кастаньеты. – Вы уже купили мне пасхальной ветчины? Отвечайте.
– Так, ладно. Ты уже довольно развлеклась. Поехали, – сказал супруге мистер Леви. – Шевелись. У меня обострилась депрессия.
– Секундочку, – вмешался мистер Гонсалес. – У меня для вас почта.
Как только управляющий отошел к своему столу за почтой, в глубине конторы громыхнуло. Все, за исключением уже дремавшей за своим столом мисс Трикси, повернулись в сторону отдела систематизации документации. Там крайне высокий человек с длинными черными волосами поднимал с пола выпавший ящик. Он грубо запихал папки обратно и с треском сунул его в конторский шкаф.
– Это мистер Залатимо, – прошептал мистер Гонсалес. – Он с нами всего лишь несколько дней, и мне кажется, у него ничего не выйдет. Я не думаю, что нам захочется включать его в поощрительный план «Штанов Леви».
Мистер Залатимо в замешательстве посмотрел на шкафы с документами и почесался. Затем выдвинул еще один ящик и начал рыться в нем одной рукой, другой скребя себя под мышкой сквозь ветхую трикотажную рубашку.
– Не хотите с ним познакомиться? – спросил управляющий конторой.
– Нет, спасибо, – ответил мистер Леви. – Где вы находите всех этих людей, которые здесь у вас работают, Гонсалес? Я таких нигде больше не встречал.
– На мой взгляд, он вылитый гангстер, – опасливо произнесла миссис Леви. – Вы же здесь наличность не храните, правда?
– Я думаю, мистер Залатимо честен, – прошептал управляющий. – У него только с алфавитом сложности. – Он вручил мистеру Леви пачку писем. – Здесь, главным образом, подтверждения вашей брони в отелях на весенние тренировки. Вот здесь – письмо от Абельмана. Оно адресовано вам, а не компании, и тут написано «лично в руки», поэтому я решил, что лучше, если вы сами его откроете. Оно уже несколько дней здесь лежит.
– Ну что этому дурачку еще надо? – разозлился мистер Леви.
– Вероятно, он недоумевает, что стало с блестящим развивающимся концерном, – заметила миссис Леви. – Быть может, он не понимает, как такое могло произойти после смерти Леона Леви. Может, у этого Абельмана для повесы найдется слово мудрого совета. Прочти, Гас. Это будет твоя недельная работа на благо «Штанов Леви».
Мистер Леви осмотрел конверт, где «лично в руки» было написано красными чернилами целых три раза. Затем распечатал и извлек письмо, к которому было подколото скрепкой что-то еще.
Глубокоуважаемый Гас Леви,
Мы были шокированы и прискорбно задеты получением прилагаемого к сему письма. В течение тридцати лет мы верой и правдой служили распространителями Вашего товара и до настоящего времени испытывали самые теплые и нежные чувства к Вашей фирме. Вероятно, Вы помните траурный венок, что мы прислали, когда скончался Ваш отец, а ведь мы тогда не пожалели никаких расходов.
Это письмо будет очень кратким. Проведя множество ночей без сна, мы передали оригинал полученного нами письма нашему адвокату, который подает на Вас в суд по делу о заявлении, порочащем нашу честь и достоинство, на 500 000 долларов. Мы полагаем, что это совсем не великая компенсация за наши чувства, задетые Вами.
Наймите себе адвоката. Встретимся в суде как джентльмены. И, пожалуйста, угроз больше не нужно.
С наилучшими пожеланиями,
И. Абельман,
Управляющий, «Мануфактура Абельмана»
Мистер Леви похолодел, перевернув страницу и прочтя термофаксную копию своего письма Абельману. Невероятно. Кому понадобилось прилагать столько усилий, чтобы такое сочинить? «Г-ну И. Абельману, Олигофрену, Эск.»; «тотальное отсутствие у Вас контакта с реальностью»; «Вашим умственно-отсталым и трущобным мировоззрением»; «ощутите на своих жалких плечах обжигающий укус хлыста». Хуже всего – подпись «Гас Леви» выглядела вполне подлинной. Абельман сейчас, должно быть, целует оригинал, да еще и губами причмокивает. Для таких, как Абельман, подобные письма – просто сберегательные облигации, незаполненный чек на предъявителя.