– А чё это такой белый чувак, – да еще гавришь так складно, – вдруг сусисы торгует?
– Прошу вас направлять издуваемый дым в ином направлении. Моя респираторная система, к сожалению, далека от совершенства. Я подозреваю, что стал результатом исключительно слабого зачатия со стороны моего отца. Сперма его, вероятно, была извергнута довольно-таки небрежным манером.
Подфартило, подумал Джоунз. Жирная мамка свалилась с неба как раз, когда позарез нужна.
– Ты, наверно, не в себе, чувак. У тебя крутая работа надо, большой «бюйк» и прочее говно. В-во! Кондицанер, разноцветый чиливизар…
– У меня очень приятное занятие, – ледяным тоном ответил Игнациус. – Работа на свежем воздухе, никакого надсмотра. Единственное напряжение – на ноги.
– Ежли б я в колеж ходил, так не таскал бы за собой мясную телегу, не толкал бы народам дрянь с говном всякое.
– Я вас умоляю! Райские продукты обладают высочайшим качеством. – Игнациус для острастки погромыхал абордажной саблей о бордюр. – Ни один из наемных служащих вашего сомнительного заведения не вправе критиковать род занятий другого человека.
– Лять, ты чё думашь, мне что ли «Ночью тех» нравится? Ууу-иии. Я другова хочу. Хорошее место чтобы, по найму себе пристроить, заплаты чтоб на житье хватало.
– Я так и подозревал, – рассердился Игнациус. – Иными словами, вы желаете тотально обуржуазиться. Вам всем промыли мозги. Воображаю, что вам бы хотелось добиться успеха или чего-то столь же гнусного.
– Й-их, во теперь ты меня поал. В-во!
– В действительности я сейчас не располагаю временем для обсуждения ваших ошибочных субъективных оценок. Тем не менее мне от вас потребуется кое-какая информация. Нет ли, случайно, в этом притоне женщины, склонной к чтению?
– Ага. Она мне все время подсовыват чёнть почитать, гаврит, чтоб я себя совершенствал. Очень порядычная такая.
– О, мой бог! – Изжелта-небесные зенки вспыхнули огнем. – Могу ли я как-либо познакомиться с этим образцом порядочности?
Джоунз спросил себя, чё тут за дела такие, но ответил учтиво:
– В-во! Хочшь ее увидать, так заходи как-нить вечером, она как раз с любимцей трынцует.
– Боже мой. Только не говорите мне, что она и есть эта самая Шмарлетт О’Хара.
– Ну. Она и есть. Харля Во-Харя самая.
– Боэций плюс домашний любимец, – пробормотал себе под нос Игнациус. – Какое открытие.
– Она сизон раскроет через пару-трешку дён, чувак. Подволакивай суда задницу. У нее самый смачный скриптакыль тут, что я тока видал. В-во!
– Могу себе представить, – с уважением произнес Игнациус. Некая блистательная сатира на декадентский Старый Юг, разыгрываемая перед ничего не подозревающими свиньями-завсегдатаями «Ночи утех». Несчастная Шмарлетт. – Скажите же мне. Что именно за домашний любимец у нее?
– Й-их! Этова я тебе не могу сказать, чувак. Сам позексаешь. Скриптакыль – это большой серприз. Харле там тож есть чё сказать. Тут те не просто стриптыз. Харля базарить будет.
Боже всемогущий. Некий язвительный комментарий, коего никто из ее публики не в силах будет постичь до конца. Он обязан увидеть эту Шмарлетт. Они должны поговорить и понять друг друга.
– Я бы еще вот что хотел узнать, сэр, – сказал Игнациус. – А нацистская владелица этой клоаки присутствует здесь каждый вечер?
– Кто эт? Мисс Ли? Не-ет. – Джоунз сам себе ухмыльнулся. Саботаж работал как по маслу. Жирной мамке уже не терпится завалиться в «Ночью тех». – Она гаврит, Харля Во-Харя само свершенство – так здорово тебе трынцует, что приходить суда по вечерам назирать совсем не надо. Гаврит, када Харля сизон откроет, так она уже каленкулы рванет в Колыфорнию. В-во!
– Какая удача, – слюняво залепетал Игнациус. – Что ж, тогда я приду сюда посмотреть представление мисс О’Хары. Можете тайно зарезервировать для меня столик у самой эстрады. Я должен видеть и слышать все, что она делает.
– Ууу-иии. Доброжалывать, чувак. Тащи свою задницу суда через пару дней. Тебя тут первокласс обслужат.
– Джоунз, ты что там, лясы точишь с этим субъектом? – В дверях показалась Лана.
– Не беспокойтесь, – сообщил ей Игнациус. – Я ухожу. Ваш прихвостень вселил в меня невыразимый ужас. Я никогда больше не совершу подобной ошибки и даже не пройду мимо вашего свинарника порока.
– Это хорошо, – ответила Лана и захлопнула дверь.
Игнациус заговорщицки осклабился Джоунзу.
– Эй, слуш, – сказал Джоунз. – Пока не ушел, скажи-ка мне кой-чё. Как ты думаш, чё надо черному публику, чтоб не бомжить и чтоб заплата ниже минималой не была?
– Прошу вас. – Игнациус пошаркал ногами под халатом в поисках бордюра, чтобы опереться и встать. – Вы даже представить себе не можете, насколько вы запутались. Ваши субъективные оценки совершенно неверны. Как только вы достигнете вершины, или к чему вы там еще стремитесь, у вас непременно случится нервный срыв или даже хуже. Вам знакомы негры с язвой желудка? Разумеется, нет. Живите в какой-нибудь лачуге и радуйтесь. Благодарите Фортуну, что у вас нет белой родительницы, которая вас травит. Читайте Боэция.
– Ко-во? Чё читать?
– Боэций продемонстрирует вам, что все ваши стремления в конечном итоге лишены смысла, что мы должны научиться принимать все как есть. Спросите о Боэции у мисс О’Хара.
– Слуш. Вот как те понравицца бомжывать полжисти?
– Изумительно. В более счастливые времена я и сам был бродягой. Если б только я оказался на вашем месте, я бы из комнаты вообще выходил лишь раз в месяц, чтобы только нашарить в почтовом ящике чек вспомоществования. Осознайте же, насколько вам повезло.
Жирная мамка – взаправду придурок. Бедным публикам в «Штане Лёвы» сильно повезло, что не оказались после такого в Анголе.
– Ладна, заруливай через пару дён. – Джоунз выдул струю дыма прямо в кольцо серьги. – Харля все дела покажыт.
– Я прибуду под колокольный звон, – ответил счастливый Игнациус. Как Мирна заскрежещет зубами.
– В-во! – Джоунз обошел тележку, остановился перед бампером сосиски и вгляделся в листок из блокнота «Великий Вождь». – Похоже, с тобой кто-то шутки мастрячит.
– Это всего-навсего рекламный трюк.
– Ууу-иии. Тада те лучше ево ищо раз глянуть.
Игнациус добрел до бушприта своего судна и обнаружил, что беспризорник украсил надпись «ДВЕНАДЦАТЬ ДЮЙМОВ (12˝) РАЯ» целым ассортиментом гениталий.
– О, мой бог! – Игнациус сорвал листок, покрытый наскальной живописью шариковой ручки. – И вот с этим я ездил?
– Я буду под дверями тут тебя высматривать, – сказал Джоунз. – Й-их!
Игнациус помахал ему счастливой лапой и заковылял прочь. Наконец у него появился повод зарабатывать деньги. Шмарлетт О’Хара. Он нацелил оголенный нос тележки в сторону дебаркадера переправы в Алжир, где днем собирались портовые грузчики. Зазывая и завлекая, он направил сосиску прямо в толпу мужчин и преуспел в продаже всех «горячих собак», любезно и обильно сдабривая продаваемый товар кетчупом и горчицей с энергией юного пожарника у ручной помпы.
Какой блистательный день. Намеки Фортуны более чем многообещающи. Пораженный до глубины души мистер Клайд удостоился от киоскера Райлли жизнерадостного приветствия и десятидолларовой выручки, а сам Игнациус, ощупывая карманы халата, набитые купюрами, полученными от беспризорника и магната франкфуртеров, взметнулся в вагон трамвая с легким сердцем.
Войдя в дом, он обнаружил, что мать тихонько разговаривает по телефону.
– Я тут подумала, чего ты мне сказала, – шептала миссис Райлли в трубку. – Может, это и не такая уж плохая мысля, в конце концов, голуба. Ты же ж понимаешь, о чем я?
– Чево б плохая, – рокотала в ответ Санта. – Эти ж люди в Благодаритэльной дадут твому Игнациусу чуток отдохнуть. Клоду ж не захотца, чтоб он перед носом маячил, дэушка.
– Так я ему нравлюсь, а?
– Нрависся? Он сёдни утром звонит и спрашиват, не собираесся ли ты, мол, когда-нить еще замуж выходить. Хосподя-а. Я грю: «Ну, Клод, вот сами и спроˊсите». Ф-фу-у. Он же ж у тебя такой ухажэр, как я ни в жись не видала. Беньдяшка совсем отчаялся уже от одиночисва.
– Он, конечно, очень внимательный, – выдохнула мисс Райлли в трубку. – Только я иногда так невричаю, когда он про комунястов начинает.
– Что, во имя всего святого, вы тут мелете, мамаша? – загрохотал из прихожей Игнациус.
– Хспти, – сказала Санта. – Никак Игнациус пришел.
– Шшш, – прошипела миссис Райлли в телефон.
– Ну, так послуш суда, малыша. Как тока Клод женицца, он и думать забуйт про этих камуняков. У него ж мозги щас ничем не заняты, все оттуда. Дай ему любви нэмножко, и вся недолга.
– Санта!
– Господи боже мой, – поперхнулся от негодования Игнациус. – Вы снова разговариваете с этой проституткой Баттальей?
– Закрой рот, мальчик.
– Ты б лучше этому свому Игнациусу по голове настучала, – посоветовала Санта.
– Ох, если б мне только сил на это хватило, – ответила миссис Райлли.
– Ой, Ирэна, чуть не забыла же. Анджело сёдни утром заходил, кофы выпить. Так я его едва признала. Видела б ты его в этом шерсином косюме. Чисто лошадь миссис Астор[76]. Бэдненький Анджело. Уж так старается, так старается. Теперь по разным барам ходить будет, грит, по пэрвоклассам. Скорей бы уж он какого-нить субчика привлек.
– Нет, ну какой ужас, – печально отозвалась миссис Райлли. – А что ж он делать будет, если его из сил выгонят? Ему ж троих детишек кормить надо.
– В «Райских Киоскерах» для людей с инициативой и хорошим вкусом открыты весьма перспективные возможности, – сказал Игнациус.
– Слушай-слушай этого самашетшево, – сказала Санта. – Ай, Ирэна. Позвони-ка ты лучше в Благодаритэльную, голуба.
– Давай же ж ему еще один шанец дадим. Может, куш какой сорвет.
– Я ващще не понимаю, чиво я тут врэмя с тобой трачу, разговоры грю, – хрипло вздохнула Санта. – Значть, сёдни около сэми? Клод грил, тоже суда придет. Заежжай за нами, съездим на озеро прокатимся, крабов как следыват поедим. Ф-фу-у! Как же ж вам, детки, повезло, что я с вами тут нянькаюсь. Вам же ж просто нянька нужна, особливо када Клод тут отирается.